– Что за чушь! – не на шутку возмутился Монсел. Спархок вздохнул.

– Ради теологического спокойствия вашей светлости назовем это явление галлюцинацией – массовой иллюзией, сотворенной искусным шарлатаном или же переодетым соучастником, который загадочным образом появляется и исчезает. Как бы то ни было, если то, что происходит здесь, напоминает происходящее в Ламорканде, ваши соотечественники абсолютно убеждены, что Айячин воскрес из мертвых. Сабр, вероятно, произносит какую-нибудь речь – набор бессвязных банальностей, – а затем во вспышке света и грохоте грома появляется видение и подтверждает все его слова. Это, конечно, только догадка, но, скорее всего, она недалека от истины.

– Значит, это искусное мошенничество?

– Если вам предпочтительнее так думать, ваша светлость.

– Но ведь ты так не думаешь, Спархок?

– Я приучен к тому, чтобы не отвергать невозможное, ваша светлость. Да и не в том дело, реально ли явление Айячина, или это только хитрый трюк. Важно, что думают люди, а я уверен, что они искренне считают, что Айячин воскрес и что Сабр – его глашатай. Вот что делает Сабра таким опасным. С призраком Айячина он способен убедить людей в чем угодно. Вот почему мне необходимо разузнать о нем все, что только возможно. Тогда я знал бы его намерения и сумел бы помешать ему.

– Пожалуй, я поступлю так, будто верю тебе, Спархок, – обеспокоенно проговорил Монсел, – хотя в глубине души я уверен, что ты нуждаешься в духовной помощи. – Лицо его посерьезнело. – Мы знаем, кто такой Сабр, – сказал он наконец. – Нам известно это уже год с лишним. Вначале мы думали то же, что и ты, – что Сабр всего лишь беспокойный фанатик со склонностью к мелодраме. Мы полагали, что тамульцы сами с ним управятся, а потому не считали нужным вмешиваться. Впрочем, в последнее время я немного изменил свое мнение. Если вы оба поклянетесь никому, кроме духовных лиц, не открывать того, что я скажу, – вы узнаете, кто такой Сабр. Вы согласны с этим условием?

– Да, ваша светлость, – сказал Эмбан.

– А ты, Спархок?

– Разумеется.

– Что ж, отлично. Сабр – молодой шурин одного мелкого дворянчика, владеющего землями в нескольких лигах к востоку от Эсоса.

В мыслях Спархока все, доселе виденное и слышанное, с громким лязгом легло на свои места.

– Имя дворянчика – барон Котэк, тупой и ленивый осел, – продолжал Монсел. – И ты был совершенно прав, Спархок. Сабр – незрелый юнец со склонностью к мелодраме, и зовут его Элрон.

– Это невозможно! – воскликнул Спархок. Монсел был захвачен врасплох этой внезапной вспышкой.

– Но у нас имеется больше, чем простое свидетельство, сэр Спархок. Крепостной, который сообщил об этом, знает его с детства. Ты, кажется, знаком с Элроном?

– Мы укрывались от бури в замке барона Котэка, – пояснил Эмбан. – Знаешь, Спархок, Элрон вполне может быть Сабром. У него самый подходящий склад ума. Почему ты так уверен, что это не он?

– Он… он не смог бы так быстро нагнать нас, – запинаясь, проговорил Спархок.

Монсел недоуменно глянул на них.

– Мы видели Сабра в лесу по пути сюда, – сказал Эмбан. – Это было зрелище, которого вполне можно было от него ожидать – человек в маске, весь в черном, верхом на черном коне, силуэт на фоне закатного неба – словом, я в жизни не видывал ничего глупее. Но, Спархок, мы не так уж быстро ехали. Элрон вполне мог нас нагнать.

Спархок не мог объяснить им, что на самом деле они ехали даже слишком быстро для того, чтобы кто-то мог их догнать, – тогда пришлось бы говорить об Афраэли и ее играх со временем. Он прикусил язык.

– Я просто удивился, вот и все, – солгал он. – В тот вечер в замке барона мы со Стрейдженом разговаривали с Элроном. Мне трудно поверить, что он мог бы раздувать недовольство среди крепостных. Он относится к ним с глубочайшим презрением.

– Быть может, это поза? – предположил Монсел. – Попытка скрыть истинные чувства?

– Не думаю, ваша светлость, что он на это способен. У него что на уме, то на языке – вряд ли ему доступна подобная хитрость.

– Не суди слишком поспешно, Спархок, – предостерег Эмбан. – Если в дело замешана магия, вряд ли может иметь значение, какой человек сам Сабр. Разве нет способа с помощью чар управлять его поведением?

– Есть, – признал Спархок, – и даже не один.

– Я немного удивлен, что ты сам не подумал об этом. Ты ведь искушен в магии. Личные взгляды и пристрастия Элрона не играют здесь никакой роли. Когда он изображает Сабра, говорит не он, а тот, кто стоит за ним – наш истинный противник.

– Мне бы следовало самому подумать об этом. – Спархок был зол на себя за то, что упустил из виду такое очевидное объяснение – и не менее очевидную причину того, что Элрон сумел нагнать их. Другой бог наверняка мог сжимать пространство и время с той же легкостью, что и Афраэль.

– Собственно, насколько широко распространено это презрение к крепостным, ваша светлость? – обратился он к Монселу.

– К несчастью, принц Спархок, почти повсеместно, – вздохнул Монсел. – Крепостные неграмотны и суеверны, но они далеко не так глупы, какими полагает их дворянство. В докладах, которые я получил, говорится, что Сабр, действуя среди дворян, чернит в их глазах крепостных не меньше, чем тамульцев. «Лентяи» – самое мягкое слово из тех, которые он при этом употребляет. Он уже наполовину преуспел в убеждении дворян, что крепостные заключили союз с тамульцами в некоем мрачном и повсеместном заговоре, конечная цель которого – освобождение крепостных и передел земель. Понятно, какие чувства вызывают у дворян такие речи. Вначале в них возбудили ненависть к тамульцам, затем уверили, что их же крепостные в союзе с тамульцами и что этот союз грозит их владениям и титулам. Они не смеют прямо выступить против тамульцев, опасаясь атанов, а потому вымещают всю свою ненависть на крепостных. Было уже немало случаев беспричинно жестокого обращения с людьми, которые после своей смерти должны бы единым строем отправиться на небеса. Церковь делает все, что в ее силах, но много ли мы можем сделать, пытаясь сдержать дворян?

– Вам не помешало бы иметь рыцарей церкви, ваша светлость, – мрачно проговорил Спархок. – Мы всегда отменно справлялись с наведением порядка. Если вырвать у дворянина кнут и тем же кнутом от души пару раз вытянуть его по спине, он очень скоро узрит свет истины.

– Хотел бы я, чтобы у астелийской церкви были свои рыцари, – вздохнул Монсел. – К несчастью…

Знакомый холодок – и то же самое темное пятно, назойливо маячащее на краю зрения. Монсел осекся и завертел головой, пытаясь разглядеть то, что увидеть было невозможно.

– Что та… – начал он.

– Посещение, ваша светлость, – напряженным голосом пояснил Эмбан. – Не сверните себе шею, разглядывая нашего гостя. – Он слегка повысил голос. – Как я рад снова увидеть тебя, дружище! Мы уж думали, что ты совсем забыл о нас. Тебе что-нибудь нужно? Или просто соскучился по нашему обществу? Мы, конечно, весьма польщены, но сейчас, видишь ли, мы немного заняты. Почему бы тебе не пойти поиграть? Поболтаем как-нибудь в другой раз.

Холодок вдруг резко сменился обжигающим жаром, и темное пятно налилось чернотой.

– Эмбан, ты спятил? – только и сумел выдавить Спархок.

– Не думаю, – ответил толстяк патриарх. – Твой мелькающий приятель – или приятели – раздражает меня, только и всего.

Тень исчезла, и воздух в комнате стал прежним.

– Что все это значит? – вопросил Монсел.

– Патриарх Укеры только что оскорбил бога, а быть может, и нескольких богов, – ответил Спархок сквозь стиснутые зубы. – На какое-то мгновение все мы были на грани гибели. Пожалуйста, Эмбан, больше так не делай – во всяком случае, пока не посоветуешься со мной. – Он вдруг рассмеялся с некоторым смущением. – Теперь я понимаю, что время от времени испытывала Сефрения. Нужно будет извиниться перед ней при следующей встрече.

Эмбан довольно ухмылялся.

– Я, кажется, немного вывел их из себя?