\\457// что рожден от Бога (1 Ин 3, 9), и еще: мы знаем, что всякий, рожденный от Бога, не грешит; но рожденный от Бога хранит себя, и лукавый не прикасается к нему (1 Ин 5, 18). Это, впрочем, нужно понимать не о всяком роде грехов, а только о грехах смертных. Кто не хочет удерживать и очищать себя от них, о том и молиться не следует, как говорит апостол же Иоанн: если кто видит брата своего согрешающего грехом не к смерти, то пусть молится, и Бог даст ему жизнь, то есть согрешающему грехом не к смерти. Есть грех к смерти: не о том говорю, чтобы он молился (1 Ин 5, 16). А от тех грехов, которые называются грехами не к смерти, не могут быть свободны и самые верные рабы Христовы, с каким бы вниманием ни охраняли себя от них. Ибо говорится: если говорим, что не имеем греха, обманываем самих себя (1 Ин 1, 8), и еще: если говорим, что мы не согрешили, то представляем Его лживым, и слова Его нет в нас (1 Ин 1, 10). Поистине, невозможно и самым святым не впасть в те малые прегрешения, которые бывают в слове, в мысли, в желании, по неведению, по забвению, по какой–нибудь крайности, по нечаянному случаю. Хотя они отличны от того греха, который называется грехом к смерти, однако не могут быть безвинны и безукоризненны; итак, если кто, как мы выше сказали, приобретет любовь к добру и сделается подражателем Богу, тот, облекшись в милосердие и долготерпение Господне (Кол 3, 12), будет молиться и за своих гонителей, взывая подобно своему Господу: Отче! прости им, ибо не знают, что делают (Лк 23, 34). Очевидный же признак души, не очищенной еще от скверн пороков, состоит в том, когда не имеющий чувства сожаления к чужим проступкам произносит на них строгий суд. Ибо как может обладать совершенством сердца такой человек, который не имеет того, что, по словам апостола, составляет исполнение закона? Носите бремена друг друга, говорит он, и таким образом исполните закон Христов (Гал 6, 2). Он не имеет и той добродетели любви, которая не превозносится, не раздражается, не

\\458// мыслит зла, которая все покрывает, все переносит, всему верит (1 Кор 13, 4, 5, 7). Ибо праведник печется и о жизни скота своего; сердце же нечестивых жестоко (Притч 12, 10). Следовательно, если монах с беспощадной, бесчеловечной строгостью осуждает другого, то это верный знак, что он сам предан тем же порокам. Кто затыкает ухо свое от вопля бедного, тот и сам будет вопить, — и не будет услышан (Притч21, 13)

Герман. Подлинно, сильна и возвышенна беседа твой о совершенной любви к Богу; но смущает нас то, что ты столько восхвалив эту добродетель, страх Божий и на–дежду вечного воздаяния признал несовершенными, между тем как пророк, кажется, судит о них иначе, когда говорит: бойтесь Господа, (все) святые Его, ибо нет скудости у боящихся Его (Пс 33, 10); и в другом месте он ясно открывает, что к сохранению оправданий Господних побуждала его мысль о воздаянии. Приклонил, говорит он, сердце мое к исполнению уставов Твоих навек, до конца (Пс 118, 112). Апостол также говорит: верою Моисей, придя в возраст, отказался называться сыном дочери фараоновой, и лучше захотел страдать с народом Божиим, нежели иметь временное греховное наслаждение, и поношение Христово почел большим для себя богатством, нежели Египетские сокровища; ибо он взирал на воздаяние (Евр 11, 23—26). Следовательно, как можно счесть эти добродетели несовершенными, когда св. Давид хвалится тем, что он творил оправдания Господни, имея в виду воздаяние, и когда говорится, что Законодатель, взирая на будущие награды, пренебрег достоинством царского сына и тягчайшее страдание предпочел египетским сокровищам.

\\459//

Херемон. Божественное Писание побуждает свободную волю нашу стремиться к различным степеням совершенства, смотря по состоянию и мере духовных способностей каждого. Оно не могло предложить одинакового для всех венца совершенства, потому что не у всех одинаковы силы к достижению его или не все имеют одинаковое расположение и стремление к тому; потому слово Божие и назначило различные степени и различные меры в самих совершенствах. Это ясно показывает различие евангельских блаженств. Ибо, хотя блаженными называются и те, коим принадлежит Царство Небесное, блаженны и те, которые наследуют землю, блаженны и те, которые утешатся, блаженны и те, которые насытятся; однако, думаем, большое различие между обитанием в Царстве Небесном и наследованием земли, какая бы она ни была, между восприятием утешения и полным насыщением правдою; также большое различие между теми, которые получат помилование, и теми, которые удостоятся наслаждаться славным видением Бога. Ибо иная слава солнца, иная слава луны, иная звезд; и звезда от звезды разнится в славе. Так и при воскресении мертвых (1 Кор 15, 41, 42). Когда же таким образом Божественное Писание хвалит боящихся Бога и обещает им полное блаженство, говоря: блажен всякий, боящийся Господа (Пс 127, 1), а в другом месте говорит: в любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх, потому что в страхе есть мучение. Боящийся несовершен в любви (1 Ин 4, 18); также, когда служение Богу почитает делом достославным, говоря: служите Господу со страхом (Пс 2, 11); мало того, что Ты будешь рабом Моим (Ис 49, 6); блажен тот раб, которого господин его, придя, найдет поступающим так (Мф 24, 46), и, однако, Сам Господь говорит к апостолам: Я уже не называю вас рабами, ибо

\\460// раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего (Ин 15, 15), и выше: вы друзья Мои, если исполняете то, что Я заповедую вам (Там же, 14), то из этого можете видеть, что степени совершенства различны, и что Господь побуждает нас восходить со степеней высоких к более высшим. Если кто, сделавшись, например, блаженным и совершенным в страхе Божией, приходит, как говорит Св. Писание, от силы в силу (Пс 83, 8) и от совершенства к новому совершенству, т. е. перейдет от страха к надежде, восходя с бодростью духа, то таковой призывается к новому, блаженнейшему состоянию, которое есть любовь; он поступит в число друзей и чад Божиих, когда сделается рабом верным и мудрым (Мф 24, 45). В этом–то смысле нужно понимать и наши слова. Мы не говорим, что мысль о вечном наказании или обещанном святым блаженнейшем воздаянии ни к чему не служит; напротив, такие мысли полезны, поскольку приводят руководствующихся ими к началу блаженства. Но что касается любви, то она, будучи преисполнена большим дерзновением и непрестанной радостью, возводит преданных ей со степени рабского страха и наемнической надежды на степень сыновней любви к Богу и из совершенных делает их некоторым образом более совершенными. Ибо в доме Отца Моего, говорит Спаситель, обителей много (Ин 14, 2). И хотя все светила видятся на небе, но между светлостью солнца и луны, также денницы и прочих звезд различие большое (1 Кор 15, 41), так и по отношению к любви апостол, предпочитая ее не только страху и надежде, но и всем великим и чрезвычайным дарованиям, показал, что она превосходит все прочие добродетели. Именно, по исчислении всех духовных дарований, желая описать свойства этой добродетели, он говорит: я покажу вам путь еще превосходнейший. Если я говорю языками человеческими и ангельскими… Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю

\\461// веру, так что могу и горы переставлять… И если раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы (1 Кор 12, 31; 13, 1—3). Итак, видите, что нельзя найти ничего драгоценнее, ничего совершеннее, ничего выше и ничего, так сказать, долговечнее любви. Ибо любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится (1 Кор 13, 8); без нее не только все превосходнейшие роды дарований, но и слава самого мученичества ничто.