\\421// Потому мы не должны прекращать начатое совершение наших молитв, хотя они и не скоро бывают услышаны[95], чтобы по распоряжению Божию как–нибудь не продлился путь для услышания нас, или чтобы ангел, переносящий к нам благодеяние Божие[96], выйдя от лица Всемогущего, по сопротивлению дьявола не замедлился[97], а он, верно, не сможет принести пересылаемого дара, если найдет, что мы прекратили молитву. Это, без сомнения, могло бы приключиться и с вышесказанным пророком, если бы он с особенной силою не продолжил своих молитв до двадцать первого дня. Итак, от твердости этой веры мы не должны уклоняться и впадать в отчаяние, когда не видим исполнения нашей молитвы, не должны сомневаться касательно обещания Господа, Который говорит: все, чего ни попросите в молитве с верою, получите (Мф 21, 22). Здесь кстати изложить учение блаженного Иоанна, евангелиста, в котором ясно разрешается сомнение этого вопроса: вот какое дерзновение мы имеем к

\\422// Нему, говорит он, что, когда просим чего по воле Его, Он слушает нас (1 Ин 5, 14). Следовательно, он повелел иметь полную и несомненную надежду на услышание только касательно того, что согласно не с нашими выгодами, временными утешениями, а с волею Божией. Это и в молитве Господней велено нам говорить: да будет воля Твоя (Мф 6, 10), а не наша. Если вспомним и слова апостола: мы не знаем, о чем молиться, как должно (Рим 8, 26), то поймем, что мы иногда просим противного нашему спасению, и потому Бог, правильнее, истиннее нас знающий нашу пользу, справедливо отказывает нам в том, чего просим. Без сомнения, это же случилось и с учителем язычников, когда он просил, чтобы от него удален был ангел сатаны, который, по воле Божией, с пользою был приставлен к нему для смирения: трижды молил я Господа о том, чтобы удалил его (искусителя) от меня. Но Господь сказал мне: довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи (2 Кор 12, 8, 9). В этом же смысле Господь, молясь от лица воспринятого человечества, чтобы Своим примером преподать нам образец молитвы, как и прочего поведения, так выразился в молитве: Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия; впрочем не как Я хочу, но как Ты (Мф 26, 39), тогда как воля Его не разнилась с волею Отца. Ибо Он пришел спасти погибшее и дать душу Свою в искупление за многих, о чем Сам говорит: никто не отнимет ее у Меня, но Я сам отдаю ее. Имею власть отдать ее и власть имею опять принять ее (Ин 10, 18, 11). От лица Его касательно единства воли Его с волею Бога Отца блаженный Давид говорит: Я желаю исполнить волю Твою, Боже мой (Пс 39, 9). О Боге Отце мы так читаем: так возлюбил Бог мир, что отдал Сына Своего Единородного (Ин 3, 16). А о Сыне Божием говорится, что Он предал Себя за грехи наши (Гал 2, 20). Как об Отце говорится: Тот, Который Сына Своего не пощадил, но предал Его за всех нас (Рим 8, 32), так и о Сыне говорится, что Он принесен был, потому что Сам захотел (Ис 53). Таким образом, воля Отца и Сына одна во всем бывает, так что в

\\423// самой тайне воскресения Господа действие было обоюдно согласное. Ибо как воскресение тела Его блаженным апостолом приписывается Богу Отцу (Гал 1, 1), так и о Сыне свидетельствуется, что Он воздвигнул храм тела Своего (Ин 2, 19). Итак, из сказанных примеров Господа научившись, мы должны также все прошения свои заключать подобными словами: впрочем, не как Я хочу, но как Ты (Мф 26, 39). Известно, что кто молится не с внимательным расположением, тот не может соблюдать и троекратную молитву, совершаемую обычно в собраниях братьев при окончании богослужения[98].

Прежде всего нам необходимо прилежно исполнять евангельскую заповедь, чтобы, войдя в свою келью и затворив двери, мы молились Отцу нашему. Это мы исполняем таким образом: внутри своей кельи молимся, когда, сердце свое отвлекая совершенно от смятения всех помыслов или забот, мы приносим свои молитвы Господу некоторым тайным образом и с дерзновением. При запертых дверях молимся, когда с закрытыми устами, молча молимся испытующему не слова, а сердца. В сокровенном месте молимся, когда только сердцем и внимательным умом приносим свои прошения одному Богу, так что и самые противные власти не могут узнать род нашего прошения. Для этого нужно молиться с совершенным безмолвием, чтобы нам своим шепотом или возгласами не только не развлекать стоящих впереди братьев и не возмутить чувства молящихся, но чтобы и от самих врагов

\\424// наших, строящих наветы нам, особенно во время молитвы, укрылось усердие нашего прошения. Таким образом мы исполним и эту заповедь: от лежащей на лоне твоем стереги двери уст твоих (Мих 7, 5).

Для этого часто, но кратко нужно молиться[99], чтобы при продолжительной молитве враг–наветник не мог всевать что–нибудь в наше сердце. Это есть истинная жертва, потому что жертва Богу — дух сокрушенный (Пс 50, 19). Это — спасительное приношение, чистое возлияние, жертва правды, жертва хвалы (Пс 49, 14), истинная и тучная жертва, это — мозговое всесожжение (Пс 65, 15), которое приносится сокрушенным и смиренным сердцем; и принося их по тому правилу и с тем усердием духа, о которых сказано, мы можем деятельной добродетелью воспевать: да направится молитва моя, как фимиам, пред лицо Твое, воздеяние рук моих — как жертва вечерняя (Пс 140, 2). Ночное время особенно располагает нас совершать это с благопристойным благоговением. Хотя по мере нашего убожества мы, кажется, много говорили, и долго продлилась беседа, однако по возвышенности и трудности предмета рассуждение это считаем очень кратким. Этими святыми речами больше изумленные, нежели удовольствованные, после окончания вечерней службы мы немного подкрепили себя сном, а при первом признаке рассвета опять намерены были обратиться с просьбою о дальнейшем рассуждении.

\\425//

Между высокими постановлениями отшельников, изложенными при помощи Божией, хотя и не искусным пером, порядок повествования заставляет кое–что вставить, присовокупить, хотя это и кажется родимым пятном, положенным на красивое тело. Впрочем, я не сомневаюсь, что этим будет доставлено всем простецам немалое вразумление касательно образа Всемогущего Бога, о котором читается в книге Бытия, особенно когда это касается такого важного догмата, так что незнание его без большого богохульства и ущерба для кафолической веры не может оставаться.

В египетской стране, по древнему преданию, соблюдается такой обычай, что после дня Богоявления (под которым священники той области понимают Крещение Господне и Рождество по плоти, и потому торжество того и другого таинства празднуют не в два дня, как в западных областях, а в один день), александрийский первосвященник рассылал послания по всем церквам Египта, в которых назначал начало Четыредесятницы и день Пасхи не только по всем городам, но и по всем монастырям. Итак, по этому обычаю, немного дней спустя после предыдущей беседы с аввою Исааком, пришли «праздничные послания епископа вышесказанного города, Феофила, в

\\426// которых с назначением дня Пасхи он поместил длинное рассуждение против нелепой ереси антропоморфистов и опроверг ее обильной речью. Это почти всеми монахами, обитавшими по всему Египту, по ошибке от простоты было принято с таким огорчением, что большая часть старцев всего братства определила отвращаться упомянутого епископа, как зараженного весьма важной ересью, а именно, казалось противным Св. Писанию — отвергать, что Всемогущий Бог имеет образ подобный человеческому, поскольку ясно свидетельствуется, что Адам сотворен по образу Его! Наконец и теми, которые обитали в скитской пустыне и которые совершенством и познаниями превосходили всех, живших в египетских монастырях, это послание было отвергнуто, так что кроме аввы Пафнутия, пресвитера нашего общества, никто из прочих пресвитеров, бывших в той же пустыне настоятелями над другими тремя церквами, вовсе не позволял ни читать, ни объявлять на своих собраниях.