\\436// что возбуждения похоти прекратились и жар в детородных членах моих охладел; чтобы родившаяся эта добродетель и благодать Божия дольше или постоянно пребывали во мне, с усердием говорю: поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне. Беспокоит ли меня страсть гнева, сребролюбия, печали и принуждает меня нарушать предпринятую и любезную для меня кротость, то, чтобы возмущением гнева не увлечься в желчную раздражительность, с глубоким стенанием взываю: поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне. Искушает ли меня уныние, тщеславие, гордость и дух мой обольщается тонким помыслом о нерадивости или холодности других; то, чтобы не возобладало мною это гибельное внушение врага, со всем сокрушением сердца молюсь: поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне. Благодать ли смирения и простоты, отвергнув гордость, приобрел я постоянным сокрушением духа; то, чтобы опять не наступила на меня нога гордости, рука грешника не изгнала меня (Пс 35, 12), и не потерпеть мне большего поражения от возношения своей победою, всеми силами мне необходимо восклицать: поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне. Возмущаюсь ли бесчисленными блужданиями души и непостоянством сердца, не могу ли удержать рассеяния помыслов и саму молитву свою не могу изливать без перерыва, без мечтаний, суетных образов, без воспоминания о словах и делах, и чувствую себя стесненным такой сухостью этой бесплодности, что не сознаю в себе никакого возникновения духовных чувств; то, чтобы мне освободиться от этой нечистоты души, от которой не могу избавиться многими стонами и воздыханиями, обязательно буду взывать: поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне. Чувствую ли, что посещением Святаго Духа я опять владею душою, достиг постоянства помыслов, бодрости сердца с неизреченной радостью и восхищением духа, полнота духовных чувств изобилует, при внезапном озарении Господа получил ли я откровение священней-\\437//ших понятий, прежде совсем скрытых от меня; то, чтобы мне удостоиться дольше пребывать в этом, заботливо и часто надо мне взывать: поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне. Тревожат ли меня ночными ужасами демоны, окружающие меня, беспокоят ли мечтаниями нечистые духи, даже надежда спасения и жизни исчезает от страшного трепета, то, прибегая к спасительной пристани этого стишка, всеми силами я буду взывать: поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне. Когда утешением Господа буду ободрен, воодушевленный Его пришествием, буду чувствовать, что как будто огражден бесчисленными тысячами ангелов, так что вдруг осмеливаюсь искать сраженья с теми, кого я прежде боялся больше смерти, и прикосновение которых, даже приближение я чувствовал с трепетом духа и тела; то, чтобы по благодати Божией дольше продлилась во мне такая стойкость, всеми силами мне надо взывать: поспеши, Боже, избавить меня, поспеши, Господи, на помощь мне. Итак, чтобы избавиться от несчастий, а в счастье сохраниться от превозношения, молитва этого стишка должна изливаться с неослабевающим постоянством. Размышление об этом стишке постоянно должно обращаться в твоей груди. Во всяком деле или служении, или в пути не переставай воспевать его, размышляй, о нем и во время сна, и во время обеда, и в последних потребностях природы. Это размышление сердца, сделавшись для тебя как бы спасительным образцом (formula), не только сохранит тебя невредимым от всякого нападения демонов, но и, освободив от всех пороков земной нечистоты, приведет тебя к невидимому, небесному созерцанию и сообщит неизреченную и немногими испытанную горячность молитвы. Засыпай с размышлением об этом стишке, пока через постоянное упражнение не привыкнешь воспевать его даже во сне. После пробуждения пусть он первый встречается тебе; во время бодрствования пусть он предваряет все помыслы; когда встаешь с постели, пусть он заставляет тебя преклонять колена, отсюда пусть ведет тебя на всякую работу и дело.

\\438// Пусть он сопровождает тебя во всякое время; ты будешь размышлять о нем, по заповеди Законодателя (Втор 6), сидя в доме, ходя по пути, засыпая и пробуждаясь; напишешь его на пороге и дверях уст твоих; поместишь его на стенах твоего дома и во внутренних покоях твоей груди, так чтобы в тебе звучало это возвышенное пение, когда кланяешься на молитве, когда поднимаешься и когда приступаешь ко всякому необходимому употреблению жизни, пусть будет эта готовая и постоянная молитва.

Эту формулу ум должен содержать непрестанно, пока, укрепившись непрерывным употреблением ее и постоянным размышлением, не отвергнет богатство и обширное имущество всех помыслов. Таким образом, стесненный нищетою этого стишка, с большей легкостью достигнет того евангельского блаженства, которое имеет первенство между другими блаженствами: Блаженны, сказано, нищие духом, ибо их есть Царство Небесное (Мф 5, 3). Таким образом, став отличным нищим, посредством такой нищеты он исполнит и это пророческое изречение: нищий и убогий да восхвалят имя Твое (Пс 73, 21). И точно, чья нищета может быть больше или святее, как не того, кто, сознавая, что он не имеет никакой помощи, никаких сил, ежедневно просит помощи от чужой щедрости и, полагая, что его жизнь и существо ежеминутно поддерживается помощью Божией, справедливо признает себя нищим Господним, с покорностью ежедневно взывает к Нему: я беден и нищ… Ты — помощь моя и избавитель мой, Боже мой! не замедли (Пс 39, 18). И таким образом восходя к многообразному знанию Бога при Его озарении, начинает потом насыщаться более возвышенными и сокровенными тайнами, согласно с тем, что говорится пророком: высокие горы — сернам; каменные утесы — убежище ежам

\\439// (в русском переводе — зайцам) (Пс 103, 18). Это — довольно близко к сказанной мысли; потому что всякий, пребывающий в простоте и невинности, никому не бывает вреден или неприятен, но, довольствуясь своей простотою, только желает предохранять себя от врагов, не стать их добычею; как бы сделавшись духовным ежом, он постоянно защищается покровом евангельского камня (Иисуса Христа) (1 Кор 10, 4; Пс 136, 9), т. е. будучи огражден памятью о страданиях Господа и постоянным размышлением о вышесказанном стишке, избавляется от наветов нападающего врага. Об этих духовных ежах и в книге Притчей говорится: ежи (в русском — горные мыши) — народ слабый — жилища свои сделали в скалах (Притч 30, 26). И точно, что слабее христианина? Что немощнее монаха[102], которому не только не предоставляется никакого мщения за обиды, но не позволено даже легкое молчаливое возмущение внутри? А всякий, преуспевающий в этом состоянии, не только приобретает простоту безвредности, но и, огражденный силою рассудительности, становится истребителем ядовитых змей, имея сокрушенного сатану под своими ногами, и по образу разумного оленя, быстротою духа восходит и пасется на пророческих и апостольских горах, т. е. возвышенных и превосходных тайнах их. Напитанный их пищею постоянной, воспринимая все чувствования псалмов, он начинает воспевать их не как составленные пророком, а как им самим сочиненные, как собственную молитву выражает их с глубоким сокрушением сердца, или, по крайней мере, считает их относящимися к нему и сознает, что изречения их не только исполнились через пророка или на пророке, но над ним ежедневно исполняются. Ибо тогда Божественные Писания для нас становятся яснее, как бы жилы и мозги их открываются, когда опытность наша не

\\440// только приобретает, но и предваряет понимание их, и смысл слов раскрывается нам не через изъяснение, а через дела. Ибо, воспринимая то же расположение сердца, с каким воспет или написан псалом, становясь как бы сочинителями его, мы больше предваряем понимание его, нежели последуем. Постигая сперва силу слов, нежели знание, размышляя о них, мы некоторым образом припоминаем, что в нас произошло или происходит ежедневно, что породило в нас нашу нерадивость, или приобрело усердие, или доставило божественное провидение, или обольстило внушение врага, или похитило легкое, тонкое забвение, или причинила человеческая слабость, или ввело в обман тупое незнание; воспевая псалмы, мы это вспоминаем. Ибо мы находим все эти выраженные в псалмах состояния. Поэтому, ясно рассматривая как в чистом зеркале все, что произошло с нами, более действенно познаем, и таким образом научившись у действий, мы не как услышанное, а как совершенное нами, осязательно понимаем, не как усвоенное памятью, а как впечатанное в саму природу вещей, порождаем из внутреннего расположения сердца, так что проницаем смысл их не по чтению, а по предшествующему опыту. И таким образом дух наш достигает той чистоты молитвы, о которой сказано в предыдущем собеседовании, и которая не только не занимается видением какого–либо образа, но и не развлекается никаким голосом, никаким произношением слов, при горячем напряжении ума, при неизреченном восторге сердца, с непобедимой живостью духа возносится; и эту молитвенную чистоту дух, ставши вне всех чувств и видимых вещей, изливает Богу неизъяснимыми стонами и воздыханиями.