Далее: хлеб наш epiousion т. е. насущный, или, по другому евангелисту, ежедневный дай нам на сей день. Первым словом означается существенное его достоинство, по которому он превышает все сущности и превосходит все твари высокой своей святостью, а вторым выражается естественное употребление его и польза. Ибо когда говорится: ежедневный, то этим показывается, что без него мы не можем ни одного дня продолжать духовной жизни; а когда говорится: на сей день, то этим показывается, что надо принимать его ежедневно, и что вчерашнее вкушение его недостаточно, если он подобным образом не будет и ныне преподан нам. Поскольку же нет дня, в который бы не нужно было укреплять сердце внутреннего нашего человека принятием и вкушением этого хлеба, то таковая ежедневная потребность должного заставляет нас во всякое время проливать о нем молитву. Впрочем слова: на сей день — можно принимать и в отношении к настоящей жизни, т. е. подавай нам хлеб сей, пока мы находимся в здешнем веке; ибо знаем, что и в будущей жизни он бу-\\411//дет подаваться Тобою тем, которые заслужили его, но мы просим даровать нам его еще на сей день; ибо кто не удостоится принять его в настоящей жизни, тот не сможет причаститься и в будущей.

И прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим. Невыразимо Божие милосердие! Оно не только дало нам образ молитвы, не только изложило нам правила нравственности, через исполнение которых мы можем угодить Богу, и не только исторгает сами корни гнева и уныния силою предписанного образа непрестанной молитвы; но даже подает молящимся средство к снисканию себе милости и любви в день откровения суда Божия и некоторым образом сообщает нам власть смягчить определение Судии нашего и как бы обязать Его к прощению наших согрешений примером собственного нашего прощения: прости нам, говорим Ему, как и мы прощаем. Итак, в надежде на эту молитву смело может просить отпущения грехов всякий, кто только отпустил своим должникам, но не должникам своего Господа. Ибо некоторые из нас (что всего хуже) бывают обычно милостивы и весьма снисходительны к тем поступкам, которые оскорбляют Бога, хотя бы они были великими преступлениями, и, напротив, являются жестокими и неумолимыми мстителями за собственные малейшие оскорбления. Поэтому кто от всего сердца не отпустит согрешающему против него брату, тот этой молитвою будет испрашивать себе не помилование, а осуждение, и сам собственным признанием призывает судить себя, говоря: прости мне, как и я простил. Ибо если эта молитва его будет услышана, то в соответствии с примером его что иное должно последовать, как не гнев неумолимый и непременное определение наказания. Итак, если мы хотим быть судимы милостиво, то и сами должны быть милостивы к тем,

\\412// которые против нас согрешили; ибо столько отпустится нам, сколько мы отпустим тем, которые причинили нам какой–либо вред своей злостью. Некоторые, страшась показать, что произнесением этих слов молитвы они больше обвиняют себя, нежели извиняют, молча пропускают их, когда весь народ поет эти слова в церкви. Но напрасно стараются употреблять эти хитрости перед Судией всех, Который захотел наперед показать своим подсудимым, как Он будет судить их, т. е. Он показал нам такой образ суда, по которому не хочет явиться строгим и неумолимым, но как мы хотим быть судимы Им, так должны судить и братьев наших, если они в чем–либо согрешат против нас: ибо суд без милости не оказавшему милости (Иак 2, 13).

Далее следует: и не введи нас в искушение. При этом рождается немаловажный вопрос. Если молимся о том, чтобы не подвергаться искушению, то как можем доказать твердость своей добродетели, которой требует Св. Писание? Кто не имел опытов, говорит оно, тот мало знает (Сир 34, 10). И еще: блажен человек, который переносит искушение (Иак 1, 12). Итак, слова молитвы: не введи нас в искушение, не то значат, что не позволь нам когда–либо искуситься, но не допусти нам быть побежденными в искушении. Искушаем был Иов, но не введен в искушение, ибо во всем этом не согрешил (Иов 1, 22) и не осквернил уст богохульством, к чему хотел привлечь его искуситель. Искушаем был Авраам, искушаем был Иосиф, но ни тот, ни другой не введен был в искушение, ибо ни один не исполнил воли искусителя. Наконец следует: но избавь нас от лукавого, т. е. не позволь искуситься от дьявола сверх нашей силы. Но при искушении даст и облегчение, так чтобы вы могли перенести (1 Кор 10, 13).

\\413//

Итак, видите, какой образ молитвы предложен нам от самого Судии, Которого мы должны умолять ею. Здесь нет прошения и даже воспоминания ни о богатстве, ни о почестях, ни о власти и силе, ни о телесном здоровье или временной жизни. Творец вечности не хочет, чтобы мы просили у Него чего–нибудь суетного, маловажного. Итак, тот нанесет величайшее оскорбление Его величеству и благости, кто, презрев эти вечно благие прошения, захочет умолять Его о чем–либо скоропреходящем и тленном; такой человек маловажностью прошений скорее навлечет на себя негодование Судии своего, нежели привлечет Его благоволение.

Хотя предложенная молитва, будучи изречена или постановлена самим Господом, по–видимому, заключает в себе всю полноту совершенства; впрочем, присных своих она направляет к тому, прежде сказанному нами, возвышеннейшему состоянию, к той пламенной и весьма немногими познанной и испытанной или, точнее сказать, неизреченной молитве, которая, превосходя всякое человеческое понятие, не может быть выражена ни звуками голоса, ни движениями уст и никаким сочетанием слов, но которую ум, озаренный блистанием небесного света, произносит не человеческой слабой речью, а от избытка чувств произвольно изливает из себя, как бы из некоего обильнейшего источника, и неизъяснимо воссылает к Господу. В это краткое время ум наш бывает исполнен таких ощущений, что и обратись в самого себя, не может ни изречь, ни обозреть их. Такое состояние также показал нам Господь в тех молитвах, которые Он, как пишется в Евангелии, возносил уединенно на горе

\\414// (Лк 5, 16) или в молчании, когда, находясь в подвиге молитвы, проливал даже капли крови (Лк 22, 44). Пример неподражаемый!

Кто же, обладая какою–нибудь опытностью, достаточно может объяснить различия, причины и происхождение сокрушений, от которых дух, воспламенившись и разгораясь, возбуждается к чистой и пламенной молитве? Немногие из этих причин, насколько можем теперь при просвещении Господа вспомнить, предложим для примера. Иногда стих какого–либо псалма подавал повод к пламенной молитве, иногда сладкозвучное пение брата возбуждало души бесчувственных к усердной молитве. Знаем, что внятность и важность поющего псалмы доставляла много горячности предстоящим, также увещевание совершенного мужа, духовное собеседование возбуждает в нерадивых расположение к обильнейшим молитвам. Знаем также, что мы не меньше были приводимы к полному сокрушению погибелью брата или приятеля какого–нибудь. Также воспоминание о нашей холодности и нерадивости иногда возбуждало в духе спасительную горячность. Таким образом, находим бесчисленные случаи, при которых благодать Божия может пробуждать души наши от равнодушия и сонливости[93].

\\415//

А каким образом или какими способами это сокрушение проявляется из сокровенности души, исследовать это составляет не меньшую трудность. Ибо часто плод спасительного сокрушения обнаруживается неизреченной радостью и бодростью духа, так что от чрезмерности неудержимой радости переходит в какой–то вопль, который доходит до кельи соседа при услаждении сердца и великом восхищении. А иногда дух погружается в такое молчание в глубокой тишине уединения, что исступление от внезапного озарения прекращает всякий звук голоса, и все чувства изумленный дух удерживает внутри или воздыхает и желания свои изливает к Богу неизъяснимыми стонами. А иногда он исполняется столь великим искушением и скорбью, что нельзя привести его в надлежащее состояние иначе, как излиянием слез.