\\188//

Мы должны благодарить Бога не только за то, что Он сотворил нас разумными, одарил властью свободной воли, даровал благодать крещения, сообщил знание закона и помощь, но и за то, что Он доставляет нам ежедневным промышлением Своим: освобождает нас от наветов врагов, содействует нам, чтобы мы могли победить плотские пороки, прикрывает нас без нашего ведома от опасностей, ограждает от грехопадения, помогает и просвещает нас, чтобы мы саму помощь могли понимать и познавать, тайно вдыхает сердечное сокрушение о нерадении и грехах наших, посещает нас спасительным вразумлением, иногда даже влечет нас к спасению, наконец, свободную волю нашу, которая более склоняется к порокам, направляет к лучшему делу и, посещая Своим наказанием, обращает на путь добродетелей.

Это есть собственно смирение по отношению к Богу[37], это есть искренняя вера древнейших отцов, которая у последователей их до сих пор продолжается неизменно. Об //

\\189// этой вере, несомненно, свидетельствуют апостольские силы (чудеса), которые часто совершались ими (святыми отцами) не только у нас, но и между неверными и маловерными. Они, содержа в простом сердце простую веру рыбаков, из очевидных знамений познали, что воспринимают веру не мирским духом посредством силлогизмов, диалектики и красноречия Туллия Цицерона, а опытом искренней жизни, чистой деятельностью и исправлением пороков, и в ней заключается сущность совершенства; а без нее невозможны ни благочестие по отношению к Богу, ни очищение пороков, ни исправление нравов, ни совершенствование добродетелей.

Я знал одного из числа братьев (о, если бы я не знал его, хотя после этого он допустил поставить себя в степень моего чина[38]), который весьма опытному старцу открылся, что он подвергается жестокому нападению от плотской страсти, так что сгорал желанием лучше согрешить против употребления природы, нежели переносить нестерпимое разжигание похоти. Тогда старец, как духовный и истинный врач, прозрев внутреннюю причину и начало этой болезни и тяжело вздохнув, сказал: Господь никак не допустил бы подвергнуться тебе такому нечистому духу, если бы ты в чем–нибудь не богохульствовал на Него.[39] После этого открытия брат тотчас упал к ногам //

\\190// его на землю, пораженный крайним удивлением, видя, что Бог открыл старцу тайны его сердца, сознался, что он в нечестивых мыслях имел хулу на Сына Божия. Отсюда ясно, что тот, кем обладает дух гордости или кто похулит Бога, как причиняющий обиду Тому, от Кого надо ожидать дара чистоты, лишается непорочности и не заслуживает святости целомудрия.

Нечто подобное читаем в книге Паралипоменон: Иоас, царь иудейский, первосвященником Иодаем был возведен в семь лет на царство и, по свидетельству Св. Писания, был похвален во всем, пока жил упомянутый первосвященник. А после смерти Иодая, превознесшись гордостью, он предан был бесчестному страданию: по смерти Иодая пришли князья Иудейские и поклонились царю[40]; тогда царь стал слушаться их. И оставили дом Господа Бога отцов своих, и стали служить деревам посвященным и идолам, — и был гнев Господень на Иуду и Иерусалим за сию вину их. И по истечении года выступило против него войско Сирийское, и вошли в Иудею и в Иерусалим, и истребили из народа всех князей народа, и всю добычу, взятую у них, отослали к царю в Дамаск. Хотя в небольшом числе людей приходило войско Сирийское, но Господь предал в руки их весьма многочисленную силу за то, что оставили Господа Бога отцов своих. И над Иоасом совершили они (бесчестный[41]) суд….. ушли от него, оставив его в тяжкой болезни (2 Пар 24, 17, 23–25). Видишь, как гор-//

\\191//дость заслужила, чтобы он был предан безвестным и нечистым страданиям! Ибо он, вознесшись гордостью, допустил поклоняться себе, как Богу, за то предается, по апостолу, постыдным мукам и превратному смыслу (Рим 1, 26, 28), чтобы он потерпел непристойное. И поскольку, по словам Св. Писания (Притч 16, 5), нечист перед Богом всякий высокомерный, то надменный сердцем предается постыдному страданию для посрамления, чтобы так униженный по осквернению плоти или по ощущению нечистой муки почувствовал, что он нечист, чего по возношению своего сердца не хотел чувствовать; чтобы постыдное смешение плоти обнаружило скрытную нечистоту его сердца, которую произвела гордость, и чтобы явное осквернение его тела показало, что он нечист, тогда как по надменности духа прежде не сознавал, что он сделался нечистым.

Вышесказанным ясно доказывается, что всякая душа, одержимая гордостью, предается умственным сириянам, т. е. духовным непотребствам, опутывается плотскими страстями, чтобы, по крайней мере, униженная плотскими пороками через плоть осознала себя нечистой и оскверненной, тогда как во время холодности духа не могла осознать, что через возношение сердца она сделалась нечистою перед взором Божиим[42]; чтобы таким образом униженный человек позаботился выйти из состояния холодности и, пристыженный бесчестьем плотских страстей, постарался возбуждать в себе горячую ревность к духовным подвигам. //

\\192//

Итак, очевидно, что никто не может достигнуть чистоты и конца совершенства иначе как истинным смирением, которое человек должен сначала оказывать братьям, также и Богу в сокровенности сердца, в полной уверенности, что без покровительства и помощи Его, оказываемой ежеминутно, он не может достигнуть совершенства, которого желает и к которому с усильем стремится.

До сих пор, насколько позволяла бедность нашего дарования, при помощи Божией довольно сказали мы о духовной гордости, которой, как сказано, искушаются все совершенные. Этот род гордости немногими познан и испытан, потому что немногие стараются приобрести совершенную чистоту сердца, чтобы достичь таких степеней борьбы, и не заботятся об очищении от упомянутых выше страстей, свойства и средства которых мы изложили в особых книгах. Эта гордость обычно искушает только тех, которые, победив предыдущие пороки, находятся уже почти на вершине добродетелей. Поскольку хитрый враг не может подвергнуть их плотскому грехопадению, то силится низложить духовным падением через которое старается лишить их всех заслуг прежних добродетелей, приобретенных с большим трудом. Впрочем, нас, еще опутываемых плотскими страстями, он вовсе и не удостаивает искушать таким образом, а искушает более грубой и, так сказать, плотской гордостью. И потому об этой гордости, которая обычно искушает нас и людей нашей меры, а особенно души начинающих, думаю, необходимо немного сказать.

\\193//

Итак, эта плотская гордость, о которой мы сказали, когда при холодном, худо начатом отречении от мира поселится в душе монаха, не позволяя ему от прежней мирской надменности придти к смирению Христову, сперва делает его непокорным и упрямым, потом не позволяет быть кротким и ласковым, не допускает быть общительным и равным с братьями и не позволяет, по заповеди Бога и Спасителя нашего, оставить все имущество и остаться в нищете. И поскольку отвержение мира есть не что иное, как знак умерщвления и креста, то оно и не может начаться и созидаться на другом основании, как на признании себя духовно умершим для дел этого мира, и на уверенности, что он и телесно может умереть каждый день. Напротив, гордость заставляет его надеяться на долговечную жизнь, предполагает у него многие и продолжительные немощи, внушает также смущение и стыд, если, сделавшись нищим, станет содержаться чужим, а не своим имуществом; внушает также, что пишу и одежду гораздо лучше приобретать на свои, нежели на чужие средства, именно по тому изречению (которого, как сказано, никогда не могут понять пораженные тупостью и холодностью сердца): блаженнее давать, нежели принимать (Деян 20, 35).