\\598//

А сверх всего учит нас этому и та мысль, что хотя Богу известен конец каждого до рождения его, Он, однако, все располагает в таком порядке, на общем основании, как бы по человеческим расположениям, так что судит все не по возможности, не по неизреченному предвидению, а по настоящим действиям людей: или отвергает каждого, или привлекает, или изливает ежедневно благодать Свою, или лишает. Это же показывает избрание Саула, бесчестный конец которого хотя Бог не мог не знать по предвидению, однако из стольких тысяч Израиля избрал, помазал его на царство, вознаграждая заслугу его настоящей жизни и не обращая внимания на грех будущего преступления, так что после того, как он сделался отверженным, Бог, как бы раскаиваясь в избрании его, жалуется на него, говоря: жалею, что поставил Я Саула царем, ибо он отвратился от Меня и слова Моего не исполнил; еще: печалился Самуил о Сауле, потому что Господь раскаялся, что воцарил Саула над Израилем (1 Цар 15, 11, 35). Это, исполнившееся на деле, после и через пророка Иезекииля Господь подтверждает: когда Я скажу праведнику, что он будет жив, а он понадеется на свою праведность и сделает неправду, — то все праведные дела его не помянутся, и он умрет от неправды своей, какую сделал. А когда скажу беззаконнику: «ты смертью умрешь», и он обратится от грехов своих и будет творить суд и правду; если сей беззаконник возвратит залог, за похищенное заплатит, будет ходить по законам жизни, не делая ничего худого, — то он будет жив, не умрет. Ни один из грехов его, какие он сделал, не помянется ему (Иез 33, 13—16). Когда Бог от того народа, который из всех народов усыновил, за внезапное преступление по отлитию тельца отвратил очи Своего милосердия, то Законе-\\599//датель, ходатайствуя о нем, восклицает: умоляю Тебя, Господи, согрешил народ сей, согрешил тяжко; они сделали себе золотого бога. Простишь им грех их? А если нет, то изгладь и меня из книги Твоей, в которую Ты вписал. Господь отвечал Моисею: того, кто согрешил предо Мною, изглажу из книги Моей (Исх 32, 31—33). Также и Давид, в духе пророческом жалуясь на Иуду и гонителей Христа, говорит: да изгладятся они из книги живых. И как по виновности в таком преступлении они не заслуживали того, чтобы придти к спасительному покаянию, то он присоединяет: с праведниками да не напишутся (Пс 68, 29). Наконец, на самом Иуде сила пророческого проклятия явно исполнилась Ибо после совершения предательства он повесился, чтобы не заслужил быть опять написанным с праведниками на небе, если бы после обратился вдруг к покаянию. Следовательно, нельзя сомневаться, что имя Иуды в то время, когда избранный Христом получил чин апостольства, было вписано в книге живых, и он вместе с прочими услышал: не радуйтесь, что духи вам повинуются, но радуйтесь тому, что имена ваши написаны на небесах (Лк 10, 20). Но поскольку он был растлен недугом сребролюбия, от написания на небе был извергнут на землю, то прилично о нем и подобных ему говорит пророк: Господи, все, оставляющие Тебя, посрамятся, отступающие от Тебя на персти земной будут написаны, потому что оставили источник воды живой — Господа (Иер 17, 13). И в другом месте: в совете народа Моего они не будут, и в список дома Израилева не впишутся, и в землю Израилеву не войдут (Иез 13, 9).

Нельзя умолчать о пользе и того правила, что хотя по внушению какой–либо страсти мы и связали бы себя клятвою, чего никто из монахов не должен бы делать, —

\\600// однако то и другое дело должно быть исследовано здравым суждением ума, и то дело, которое мы постановили сделать, должно сравниваться с тем, к коему вынуждены перейти, и без промедления надо приступать к тому, которое по исследованию старцев будет признано лучшим. Ибо правильнее будет нам оставить данное HaMHj слово (обещание), нежели потерпеть ущерб в деле более полезном и благочестивом. Помним, что разумные и опытные отцы никогда не были упорны и неизменны в таких определениях; но как воск от жара солнца, так они, разумом смягчаясь, по требованию здравого рассуждения без колебания переходили на лучшую сторону. А каких видели, что они упрямо оставались в своих определениях, тех мы всегда признавали неразумными, лишенными рассудительности.

Герман. Что касается этого учения, которое ясно и обширно исследовано, то монаху не стоит ничего определять, чтобы не оказаться нарушителем или упорным. Но не будет ли это противоречить изречению Псалмопевца: я поклялся и постановил соблюдать суды правды Твоей? (Пс 118, 106). Ибо что иное значит — клясться и постановить, как не соблюдать непоколебимо определения.

Иосиф. Мы это говорим не о главных заповедях, без которых не может состояться наше спасение, а о тех, которые без опасности для нашего состояния можем или оставить, или исполнить, например, касательно строгости поста, постоянного воздержания от вина или масла,

\\601// безвыходного пребывания в келье, касательно непрестанного занятия чтением или размышлением; все это без ущерба для нашего звания и намерения можно соблюдать когда угодно, а можно без упрека и оставить, когда будет необходимо. Впрочем, касательно соблюдения главных заповедей надо твердо постановить — за них даже и смерти нельзя избегать, если это необходимо будет, для них нужно непоколебимо говорить: я поклялся и постановил. Это должно быть для соблюдения любви, для которой все нужно презирать, чтобы не нарушилось спокойствие и совершенство ее. Также необходимо каяться и для чистоты целомудрия, для веры, трезвости и правды; все это надо соблюдать с неизменным постоянством и отступать от них хоть немного было бы предосудительно. А о тех телесных упражнениях, о которых говорится, что они мало полезны (1 Тим 4, 8), нужно, как мы сказали, так постановлять, чтобы, если встретится более важный случай к благочестию, который бы требовал оставить их, мы не связывали себя никаким законом, но, оставив их, свободно приступали к более полезному. Ибо нет никакой опасности, если те телесные упражнения на время будут оставлены, а от этих (главных заповедей) и на короткое время уклоняться смертоносно бывает.

С подобной осторожностью старайтесь и о том, чтобы никакие заповеди сокровенности не возбуждали слушающего, если слово, которое вы желали бы оставить сокровенным, выпадет из ваших уст; потому что оно лучше останется в сокровенности, если небрежно и просто пройдет (мимо ушей); ибо никто из братьев не подвергнется искушению обнаружить его, думая, что слова эти маловажные, при разговоре высказанные мимоходом и поэтому ничтожные, так как сообщены слушающему без предостерегающего обязательства молчать. А если ты

\\602// верность этого свяжешь какой–либо клятвою, то, без сомнения, оно скорее будет обнаружено. Ибо с большей силою восстанет дьявольская борьба, чтобы обнаружить тайну и тебя опечалить, и его скорее сделать преступником своей клятвы.

Потому монах ничего не должен поспешно определять только касательно того, что относится к телесным упражнениям, чтобы, сильнее возбуждая врага на борьбу с тем, что он стережет как бы под наблюдением закона, не быть вынужденным скорее нарушить то. Всякий, состоящий под благодатью свободы, налагая на себя закон, связывает себя гибельным рабством, так что то, что мог бы предпринять безвинно, даже похвально, с благодарностью, по требованию необходимости он вынужден бывает, как преступник, сделать с грехом вероломства. Ибо где нет закона, нет и преступления (Рим 4, 15).