— Спасибо, не надо кофе, — капитан Дельцин делает короткий отрицательный жест. — Товарищи мои действительно устали и не прочь немного отдохнуть, а мы с вами сейчас же приступаем к работе, генерал. Время торопит.
Генерал нажимает на кнопку. Входит прапорщик.
— Проводите людей в отведенные для отдыха помещения. Ландсгербис, Джугашхурдия и прапорщик выходят.
— Хочу представить вам майора Степанчука. Он — мой первый заместитель.
— Да-да. Мне это известно, — капитан поправляет галстук. — А что касается кофе, генерал, беру свои слова обратно.
— Присаживайтесь, — Плухов указывает капитану на кресло. Садится сам неподалеку от него. Исподтишка поглядывает на Дельцина.
«Шустер. Такому палец в рот не клади. Чувствуется железная хватка. Барабан знает, кого прислать. Ну и попрыгает у меня Степанчук».
Степанчук разливает кофе. Думает: «Расселся. Хорек московский. Еще кофе его пои. Ладно. Посмотрим еще чья возьмет… Стоп! А Плухову-то в Центре не доверя-яют…»
В течении получаса капитан Дельцин входит в курс дела, уточняя детали. Затем предлагает допросить Тульского.
…Аркаша, лежа на боку, часто моргает. За спиной у него, вдоль тела, помещается скомканная арматура.
— Снимали его с этой штуки еще в парке. Потом здесь, — поясняет Степанчук. — До половины она из зада выходит, дальше никак. Возвращается. Отбили гипс. Электросварку применить пока не решились. Попробуем после допроса.
— С позиции научного материализма, — отмечает генерал, — здесь и на чугунолитейном заводе действуют одни и те же физические законы.
Капитан Дельцин неопределенно кивает.
— Приступайте, майор, — говорит Плухов.
— Что же вы, гражданин Тульский, на статую полезли? — начинает допрос Степанчук. — В диссиденты записались? Или как?
Аркаша моргает.
— Плохо вам разве раньше жилось?.. Такой симпатичный молодой человек. Подстрижены. Не носите бороды. По-моему, в свое время и в институте учились? И даже, кажется на пятом курсе, поисками Дяди всерьез занялись?.. Нашли?
Аркаша перестает моргать.
— Родители у вас хорошие люди. Честные труженики, — продолжает майор. — Отец погиб на производстве, у станка. До сих пор на доске почета висит. Мать — неглупая женщина. Работает уборщицей в Трегубовском гастрономе.
Глаза Аркаши наполняются влагой.
— Может быть, вас кто-то обидел? Или неправильно понял?.. Почему вы не отвечаете?
Майор склоняется над Аркашей. Дельцин смотрит на часы, это не ускользает от внимания Степанчука.
— Не хочешь, значит, с нами на чистоту? Тогда придется поговорить с тобой по-другому.
Он выходит и тут же возвращается с человеком, который накануне был прислонен к опоре под Парусами.
— Знаешь его? — Степанчук тычет пальцем в Аркашу.
— С ним вчера тот, которого фотографию вы мне показывали.
— Что «тот, которого»?
— Разговаривал. Ни с кем до этого словом не перемолвился. А этот болтун весь день по павильону ходил, как тот ему слово сказал, сразу ушел.
Степанчук оскаливается.
— Ты сказал «болтун». А о чем он болтал?
— Про Гавайи упоминал. Про Гонконг. А еще о китайцах говорил, об американцах, — рассказывает человек-опора, — и жалел, что Гитлера нет.
— Про Дядю упоминал?
— Да, упоминал… Советовал на нем верхом кататься. Аркаша снова моргает.
— А вы не помните, — вступает в разговор капитан Дельцин, — в связи с чем он это советовал?
— Вот… тут… — мнется человек-опора. — Не то чтоб не помню, а шумно там, не все расслышишь.
— О чем он еще говорил? — задает вопрос Степанчук.
— Разное. Об актерах что-то, писателях, стихи читал, о блокаде вспоминал, ругал космос, о шахматах говорил, о «Спартаке»…
Плухов и Дельцин переглядываются. Пальцы генерала ломают сигарету. В глазах капитана зажигается огонек.
— …о бабах… то есть, о женщинах говорил, по-иностранному тоже…
— С кем? — справляется Степанчук. — Долго говорил?
— Минуту, наверно. С очкариками какими-то.
— На иностранцев похожи? — спрашивает Дельцин.
— Похожи.
— О чем он говорил с тем, — вмешивается Плухов, — который на фотографии?
— О водке. О «Старорусской».
— А может быть, о старой России? Прежний режим восхвалял?
— Может быть. Но точно сказать не могу.
— Тот, с фотографии, что сказал этому?
— Дал какое-то указание. А потом, вечером, того милиция в вытрезвитель забрала.
Генерал оглядывает коллег.
— Есть еще вопросы?.. У вас, капитан? Дельцин делает отрицательный жест.
— Ну, — говорит Степанчук «опоре», — до семи отдохнешь и — на пост.
— Товарищ майор, не могу я столько. Голова болит. У столба все да у столба, — жалуется «опора».
— Ты за что зарплату получаешь? — одергивает жалобщика Степанчук. Человек-опора исчезает.
Майор склоняется к моргающему Тульскому, приподнимает за волосы голову. Тянет:
— Хоро-ошую маскировку выбрал на случай прова-ала — ал-каш-дисссидент. Не-ет, вы-ышкой тут, милый, попахивает.
Аркаша пускает слюни.
— Что вы скажите, капитан? — обращается Плухов к Дельцину.
— Есть кое-какие соображения.
— Майор Степанчук, продолжайте допрос. Протокол занесете ко мне, — распоряжается генерал.
Степанчук распрямляется. Поскрипывает зубами.
…Обгладывая цыплячье крылышко, генерал выслушивает соображения капитана Дельцина. Московский гость говорит не спеша. Тщательно пережевывая шашлык.
— Итак, как видите, картина проясняется. Почерк проведения диверсии позволяет сделать вывод, что действует агентура ведущей западной империалистической державы, а именно Соединенных Штатов Америки.
— Бесспорно. Я пришел к такому же выводу. Генерал облизывает кончик пальца.
— Диверсии организованы на высоком техническом уровне, с использованием половых извращений, — продолжает, разрезав мясо и откладывая в сторону нож, Дельцин. — Диапазон действий широк. Цели: подрыв экономики города и страны, нанесение ущерба здоровью трудящихся, а также разрушение моральных устоев советских граждан посредством ведения антисоветской пропаганды и воздействия порнографией.
— Разумно, — вставляет генерал.
— Вражеская организация имеет резидента в Москве, о чем говорит факт прибытия к вам самолета с необычным грузом на борту. Отдельные провалы указывают на широкий масштаб проводимой операции.
— Логично.
— Спрашивается, почему противник избрал объектом своей деятельности ваш город?
Генерал перестает есть.
— Ну, во-первых, — Дельцин берет нож, — это важный стратегический и крупный промышленный центр страны. Во-вторых, используя трудности местного значения, враг рассчитывает вызвать среди населения вашего города беспорядки, так как здесь уже наблюдались волнения. — Дельцин смотрит на генерала. — Ведь у вас были волнения?
Плухов достает платок, сморкается.
Звонит телефон. Генерал вытирает платком пальцы, берет трубку. Докладывают об установлении наблюдения за объектом. Энов в вытрезвителе. Спит. Генерал просит проявить максимум внимания и осторожности.
— Да, капитан, — говорит он Дельцину, — мы с вами были правы. Энов — птица высокого полета. Четвертый раз за полгода проделывает трюк с вытрезвителем.
Дожевав крылышко, генерал запивает его ананасовым соком.
— Слушаю вас, капитан, продолжайте.
— Сейчас главное — не спугнуть Энова. Через него мы нащупаем связи с другими городами страны и выйдем на Москву…
— Вот именно! — подхватывает Плухов. — А если поведем хитрую игру с резидентами, так выйдем и на западные центры. Узнаем, где у них производятся эти штуковины, закупим и ударим по их чугунолитейным заводам тем же оружием!
— Не будем так далеко заглядывать в будущее, генерал. Дел пока хватает у нас и сегодня.
Снова звонит телефон. Докладывают с чугунолитейного. За ночь сделан отвод от центральной трубы. В ближайшие часы завод обещают пустить. Генерал сообщает об этом Дельцину.
— Прекрасно… Итак, — продолжает тот, дожевав последний кусок бастурмы, — наблюдение за квартирой, вытрезвителем и кафе установлено, спецохрана завода и других стратегически важных объектов усилена, в город с утра выйдут особые группы… А основную часть всей операции я беру на себя.