— Ле-жа-ать!!! — Пронеслось в воздухе.

Зорин пластом повалился к поваленной берёзе, норовя вместить свои контуры под этот сомнительный щит. Вскрикнул, бежавший в трёх метрах от него, боец, не успевший выполнить команду. Вереница свинца вспахала землю перед носом Зорина, а самая злая пуля выбила изрядный кусок коры из ствола берёзы, за которой пригибалась голова Вадима.

Только сейчас, его по настоящему проняло. Сознание того, что всё происходит по настоящему и смерть будет тоже настоящей, возвратило в его ум страх. Упирающаяся в живот фляжка, мешала ему вжаться сильнее, и казалось, он — прекрасная мишень для пулеметчика.

— Акимце-ев! Работай!

Вадим не услышал выстрела снайпера, только пулемёт внезапно заглох, словно поперхнулся, и голос сержанта ворвался в уши.

— За мно-ой! Бег-о-ом!!!

Вадим оторвал непослушное тело от лежбища и помчался за Мишиным, пытаясь во всем копировать маневры тёртого вояки. Угол дома опасно приближался. Три серые фигуры отделились от здания, две распались по кустам. Один с колена целил гранатометом

Зорину показалось, что он видит пофрагментно, как отделяется в его сторону взрывоопасная начинка. Автомат задрожал, выплёвывая остатки рожка, а инстинкт самосохранения согнул корпус в кувырок. Получилось неплохо. Лучше чем получалось в учебном центре. Взрыв гранаты оглушил. Жахнуло там, где он только что стоял, до того как упал в кувырке. Сметоносные осколки прошли над головой. Жаром опалило кожу. Запаздало отозвался в душе страшок. И даже уже не страшок, а скорее понимание. Спасся. А мог и погибнуть. Память, шелестящей страницей вскрыла эпизод, один из многих его доармейской жизни. Эпизод, доселе забытый, как не значащий, а тут вдруг ставший актуальным.

Вадим и Толик. Толик — его одноклассник и приятель. Обоим чуть больше шестнадцати. У Толика тогда не ладилось с девчонкой, к которой он неровно дышал. Вадька предлагал ему отвлечься спортом, но тот бредил своими мыслями и потащил его к ведуну. Так звали за глаза старичка, жившего в их микрорайоне. Он занимался нетрадиционным целительством на дому и снискал славу определённого толка. Снятие порчи, сглаза, заговор пупочной грыжи у младенцев — всё это входило в прейскурант его услуг. За небольшие подношения, ведун гадал для тех, кто желал подглядеть своё грядущее. Вот и тогда, Толик приволок его, за компанию, к этому волшебнику. Пока ведун с Толиком, расставляли акценты в его непростых отношениях с девушкой, Вадька безучастно сидел на кухне. Ждал окончания аудиенции. Потом, когда собрались, было уходить, Вадька вдруг поинтересовался:

— А вы, можете, по руке гадать?

Спросил, как бы так… Раз уж притащился на этот цирк. Седобородый старец глазами улыбнулся.

— По руке, сынок, не гадают. По руке читают. Давай, сюда, ладоньку!

Ведун приблизился. Вадим тогда не нашёл силы отказаться. Не верил он в эту хрень. Но что-то влекло его к таинственному, неизведанному. Юношеское любопытство, наверное.

— Я тебя подожду в подъезде! — Толик юркнул за дверь.

Ведун, долго, с минуту где-то рассматривал Вадькины ладони. Потом взглянул на него пронзительно, совсем иным глазом, нежели до этого. Был в этом взгляде интерес, граничащий с любопытством.

— Интересный ты юноша. Интересный… — Загадочно протянул он.

«А глаза у него не старые» — Не к месту подумалось Вадиму. Вслух спросил:

— Что, линии плохо читаются?

Ведун отошёл, и даже было отвернулся. Вадька ждал, но тот молчал. Забыл о нём, что ли? Вадим уж прицелился на выход, но тут ведун развернулся:

— Жить ты будешь долго. Хоть и есть там у тебя отрезочек пути, когда со смертью будешь щека в щёку идти. Рядом она будет, смерть то… Но тебя не коснется. Ангел-хранитель у тебя хороший. Не от бога… А по судьбе. И ещё…

Тут старик, с каким-то значением взглянул юноше в глаза.

— Знать будешь много! Очень много!

— Чего знать? — Попытался Вадим внести ясность в этот туман.

Но тот махнул рукой.

— Придёт час, узнаешь. Иди… — Голос его звучал устало.

Вадька полез было в карман за оплатой, но старик сказал твёрже:

— Иди! Не надо ничего! Догоняй товарища…

Чего наговорил тогда местный чародей, Зорин всего не удержал в памяти. Подзабыл. Только последние его слова были запоминающиеся. Вадька долго их крутил в голове. Чего он должен много знать? Когда он всё это узнает? Может, учиться, куда надумает поступать? А потом надоело мусолить в мозгах… Событие это растворилось в потоке повседневных забот.

И только сейчас, лёжа на пожухлой траве, вдыхая запах дыма от свежевзрытой воронки, в голове Зорина лампочкой зажглись слова. Слова из первой фразы: СМЕРТЬ БУДЕТ РЯДОМ!

Чьи-то колени опустились слева от его головы. Кто-то под ухо затрещал автоматной очередью.

— Вадич! Ты как, живой? — Валькин голос ворвался в сознание, возвращая Зорина к настоящему.

— Чего орёшь, как в зад ужаленный! — Вадим перевернулся на спину, отстёгивая пустой магазин. — Даже не царапнуло! Вот только… Перезаряжусь…

— Давай живей! — Орал Валька, отстреливаясь. — Ща, мой рожок сдохнет! Загасят нас здесь! На самом виду…

Вадим вставил новый магазин, дёрнул затвором, осмотрелся.

— Вальча! Вон, там плита, видишь враскоряк… Давай туда! Я прикрою!

Бравин побежал туда, низко пригибаясь, на ходу отстёгивая отработанный рожок. Вадим шёл параллельно ему, поливая огнём огнедышащие глазницы окон. Многие из них затухали, в других местах возникали. Сами стреляющие в них чичи, за дальностью расстояния, были едва различимы. Снующие крохотные фигурки без лиц и глаз, возникающие из стен и плюющиеся свинцом. Гибельным свинцом. Вадим кожей ощущал, тяжесть и убойность этих свистящих над головой пуль. Периферийным зрением отмечал, что многие ребята натыкаются на эти жала, прерывая свой бег навсегда. Ему же везло. Пока… Быть может, были слова, в которые хотелось верить. СМЕРТЬ БУДЕТ РЯДОМ, НО ТЕБЯ НЕ КОСНЁТСЯ. А быть может, он всё делал как надо. Как учили. Продвигался, каждые три метра, отсуживая позицию короткими очередями. Бетонной плите, взявшей на дыбы, когда-то от взрывной силы, бойцы обрадовались как привалу. Распластались за ней на выдохе. Щит был более чем надёжный. Пока падали в укрытие, барабанная свинцовая дробь, гулко прошлась с наружной стороны плиты, испытывая её на прочность.

Огонь чеченцев изменил характер, стал более плотным и злым.

«Пулемётчик, сука!» — Понял Вадим, скривившись, падая в укрытие, он больно ударился коленкой о какой-то выступ, камень или кирпич.

— Ле-жа-ть!!! — Истошно заорали справа и очень близко.

Мишин расположился неподалёку, в метрах пяти от них, прячась за широким тополиным стволом.

— Аки-им-цев!! Вали гандона!! — Во все лёгкие проорал сержант.

Тут же кору тополя, выщербило наискосок тремя пулями.

Мишин встретился взглядом с Зориным.

— Что, салажня! Трусики ещё, не пора менять?! — Он криво усмехнулся и, вытянув руки с автоматом, не высовываясь, выпустил очередь в предположительный сектор. Едва убрал руки, как к трём оскоминам на дереве, с булькающим звуком, добавились ещё несколько, свежих рытивин.

— А-а, блядина! Гнобит по чёрному. Падла… — Сержант снова сорвался на крик. — Аки-им-цев!! Ебия мать… Ра-бо-тай!

— Товарищ сержант, разрешите доложить! — Подал голос Бравин. — Акимцева с гранатомета подорвали. Вот, буквально минуту назад… На моих глазах.

— Ах, ты, грёбаный случай! — Мишин смачно, в пять русских этажей, выразил своё негодование, одновременно прищёлкивая новый рожок.

— Товарищ сержант! — Обратился Зорин. — Разрешите мне попытаться… Снять его. Я в «учебке» десяточку кучно ложил. Вот, Бравин не даст соврать.

— С калаша нереально. — Отозвался Мишин. — Далековато… А сэвэдэшка Акимцевская хрен знает где. Да и взрывом, небось, искорёжило.

— Мне бы, метра на четыре поближе, товарищ сержант… Во-он, до того дерева. — Махнул рукой Вадим. — Оттуда бы я смог.

— Ладно, Зорин. Давай попробуй… Ты, второй! Как тебя?! — Обратился к Валентину сержант. — Бравин?! Щас на три-четыре — палим одновременно по этому уроду, до тех пор, пока рожок не сядет. А ты, Зорин, пока стреляем, добеги. Давай, брат… Аккуратно.