— Садись, внучек. Любаша, иди, моя ждана, я тебя подсажу.

Санька никогда не ел таких вкусных грибов. Ему, как городскому, старушка положила грибы на тарелку, а Нюся с Любашей ели прямо со сковородки. Санька поглядывал на них с завистью. Со сковородки-то куда вкуснее.

— А это для чего? — спросил Санька, кивая на ящики.

— Подарки для наших, деревенских, которые в армии служат, — сказала Нюся, — мы всей деревней им посылки шлём. А пионерская дружина письма пишет, кто как учится и что для их семей сделано.

Вот это да! В Санькином доме тоже несколько парней в армии служат. И никто о них ничего не знает. Только родители.

— Интересно… А кто это придумал?

— Володя. Он говорит: если солдат служит в армии и знает, что в родной деревне его помнят и ждут, — никогда после армии в чужое место не поедет. Наши-то, деревенские, после армии все домой возвращаются. А вы пишете письма своим солдатам?

— Каким своим?

— Которые в твоей школе учились или в твоём доме живут. Он же у вас двенадцатиэтажный. Из него, верно, много парней служить ушло?

— Вообще-то, наверное, много… только я никого из них не знаю.

— В одном доме живёшь и не знаешь? — удивилась Нюся. — Куда же ваша пионерская организация смотрит?

В комнату вернулась старушка. В руках она несла ведро с мочёной брусникой и пучки трав.

— Поели? Сыты? Нюся, прибери стол, посылки снаряжать пора.

Нюся быстро убрала со стола посуду. Вытерла чистым полотенцем руки. Потом умыла Любашу.

— Сейчас, бабуля, я только к Верке слетаю. У неё октябрятки с утра солдатикам картинки рисуют.

И вылетела из комнаты. Санька стал помогать раскладывать по ящикам сладости. Накладывал в литровые банки бруснику из ведра и закрывал полиэтиленовыми крышками. Любаша молча и важно снимала со стола банки с мёдом, подавала Саньке. А старушка перекладывала подарки травами.

В разгар работы в комнату, пригнув голову, чтобы не удариться о низкую притолоку, шагнул высоченный дядя в тёмном костюме с голубым галстуком и в болотных резиновых сапогах.

— Здорово, Зосимовна! — загремел он из-под потолка. — Ты что же это парням силос укладываешь? Солдаты они, а не коровы! — И захохотал весёлым властным басом.

— Ох, Ванюшка, Ванюшка, — сказала Зосимовна ласково, — хоть и вымахал с коломенскую версту и в председателях третий год ходишь, а никакого у тебя соображенья нету.

Она взяла со стола пучок трав.

— Наклонись-ка… Чем пахнет?

Председатель наклонился и сунул горбатый нос в траву.

— Мятой и… и полынью. Угадал?

— Домом, Ванюша. Родным домом, — строго сказала Зосимовна. — Понюхают Петяшка Комов на своей заставе пограничной или Федюшка Седых, который с твоим Митькой в ракетчиках, этот твой силос и вспомнят родные места. По этой травке они сызмала бегали, по ней им до старости ходить.

Председатель с минуту разглядывал Зосимовну, наклонив к ней большую лохматую голову, а затем, обхватив за плечи, усадил рядом с собой на лавку.

— Прости меня, мать, за глупый смех. И спасибо тебе. Незаменимый ты для колхоза человек.

Зосимовна задумчиво и согласно покивала.

— Я, Ванюшка, до-олгонько на свете живу, много всякого повидала, а вот ни разу ещё заменимого человека не встретила…

«А я заменимый? — подумал Санька. — Для мамы и отца — незаменимый — это ясно. А для других?»

Прибежала с пачкой рисунков Нюся.

— Глядите! Это всё октябряточки мои милые!

— Бабушка Зосимовна, — позвал Санька, — можно, я тоже чего-нибудь нарисую? Я хорошо умею, правда!

— И нарисуй. Федяшка Седых, к примеру, на ветеринара мечтает выучиться. Нарисуй ему коровок.

Санька смутился.

— Понимаете… коров я не умею.

Нюся засмеялась ехидно, прикрыв рот ладошкой-ковшиком.

— Что ты, бабуля, он, поди, и коров-то не видал.

Санька насупился. Разве он виноват, что в Ленинграде коров не бывает? Где их там пасти, на Дворцовой? Тоже умная нашлась…

— Эка беда, — сказала Зосимовна, — бог с ними, с коровами. Нарисуй Петяшке-пограничнику трактор. Он с детства технику уважает.

Нюся принесла лист бумаги и коробку цветных карандашей. Санька тут же принялся за работу. Сначала нарисовал трактор с синими колёсами и красным рулём. Позади трактора устремилась к тучам космическая ракета. Из ракеты било в землю клубами красное и жёлтое пламя. А сбоку трактора встал зелёный пограничник с автоматом. Всё время, пока Санька рисовал, Любаша восхищённо сопела над его ухом.

— И домик нарисуй, — попросила она, любуясь пограничником.

Нюся подошла, заглянула через плечо и ахнула:

— Бабуля, гляди! Да он просто самый настоящий художник!

Санька нахмурился от гордости, стараясь не показать, как приятна ему похвала. Он прислонил рисунок к пачке печенья и отошёл, чтобы взглянуть на него издали. Санька представил себе, как на далёкой заставе Петяшка-пограничник откроет посылку и увидит его рисунок. «Ребята, смотрите! — закричит Петяшка на всю заставу. — Какой замечательный рисунок прислали мне! Это кто же так прекрасно рисует?» Чтобы Петяшка не мучился этим вопросом, Санька подписал вверху: «А. Новиков, 2-й кл.» А внизу, под трактором, вывел печатными буквами: «г. Ленинград».

Когда все посылки были, наконец, упакованы, на дворе уже начало смеркаться. Санька собрался было идти домой, но дверь распахнулась и вбежала женщина в белой косынке и синем халате.

— Любаша, доченька, скучала без меня? Спасибо тебе, Нюсенька, помощница ты моя незаменимая. Вот ведь незадача вышла — только домой пришла, а тут…

— Случилось что? — встревожилась Зосимовна.

— Пастух растяпа. Телятки мои в клевер забрались. Надо мне к ним поспешать. Нюсенька, уложи Любашу спать, я скоро…

— Не беспокойтесь, тётя Настя, — сказала Нюся и повернулась к Саньке: — Иди домой, Саня, я забегу к тебе.

— Не пойду, — сказал Санька, — не пойду — и всё. Одна ты, что ли, такая незаменимая?

Мама вернулась из леса поздно. Санька давно спал. На столе тарелка с недоеденными пирожками. Зосимовна испекла, пока ребята укладывали Любашу. Рядом с тарелкой — банка с молоком. Но мама не увидела ни пирожков, ни молока. Бросила у порога корзинку с грибами и кинулась к спящему Саньке с такой тревогой, словно уже и не чаяла застать его в живых.

— Сыночка, маленький мой, — прошептала она и погладила его по голове, — бросила я тебя одного на целый день…

Санька приподнял голову, сонно прищурился.

— Мам? Ты пришла?

— Пришла, пришла, сына. Заблудилась я. Отстала от Паши и заблудилась. Просто чудо, как Паша меня разыскала… Как же ты тут один был? Голодный? Сейчас я тебя накормлю. А завтра вместе в лес пойдём, я теперь дорогу знаю.

— Не-е, — протянул Санька, — я с Гриней пойду…

Ему трудно было говорить, а сказать хотелось многое, но слова не давались: сонные, тяжёлые…

— Какой Гриня? Саня, что с тобой?! Ты простудился? Ты в речке купался? Господи, и зачем я только пошла за этими несчастными грибами! Бедный мальчик целый день один, среди чужих людей! Саня, Саня!..

Но Санька уже ничего не слышал.

Ему снился громадный Ванюшка-председатель. Он схватил Саньку за руку и втащил на резное крыльцо. На крыльце в боярском сверкающем платье сидела на табуретке Зосимовна. «Замени его, Зосимовна, замени», — просил председатель. «Ишь, чего захотел, — отвечала Зосимовна, — а кто тогда Петяшке трактор нарисует?» — «Я! — что есть силы закричал Санька. — Я умею рисовать трактор! Я ещё много чего смогу, вот увидите!»