— Толк-то есть, да не втолкан весь. Крапива — трава нужная. Облегчение от болезней даёт. Животом ли кто мучается, или кровь остановить.

— А чего она кусается, если такая полезная?

— «Кусается», — незлобиво передразнила его старушка. — Так оно в жизни повелось: горькое человека лечит, сладкое калечит.

Санька удивился. Такого он ещё не слыхал.

— Как это — сладкое калечит? И сахар, и конфеты?!

— Когда без края.

— Без какого края?

— Без ума. Если хорошее без ума потреблять, оно враз плохим обернётся. Так-то, внучек. Ты за молоком к Дарье бежишь? Ну, беги, беги. И не губи живое без мысли. Загубить и дурень сумеет, а вот на пользу людям обернуть природное — голова человеку дана.

И засеменила по тропинке.

«Не губи живое без мысли, — подумал Санька словами старушки. — Странная какая… Откуда же мне было знать, что эта злая трава такая полезная? И говорит не так, как все. Так в старинных сказках говорят старики…»

Вот и крайний дом над рекой.

Дарья Ивановна стояла возле калитки и хмуро смотрела на реку. Там, под обрывом, плескалась ребятня.

— Ты где запропал? — спросила она. — Гляди, Володе скажу, он тебе даст порядок рушить. Ребёнок обкричался, а его нету!

— Какому Володе? Кого нету? — удивился Санька.

Дарья Ивановна не ответила. Ухватила Саньку за руку, поволокла через двор к веранде, откуда слышался плач.

— Поменяй пелёнки, накорми кашей… — на ходу говорила она, — и чего Володимер мальцов присылает по такому делу? Девчонки-то сноровистей.

Санька упёрся ногами в нижнюю ступеньку крыльца и дёрнул руку:

— Пустите! Я за молоком! Моя мама… мы отдыхаем, а вы…

— Постой, постой, — удивлённо сказала Дарья Ивановна, — а ты разве не из пионеров будешь?

— Я из Ленинграда, а вы хватаете!

Дарья Ивановна отпустила Саньку и забормотала:

— И то гляжу, вроде не наш. На Фёдорова Стёпку смахивает, да у Стёпки волос посветлее будет… И повязки нету. А где наши, дежурные-то? Прямо беда… Солнце к обеду клонится…

Санька заправил рубашку в шорты и сказал холодным маминым голосом:

— Дарья Ивановна, будьте любезны, дайте нам два литра молока.

В это время во двор влетели девчонка и мальчишка с красными повязками на рукавах.

— Тёть Даш, — запищала девчонка, — мы задержались, мы сейчас! А Вера на ферме?

— Где ж ей быть-то?

— Ты кто? — строго спросил мальчишка у Саньки. — Почему ребёнок плачет, раз ты здесь?

— Откуда я знаю, почему он орёт? Мне-то что?

Девчонка стремительно повернулась к Саньке и уставилась на него круглыми, как у курицы, тёмно-синими глазами.

— Я сюда отдыхать, между прочим, приехал. Из Ленинграда, — сказал Санька, уверенный, что уж теперь-то завяжется, наконец, знакомство. Но ребята сразу потеряли к Саньке интерес и убежали в дом. Младенец тотчас замолк. Будто только их и ждал.

— Бери молоко, — позвала Дарья Ивановна, — некогда мне тут с тобой разговоры разговаривать. В огороде делов пропасть. Скажи мамке, если надо творогу, пусть тебя пришлёт.

«Ну уж нет, — подумал Санька, — пусть мама сама идёт за творогом. Подумаешь, с повязками… Обязан я, что ли, успокаивать чужих младенцев?»

Санька вышел со двора и остановился в раздумье. С одной стороны, нужно отнести молоко домой и позавтракать, но с другой… Рядом была река. Всего два шага до обрыва. В конце-то концов, мама сама, первая, не сдержала слово. Обещала всегда вместе, а ушла одна. И разве какая-нибудь беда случится, если он один раз, всего разок, окунётся? Да никакой! И Санька весело сбежал по крутой тропинке к реке.

Ух, до чего же здесь было здорово!

Солнце в глаза!

Солнце в реке!

И воздух свежий, упругий. От такого воздуха грудь делается широкой, а тело невесомым, как у космонавта!

На лужайке под обрывом валялись на траве, загорали мальчишки. Чуть подальше девчонки играли в волейбол и испуганно визжали всякий раз, когда мяч улетал в воду.

В центре лужайки на плоском камне сидела старшеклассница в голубом купальнике. По её спине до самого камня спускалась светлая коса, перетянутая у затылка голубой лентой.

Санька поставил бидон под кустик и снял рубашку. Старшеклассница обернулась, внимательно взглянула на Саньку и что-то негромко сказала цыганистому кудрявому пареньку, лежащему на траве возле камня.

Паренёк сел, обхватил колена руками и крикнул Саньке:

— Эй, парень, поди сюда!

Санька подошёл неторопливо.

— Плавать умеешь? — спросила старшеклассница.

— А тебе какое… — начал было Санька гордо, но почему-то смутился и закончил еле слышно: — Не так, чтобы очень…

Старшеклассница нахмурилась и строго сказала:

— Здесь купаться я тебе не разрешаю. Спустись по берегу к мосту, там лягушатник для малышей устроен, которые не так, чтобы очень… понял?

Санька возмутился:

— Кто ты такая?! Подумаешь… возьму искупаюсь — и всё! Нечего командовать!

Он чуть не заплакал. Мало того, что всё утро его обижают: и мама, и тракторист, и те двое, с повязками… так ещё и эта, не стесняясь, обзывает малышом!

Кудрявый встал:

— Зина — патрульная, понял?

Санька глотнул слёзы, отошёл к своему бидону и сел спиной к Зине и Кудрявому. Конечно, лучше всего было бы встать и гордо уйти. Пусть сами в своей противной реке купаются. Но не мог же он уйти вот так, сразу, когда все смотрят на него и смеются… Ещё подумают, что он сдался.

Кто-то тронул Саньку за плечо. Санька поднял голову. Перед ним стоял Кудрявый и улыбался.

— Чего раскис? — спросил он. — Ты на Васильеву не злись. У нас порядок такой, понимаешь? Наша речка с норовом. Весной два тракториста еле из омута выбрались. Даже тем, кто плавает классно, не на всяком месте купаться можно. А Васильеву уже второй раз на сборе дружины патрульной выбирают. Она справедливая. Ей сам Володя доверие оказывает.

Опять этот Володя…

— Кто это? — спросил Санька.

— Наш старший пионервожатый. Володя уже в армии отслужил. Десантником. Слыхал про таких? Уж если кому Володя доверие оказывает — значит, стоящий человек.

Санька оглянулся. Зина по-прежнему сидела на камне, подставив солнцу лицо. На носу её зеленел кленовый листок. Но в ушах Саньки ещё звучали Зинины обидные слова: «Для таких малышей…» Он отвернулся и сказал упрямо:

— Ну и плевать, пусть оказывает. Мне-то что?

Паренёк огорчённо пригладил кудрявый чуб.

— Чудак! С тобой, как с человеком… нужен ты нам такой!

И тут терпение Саньки лопнуло. Ведь с самого утра… с самого утра все на него! Он вскочил, сжал кулаки:

— Какой такой?! Сча-ас как дам — узнаешь, какой!

Санька ожидал, что противник тут же обидится и примет вызов. Но паренёк спокойно протянул руку, потрогал Санькино плечо и вздохнул: