Тревожила майора та тысяча, что приближалась с юга. Тем отступать было некуда. Позади их ждали безжалостные гверильясы, а от родины отделяла тонкая цепь красных мундиров. Шарп проскакал по деревне и подъехал к сторожевому посту.

— Они ещё далеко, сэр, — сконфуженно уточнил капитан Смит, боясь получить от Шарпа выговор за то, что всполошил командира раньше времени.

— Правильно сделали, капитан, — успокоил его Шарп, доставая подзорную трубу.

— Жарко там у вас, сэр? — осведомился Смит робко.

— Пока нет. Мы показали лягушатникам, чем будем их угощать, но они всё ещё напрашиваются к нам на рождественскую трапезу.

Шарп, наконец, разглядел французов. Впереди ехали драгуны, за ними — телега, окружённая женщинами с детьми. Замыкала колонну пехота.

— Хорошо, — произнёс Шарп.

— Что «хорошо», сэр?

— Они ведут с собой жён и потомство. Значит, есть надежда убедить их сдаться без боя.

Что-то сверкнуло над киверами пехотинцев, и Шарп присвистнул:

— Ух ты, Орёл! Отличный подарок нам под Рождество!

Майор сложил трубу. Эвакуирующемуся гарнизону до перевала добрых два часа хода.

— Приглядывайте за ними, — приказал Шарп капитану и, повернув лошадь д’Алембора, помчался обратно к границе.

Сейчас всё зависело от того, насколько решительно настроена французская бригада. Провозись они с подготовкой к атаке достаточно долго, чтобы с юга подоспели их соотечественники, полку Шарпа не выстоять.

Слава Богу, английскую демонстрацию силы командир бригады воспринял, как вызов. Дорога была расчищена от бочек, и вольтижёры рассыпались на подступах к перевалу предвестием скорой атаки. Шарп выслал им навстречу своих застрельщиков.

— Мистер д’Алембор! Лёгкую роту вперёд! Насыпьте соли на хвост вольтижёрам!

Храбрые ребята французы, думал Шарп. Храбрые и безрассудные. Жаль, что не удалось остудить их пыл без крови. То, что перед ним сопляки-новобранцы, Шарп видел из неумелых действий вольтижёров. Дети совсем. Оторванные от мамкиной сиськи, наскоро обученные и брошенные на смерть дети. Жестоко и глупо.

Позади вольтижёров пришла в движение французская колонна. Шестьдесят рядов по тридцать солдат в каждом. Величественное зрелище и отличная мишень. Совесть кольнула Шарпа. Это не война, это убийство. Впрочем, убийство, в котором виноват не Шарп, а французский командир. Майор отозвал Лёгкую роту обратно и послал на юг, к Смиту. Драгуны могут вырваться вперёд. Стрелки их отгонят.

— Сам-то не спеши, Далли, — остановил д’Алембора Шарп, — Для тебя у меня есть особое задание.

Срезая углы виляющей дороги, колонна потеряла чёткость очертаний. Французы были уже шагах в ста от гребня. Подъём не дался им легко. Несмотря на холод, пот струился по их лицам.

Задирая головы, уставшие французы видели наверху только группу офицеров. Шарп убрал полк из поля зрения врага, намереваясь выдвинуть вперёд лишь в последнюю минуту.

— По-моему, пора, сэр, — сказал д’Алембор.

— Рано.

Выбивающие дробь в центре колонны барабанщики время от времени прерывались, давая возможность солдатам выкрикнуть: «Vive l’Empereur!», однако клич выходил жидким. Солдаты слишком вымотались, да и просто боялись.

— Пятьдесят шагов.

— Пора, старшина, — кивнул Харперу Шарп.

Пропуская вперёд красные шеренги, он старался подавить в себе жалость к молокососам-французам, вспыхнувшую так некстати.

— Огонь! — скомандовал Харпер.

Двойная линия красномундирников разом нажала на спусковые скобы, и свинцовый шквал ударил по синим рядам.

— Повзводно, от центра, огонь! — выкрикнул Харпер.

Машина смерти заработала вновь. Шарп больше не видел колонны. Всё закрыла серо-белая завеса порохового дыма. Впрочем, майор мог представить, что за ужас творится внизу. Два передних ряда французов смело сразу. Следующие ряды, спотыкаясь о мёртвых и раненых товарищей, продолжали шагать и тоже гибли.

— Целься ниже! — гаркнул Харпер, — Ниже цельсь!

Дым вонял тухлыми яйцами. Щёки солдат, обожжённые вспышками затравки на полках мушкетов, покраснели. Трава перед шеренгами горела, подпаленная тлеющими клочьями пыжей. Грохотали приклады, ударяясь о землю, лязгали в стволах шомпола, прибивая заряд. Гремели залпы. Французы ответного огня не вели. Старая история. Задние ряды колонны палить не могли, а передние выкашивались британскими пулями прежде, чем успевали прицелиться.

Шарп послал солдата выглянуть из дымной пелены и доложить, что делают французы.

— Бегут, сэр! Как зайцы бегут! — возбуждённо проорал тот.

— Прекратить огонь! — распорядился Шарп.

Дым медленно рассеивался, и вскоре майор своими глазами мог оценить масштаб нанесённого врагу ущерба. Кровь, ужас и нагромождение трупов. Как всегда, когда французская колонна сталкивается с английской линией.

— Мистер д’Алембор!

— Сэр?

— Соорудите белый флаг и езжайте на юг. Встретьтесь с их главным, оповестите его, что с французской бригадой мы покончили и сделаем то же самое с его бандой, если у него не хватит мозгов сдаться.

— Сэр! Сэр! Ну, пожалуйста, сэр! — прапорщик Николз чуть ли не танцевал вокруг Шарпа и д’Алембора, — Можно и мне с ним, сэр? Пожалуйста, сэр! Я французов не видел никогда! Ну, не близко!

— А не боитесь, что они загрызут вас, мистер Николз? У них ведь вот такенные зубы! — строго спросил д’Алембор, показывая руками, какие здоровые зубы у французов, но, глядя на недоверчивое лицо Николза, не выдержал и прыснул.

— Возьмите у кого-нибудь лошадь и езжайте, — разрешил Шарп, — Но рот держать на замке. Говорить будет мистер д’Алембор.

— Так точно, сэр! — восторженно воскликнул прапорщик и побежал искать коня.

Шарп обратился к северу. Ни припасов, ни людей для того, чтобы позаботиться о французских раненых, у него не было, так что требовалось послать кого-то под белым флагом сообщить командиру бригады, что им позволено забрать своих увечных товарищей с поля боя.

Тем более, Рождество.

Полковник Кайлю смотрел на приближающихся английских офицеров с белым флагом, и злился. Трус Гуден сдастся. Кишка у него тонка для драки. Сдастся и отдаст врагу без боя Орла. Орла, вручённого 75-му полку самим императором.

Нет, решил Кайлю, никогда! Кипя от ярости, он пришпорил коня и помчался догонять Гудена.

Тот оглянулся, махнул Кайлю рукой, приказывая остановиться, но командир 75-го полка обогнал седого полковника и достал пистолет.

— Убирайтесь! — заорал он англичанам, — Убирайтесь!

— Вы — главный, мсье? — мирно спросил у него д’Алембор по-французски.

— Убирайтесь вон! Вам тут ничего не обломится, — бесновался Кайлю, размахивая пистолетом, — Нам плевать на вашу белую тряпку! Вон!

Подкрепляя свои слова, он угрожающе нацелил пистолет на младшего из англичан, сжимавшего шомпол с привязанным белым платком, и демонстративно взвёл курок.

— Всё в порядке, Чарли, — спокойно сказал д’Алембор, — Он не осмелится выстрелить. Мы же парламентёры.

Перейдя опять на французский, капитан обратился к Кайлю:

— Мсье, я требую сообщить мне, кто у вас главный!

— Убирайтесь! — рявкнул ему Кайлю.

Лошадь Николза сделала шаг вперёд, и полковник, нервно дёрнувшись, неожиданно для самого себя нажал курок.

Раздался выстрел. Белый флаг выпал из ладони прапорщика. Секунду Николз недоумённо взирал на Кайлю, затем беспомощно повернулся к д’Алембору. Тот протянул к нему руку, но мальчишка уже падал из седла.

Пуля вошла в середину одной из петель видавшего виды золотого шнура, любовно нашитого на шинель матушкой Николза, и пробила его сердце.

Кайлю тупо уставился на пистолет, будто не понимая, как такое могло случиться. Грянул второй выстрел, и Кайлю, уткнувшись в гриву коня, медленно вывалился под копыта.

Полковник Гуден спрятал дымящийся пистолет обратно в кобуру.

— Я — главный, — тускло сказал он д’Алембору по-английски, — К стыду своему, я главный.

— Я приехал предложить вам почётную сдачу, сэр, — произнёс д’Алембор.