Два стрелка притаились на краю поля. Один из них, со шрамом на лице и жёстким взглядом, оттянул назад курок винтовки, прицелился, но через мгновение опустил оружие.

— Далеко больно, — шёпотом объяснил он.

Второй был выше товарища и, хотя тоже носил ветхую зелёную куртку 95-го стрелкового полка, держал в руках не винтовку, а диковинное семиствольное ружьё.

— Из моей игрушки палить и подавно смысла нет, — он любовно погладил оружие. — Она хороша в ближнем бою.

— Выйдем — спугнём. Убегут, — тихо сказал первый.

— Интересно, куда? Тут поля кругом.

— Так что ты предлагаешь? Просто пойти и пристрелить?

— Почему бы и нет?

Майор Ричард Шарп снял винтовку со взвода:

— Ладно, пошли.

Друзья поднялись и медленно побрели к трём пасущимся волам.

— Не кинутся на нас, как думаешь, Пат? — опасливо спросил майор.

— Они же кастрированные, сэр, — ухмыльнулся полковой старшина Патрик Харпер, — Безобидны, как новорождённые мышата.

— У мышат не бывает таких рогов.

— Рога есть, зато кое-чего другого нет. Ему никогда не петь басом, если вы меня понимаете, сэр, — Харпер указал на одного из волов, — Вот этот, по-моему, жирнее остальных. Пожарить — самое то.

Выбранное им животное, не подозревая об уготованной ему ирландцем участи, мирно щипало травку.

— Я же не могу ни с того, ни с сего взять и шлёпнуть животинку, — нервно произнёс Шарп.

— Почему же «ни с того, ни с сего», сэр? Это — наш рождественский обед, — терпеливо увещевал его Харпер, — Поджаристые ростбифы, сливовый пудинг и вино. Сливы есть, вино тоже. Дело за говядиной и нутряным салом.

— Нутряное сало ты где собрался брать?

— У вола, конечно. Вокруг почек у него должно быть сала видимо-невидимо. Только для начала желательно, чтобы вы его грохнули. Так милосерднее.

Шарп подошёл к скотинке вплотную. У вола были большие скорбные глаза.

— Нет, Пат, я не могу.

— Один выстрел, сэр. Представьте, что он — француз.

Шарп навёл винтовку прямо в лоб животному. Вол печально вздохнул, и майор порывисто убрал оружие:

— Стреляй сам, Патрик!

— Этим? — Харпер взвесил на руке семистволку, — Я же ему всю башку разнесу.

— Ты же говорил, нам башка его без надобности? — огрызнулся Шарп, — Только мясо и нутряной жир. Валяй!

— Сэр, моё ружьишко годится лягушатников штабелями укладывать, а скотину забивать — извините.

— А я тебе винтовку дам, — с готовностью протянул ему оружие майор.

Харпер мгновение смотрел на винтовку, затем помотал головой:

— Э, нет, сэр. Я, понимаете ли, вчера перебрал немного. Руки трясутся и всё такое. Лучше уж вы, сэр.

Шарп нахмурился. Лёгкая рота с замиранием сердца предвкушала праздничную трапезу: мясо в подливке, пропитанный бренди пудинг…

— Чудно. — признался майор, — Я бы ни секунды не колебался, будь это лягушатник. Но это корова.

— Вол, сэр.

— Какая разница?

— Из него молока не выдоишь, сэр.

— Эх, так и быть, — Шарп шагнул к волу и, направив на него оружие, попросил, — Стой смирно, приятель.

На спуск не нажималось, и майор сообщил Харперу:

— Знаешь, я однажды тигра подстрелил.

— Жмите на курок, сэр, и в списке ваших охотничьих трофеев появится вол.

Шарп без раздумий избавлял от мучений раненых лошадей, и кроликов истребил немало, но сейчас палец закаменел на спусковой скобе.

— Мистер Шарп! Мистер Шарп! — донёсся с дальней стороны поля звонкий мальчишеский голос.

Шарп с облегчением отщёлкнул курок и повернулся. К нему со всех ног мчался прапорщик Чарльз Николз.

Николз только что прибыл в Испанию и всюду передвигался вприпрыжку, будто боялся, что война закончится без него.

— Не спешите так, мистер Николз! — крикнул ему Шарп.

— Полковник Хоган, сэр… — прапорщик тяжело дышал, — Хочет видеть вас, сэр. Лягушатники, сэр. Говорит, надо их остановить, сэр. Срочно.

Шарп повесил винтовку на плечо:

— С рождественской трапезой, старшина, придётся обождать.

— Как скажете, сэр, — отозвался Харпер.

Вол проводил их всепрощающим взглядом и склонил широколобую голову к траве.

— Хотели застрелить вола, сэр? — поинтересовался Николз.

— Ну, не задушить же.

— Я бы не смог, — застенчиво сказал юный прапорщик, — Мне их слишком жалко.

Николз преклонялся перед Шарпом и Харпером. Ещё бы! Кто в армии Веллингтона был известнее этих двоих? Они взяли Орла под Талаверой, прорвались через кровавый кошмар бреши в Бадахосе, отличились под Витторией.

Юноша до сих пор не мог поверить своему счастью. Ему выпала честь служить с настоящими героями!

— Как вы считаете, сэр, — осведомился он у Шарпа, — мы будем сражаться?

— Надеюсь, в ближайшие пару дней нет.

— Нет, сэр? — разочарованно переспросил Николз.

— Через три дня Рождество, — растолковал Шарп, — Согласись, досадно погибнуть в такой праздник?

— Ну… да.

Прапорщику исполнилось семнадцать, но выглядел он едва на четырнадцать. Он носил перелицованную шинель с чужого плеча. Матушка Николза нашила на ткань петли тусклого золотого галуна, подвернув и подшив слишком длинные для мальчишки рукава.

— Боялся, что не успею, — бесхитростно сознался он Шарпу, приехав в батальон неделю назад, — Обидно не успеть на войну.

— А по мне, наоборот.

— Что вы, сэр! — с жаром возразил Шарпу Николз, — Долг мужчины — воевать за родину.

Он всё делал с жаром, этот маленький прапорщик. Ветераны полка посмеивались над его рвением, да он не оскорблялся.

Шарпу он напоминал щенка. Влажный нос, хвост трубой и страстное желание вонзить во врага молочные зубы.

Только не в Рождество, мысленно простонал Шарп. Только не в Рождество! Майор молил Бога, чтобы Хоган ошибся насчёт французов. Рождество и убийства — не лучшее сочетание.

— Скорее всего, сражаться вам не придётся, — полковник Хоган неистово чихнул, высморкался в красный платок и сдул с карты крошки просыпавшегося табака, — Мои сведения могут оказаться ложными. Так и не прикончили вола?

— Нет. А откуда вы знаете о воле, сэр?

— Я же, как-никак, возглавляю разведку, — важно сказал Хоган, — Мне положено знать всё. Или почти всё. К примеру, я понятия не имею, по восточной дороге пойдут французы или по западной. Поэтому перекроем обе. На восточную я пошлю испанцев, а западную блокируете вы. Здесь.

Он постучал по карте пальцем около точки рядом с французской границей. Над отметкой рукой Хогана было начертано «Ирати».

— Вам там понравится, Ричард, — оскалился полковник, — Дыра редкостная. Лачуги и нищета.

Наверно, потому французы и направлялись туда. После разгрома под Витторией наполеоновские полчища драпали из Испании без оглядки. Тем не менее, на юге в их руках остались несколько приграничных фортов. Как донесли Хогану, один из гарнизонов надумал прорваться во Францию под Рождество, уповая на то, что в праздник англичанам, отяжелевшим от еды и выпивки, будет не до них. Французов следовало перехватить.

Враг мог воспользоваться двумя дорогами. Хоган предполагал, что лягушатники остановят свой выбор на восточной, широкой и удобной. Западная была гораздо хуже. Её-то полковник и вверил заботам Собственного принца Уэльского Добровольческого полка, которым в данный момент командовал Шарп. Полку надлежало прошагать по горным тропам и встретить Рождество в «редкостной дыре» под названием Ирати.

— В форте Окагавия больше тысячи поганцев, — просветил Шарпа Хоган, — Бони они ох, как не помешают. Надо их остановить.

— Едва ли они пойдут по западной дороге, сэр.

— Согласен с вами, — сказал полковник, — Однако, коль пойдут, вы их остановите, Ричард. Поджарьте пятки лягушатникам. Вы же ради этого вступили в армию, верно? Убивать французов. Так идите и убивайте на здоровье. Я хочу, чтобы вы выступили через час.