Это были враги.

— Полундра-а-а-а!!! — вдруг совершенно дурным голосом завизжал Сенька, открывая огонь из ТТ. Мальчишки заорали и заулюлюкали, стреляя. За грохотом стрельбы «Вепрь» вырвался из темноты совершенно неслышно, но рёв его ДШК перекрыл вообще все звуки — Лёшка бил в лайбу прицельно, одной нескончаемой очередью, и на ней что-то взорвалось. Потом взорвалось ещё раз. А потом она как-то игрушечно опрокинулась на бок и затонула за считанные секунды.

Взорвался джип.

— Всё, — сказал Сенька, вставая. Помахал катеру. Тот описывал циркуляцию, и Игорь увидел на носу Лёшку — он шёл вдоль борта, время от времени поднимая руку и стреляя в воду из «нагана».

Лешка добивал спасшихся.

В лодке лежали два трупа. Туда уже набиралась через пробитый борт вода. В воде мокли несколько больших пакетов. Ещё два трупа качались на мелководье у берега, и четыре валялись на гальке. Все были вооружены, но оружием — револьверами, небольшими, словно игрушечными, пистолетпулемётами — воспользоваться не успели. Лежали ещё несколько пакетов, из одного просыпался белый порошок, похожий на крахмал. Игорь рассматривал их и гадал, кого убил он и убил ли кого-то вообще. Больше не было никаких особых чувств.

— Посмотрим, что в фургоне, — сказал Сенька Николаю. — Ребята, — обратился он к остальным, дохлятину и пакеты стащите поближе к джипу. А лодку оттолкните.

— Я сейчас, — сказал Игорь Борьке. — Облегчусь, — и отошёл к большому валуну в стороне от лодки. Ему в самом деле жутко захотелось отлить.

Он пошире расставил ноги, опустил глаза…

И встретился своим взглядом — с другим.

Мальчишке было не больше лет, чем Игорю. Сложившись втрое, он забился в еле заметную щель и остался бы незамеченным, не приди Игорю в голову отойти.

Большие чёрные глаза татарчонка были переполнены влажным ужасом и смертной тоской. Игорь застыл, держа руки на ширинке и моргая. Губы татарчонка зашевелились, Игорь услышал шёпот:

— Урус, урус, не бей, не бей, урус, казак, не бей, уру-у-у-с…

Это были очень долгие мгновения. Шёпот казался страшно громким. Невероятно громким. Игорь пошевелил пальцами, качнул головой — и, отвернувшись, шагнул прочь.

Револьвер в руке неслышно подошедшего Генчо выстрелил. Игорь, вздрогнув, рефлекторно оглянулся — и обмер.

Татарчонок ещё подёргивался. Из пробитого лба текла пузырящаяся кровь.

В руке у татарчонка был приготовленный к броску нож.

— Пожалел? — спросил Генчо. — Спинку подставил благородно?! Рыцаря нашёл?!

Игорь зашевелил губами, сам не зная, что хочет сказать. Может, что и придумал бы, но из фургона вывалился Сенька. Глаза его были огромными, он бормотал:

— Там… там… — и тыкал назад пальцем…

… Николай с руганью расколотил очередной автоклав. Из него выпало что-то, что не хотелось рассматривать, грек яростно растоптал успокоительно мерцающий зелёным огоньком дисплей. Сенька и Борис вынесли и уложили на гальку последнего — пятого — ребёнка, это была девочка лет 10.

— Жива, — сказал Сенька. И облегчённо вздохнул.

Двое мальчиков — 6 и 12 лет — и три девочки — где-то две по 10 и одна лет 8 — были живы, но находились под воздействием снотворного. На руках виднелись следы нескольких уколов. Двадцать автоклавов, содержавших человеческие внутренние органы, стояли там же, где лежали дети — на откидных полках.

— Бартер, — сказал Николай, отплёвываясь вожжами густой слюны. — Сюда — наркоту, отсюда — органы и детей. Бартер, сссука.

— Слить бензин, всё полить и сжечь к еб… не матери, — приказал Сенька. — И на катер, на катер, на катер…

… - Спят? — спросил Сенька. Денис кивнул:

— Спят, что им сделается… Куда нам их деватьто?

"Вепрь" чуть покачивался под выступом скалы, за оградой из других скал, невидимый ни с моря, ни с суши, ни с воздуха. Солнце уже подползало к зениту. Мир был полон сонным благодушием, лишь издалека доносились звуки керченского порта.

Сенька вдруг засмеялся:

— Слушай, капитан, а не миновать мне всё-таки в Керчь идти. Найду ребят из "Прорыва"(1), чего проще. И свалим им на руки, ничего не объясняя.

Денис начал кусать щёку изнутри. Он кусал щёку и постукивал по лееру кулаком. Потом нехотя сказал:

— Иди, чёрт с тобой. Только не один. Кольку возьми.

— Игоря возьму, — ответил Сенька. — У Кольки на роже написано, что он бандит. И к нему взрослые тётки то и дело липнут. А Игорь хоть Крым посмотрит.

— Вернёмся — всё Зойке с Наташкой расскажу, — пообещал Денис.

Мальчишки засмеялись.

Когда дверь лязгнула и внутрь вбросили Сеньку, Игорь вскрикнул. Пока сидел — было страшно, но где-то в душе в такое вот не верилось.

Как это вообще получилось? Шли по дороге, до Керчи оставалось полкилометра. Рядом затормозил УАЗик, вывалились какие-то плоскомордые в форме, сопротивляться таким — всё равно что ногой в скалу бить… Потом — темно, а в себя Игорь пришёл только здесь, в типичном «обезьяннике» на нарах, рядом мужиком лет под шестьдесят, совершенно бомжового вида. Тот пытался что-то спрашивать, но Игорь и сам ничего не понимал и толком не мог объяснить. Сеньки не было. И вот…

Сенька со стоном завозился на нарах, попытался встать, но не смог и опять застонал. Дверь, снова лязгнув, захлопнулась. Пожилой бомж, перебравшись ближе к мальчику, бессильно лежащему на крашеных досках, покачал головой и пробормотал:

— Сволочи, фашисты… — и стал приподнимать Сеньку, приговаривая: — Потерпи, потерпи, паренёк… немного потерпи, сейчас… Одежду дай, — это он сказал Игорю, и тот, не сводя с Сеньки глаз, дотянулся до его одежды, лежавшей тут же неряшливым комком, передал бомжу, заметив, что рука трясётся. Тот стал осторожно натягивать её на стонущего Сеньку. Борода бомжа прыгала.

По рёбрам Сеньки тянулись синие полосы. Левая рука распухала ниже локтя на глазах, лицо перемазано кровью так, что непонятно было даже, где на нём что и есть ли там повреждения. Спина вздулась от алосизых рубцов, и, когда бомж попытался натянуть на Сеньку рубашку, тот закричал и открыл глаза.

Глаза были мутные от боли, но живые.

— Пить… нету? — в два приёма спросил Сенька и, скривившись, ухитрился сесть. Тронул руку: — Сломали, гады… и рёбра, кажется… — он покосился на бомжа. — Спасибо… вам.

— Что делать? — выдохнул Игорь, садясь ближе. И Сенька испугал его до полусмерти, покачав головой и сказав:

— Не знаю… слушай… сейчас тебя поведут. Будут спрашивать про… всё. Про нас. Понял?

— Понял, — сказал Игорь. Губы у него быстро немели.

— Молчи, — Сенька опять застонал, на секунду прикрыл глаза. — Это одна шобла. Ты

1. Довольно рыхлая структурно, но небесполезная организация крымских славян, ставящая своей целью возвращение Крыма России.

же видел, менты — татары. Ничего не говори.

— Нас убьют? — спросил Игорь, слыша в голове какой-то растущий гул.

— Да, — просто сказал Сенька. И прислонился затылком к стене.

Дверь издала длинный лязг…

… Первый раз Игоря ударили в коридоре — даже не ударили, а просто пнули, но пинок ботинком на мощной подошве послал мальчишку плечом в стену, Игорь еле удержался на ногах. А второй пинок просто вбил его в небольшой кабинет.

Первое, что Игорь увидел — следы крови на полу. Длинные размазанные полосы. Он долго глядел на них (или показалось, что долго) и только потом поднял глаза.

Кабинет был узким, но длинным, почти как коридор какой-то. Голые стены, стол с лампой, несколько стульев — вдоль стен, один — посередине. Решётка на окне. Цветок с мясистыми листьями. Пепельница. Двухцветный флаг, портрет какого-то страшного, как смерть, мужика — Наташка сказала бы: "Черти на роже горох молотили". Пистолет в открытой кобуре на столе.

За столом сидел мужик в рубашке с закатанными рукавами и погонами епитана. Не татарин, на вид вполне русский. Явными были двое енров, стоявших по сторонам стола. В руках у них были отполированные палки длиной примерно в руку. У этих были сержантские. Какиетотамсержантские — в полосках Игорь не разбирался. С погон Игорь перевёл взгляд на палки и не смог его отвести.