Вначале они полагали, что причина беспокойства — топор. У дерева нет глаз, но, должно быть, есть какие-то другие органы восприятия. Однако в конечном итоге было обнаружено, что дело не в топоре, а в намерении человека. Первый раз, когда пришел садовник с топором, чтобы срубить деревья, включая наблюдаемое дерево, и собирался обрубить одну из его веток, дерево было вне себя от ужаса. График показал, что дерево было категорически против того, что с ним хотели сделать. Это невероятно, ведь у деревьев нет глаз, и садовник с топором находился довольно далеко. Затем привели садовника с топором, но без намерения срубить дерево. График остался гармоничным.

Итак, дерево каким-то образом воспринимало не топор, а желание, намерение садовника. Стали проводить дальнейшие исследования. Прибор подключили к другим деревьям, находящимся рядом с наблюдаемым деревом, и обнаружили, что волновалось не только дерево, которое собирались срубить, но и другие деревья: они сочувствовали; их графики были не такими страшными, но явно дисгармоничными. Они знали, что их товарища, их соседа хотят срубить. Но это происходило только в том случае, если присутствовало подобное намерение. Если его не было и садовник с топором просто проходил мимо, деревья не подавали никаких признаков беспокойства, тревоги и страха.

У всего сущего есть свои способы проявления разумности. Наш разум — не единственный в своем роде.

Знаменитый ученый Джон Лилли работал с дельфинами. Дельфины обладают своеобразным языком. Никто даже предположить не мог, что у кого-то еще, кроме человека, может быть язык. Голова дельфина по размеру превосходит человеческую, и в ней больше нервных волокон. Возможно, дельфины имеют более высоко развитый интеллект, чем человек. Они используют систему, которая называется сонар, поскольку она создает определенный звук в воде. Этот звук способен проходить сквозь толщу воды на много миль и достигать другого дельфина, которому он адресован,— без провода, это беспроводная система! Вокруг находятся тысячи дельфинов, но, возможно, влюбленные хотят что-то сказать друг другу... Их сообщение — это звук, который мы не можем услышать, он — вне диапазона нашего слуха. Мы можем его слышать, только усилив при помощи приборов. Это очень красивый звук. И, должно быть, этот звук адресован определенному дельфину, у которого могут быть свое имя и адрес. Звук достигает своего адресата, и очень скоро можно увидеть, как он спешит туда, откуда был подан сигнал: «Приходи скорей!»

Лилли работал с дельфинами почти всю свою жизнь. Дельфины — очень доброжелательные животные, игривые и веселые. Они никогда не нападают на человека или других дельфинов — у них нет ни драк, ни ссор. Если вы плаваете, они будут плавать вместе с вами. Если вы с ними играете, они будут играть с вами. Они рады общению с человеческими существами. Всё — сущее...

Раньше у меня работал садовником один старик. Я обнаружил, что иногда, когда он не знал, что я за ним наблюдаю,— я мог смотреть на него из окна, находясь в доме,— он разговаривал с деревьями. Однажды я застал его врасплох и спросил: «Что ты делаешь?»

Он ответил: «Никому не говорите, а то подумают, что я сумасшедший. Но дело в том, что я чувствую с ними какую-то связь... Всю свою жизнь я работал с деревьями; я всегда разговаривал с ними, и, к моему удивлению, если я сажал два деревца одинаковой высоты и разговаривал только с одним из них,— а я одинаково ухаживал за ними, одинаково подкармливал, поливал и удобрял их, обоим доставалось одинаковое количество солнечного света, но с одним я разговаривал с большой любовью, гладил его руками,— оно росло быстрее. Через месяц оно вырастало в два раза больше, чем второе. Хотя всего остального было поровну, второму деревцу не хватало одного — моей любви».

Каждый год он побеждал в конкурсе цветоводов. Он выращивал самые красивые розы и георгины, которые я когда-либо видел. Его секрет был в том, что он разговаривал с цветами: «Не подведите меня. Конкурс приближается. Вы должны дать мне один большой цветок, самый большой, на какой вы только способны».

Мы стали с ним друзьями, и он знал, что я никому не выдам его тайну. Я его понимаю... и я не думаю, что он сумасшедший. Он прекрасно работал. Бедный старик! Если бы он был образован и занялся наукой, он разгадал бы множество секретов деревьев. Но я видел это своими собственными глазами, потому что он работал у меня почти девять лет. Когда я уезжал, он хотел поехать со мной. Но я сказал: «У меня не будет сада в Бомбее».

Он даже писал мне письма, когда я был в Америке: «Теперь у вас есть такой большой сад, почему бы вам не позвать меня к себе? Хотя я стар и немощен, но никто не умеет обращаться с деревьями так, как я».

Сущее обладает многомерным разумом. Мы являемся лишь одной частью этой безграничной Вселенной. Только ни в коем случае не думайте, что я ставлю сущее на место Бога. Нет! Бог не существует, а сущее существует. Именно поэтому мы и называем его сущим.

Второй вопрос:

Я с легкостью могу сказать: «Я с детства не верил в Бога, даже в детстве я сомневался в нем». Но ум имеет глубоко укоренившуюся и скользкую привычку превращать тайны в суеверия. Вчера вечером, когда вы говорили, я вспомнил случаи из прошлого, когда я вам приписывал качества всемогущества, вездесущести и всеведения, несмотря на то, что вы всегда говорили нам, что это чепуха. Похоже, что эта болезнь веры в Бога прячется глубоко в человеке и появляется внезапно, как какой-нибудь неприличный незваный гость, когда ее меньше всего ждешь и желаешь видеть.

Легко менять тюрьмы. Новая тюрьма выглядит лучше прежней. Легко менять цепи и вид рабства, потому что новое рабство, несмотря на все его отличия от предыдущего, по сути своей такое же — а люди именно это и делают. Индуисты становятся христианами, христиане — индуистами. Они лишь меняют вид рабства. Они лишь меняют свои тюрьмы, свои наручники и цепи. Но в корне не меняется ничего.

Итак, когда вы слышите, что Бог мертв, и ваш интеллект убежден, что Бог никогда не существовал, что его невозможно обнаружить... это лишь интеллектуальное убеждение. Но вы являетесь не только интеллектом, вы также состоите из эмоций и чувств, которые глубже интеллекта. И идея Бога внедрилась в ваши эмоции и чувства. Интеллект — это лишь поверхность вашей психики, и в том, что Бога нет, вы можете быть убеждены лишь логически, рационально.

Один мой друг, старый, очень умный человек, был когда-то последователем Кришнамурти; тогда ему было столько же лет, сколько самому Кришнамурти. Мы познакомились, когда он уже был очень старым, но он начал приходить ко мне. Интеллектуально он был гигантом; он был убежден, что нет ни Бога, ни рая, ни ада, ни морали,— что это все лишь социальные условности.

Однажды ко мне прибежал его сын — они жили в пяти минутах ходьбы от меня — и сказал: «У моего отца тяжелый сердечный приступ, и врачи очень боятся, что скоро может произойти еще один приступ. Он очень слаб, он вдруг вспомнил вас и хочет видеть».

Я побежал к нему. Подходя к двери комнаты,— в комнате было темно, и работал кондиционер воздуха, — я услышал какой-то звук. Старик повторял: «Харе Кришна, Харе Рама». Я не мог поверить своим ушам. Всю жизнь он отрицал Бога, а теперь повторял: «Харе Кришна, Харе Рама».

Я медленно вошел, чтобы не побеспокоить его, сел возле него и прислушался. Он действительно повторял: «Харе Кришна, Харе Рама». Я встряхнул его. Он открыл глаза. Я спросил:

— Что вы делаете? Всего один сердечный приступ, и вся ваша философия испарилась?

Он ответил:

— Сейчас не время для дискуссии и риска. Оставьте меня в покое; просто посидите рядом и позвольте мне помолиться Богу. Умом я понимаю, что Бога нет, но как знать? И какой в этом вред? Я все равно умираю. Лучше произнести его имя. Если он существует, это поможет; если нет, вреда не будет. Я лишь несколько раз произнес его имя, вот и все.

Я сказал:

— Не в этом дело. Все дело — в вашей целостности, вернее, в ее отсутствии. Вы расщеплены.