Кто знает, что действительно произошло в темной спальне между Улыбающимся Гилбертом и Шэрон в тот уикенд. Говорил ли он с ней о своих убытках и непомерных расходах? Факт тот, что во вторник днем Шэрон пришла в офис и передала сотрудникам Гилберта его распоряжение закрыть все его позиции, зафиксировав 30 %-ное снижение. Она сообщила двенадцати служащим, что фонд ликвидируется, и что им будут платить до конца ноября. Шэрон поговорила с юристами и бухгалтерами и вообще взяла на себя все заботы по управлению фондом. Инвесторы были уведомлены на следующей неделе. Улыбающийся Гилберт больше ни разу не появился в офисе.
Я не был близко знаком с Гилбертом, но узнал о том, что с ним произошло, от одного из его аналитиков, с которым я играл в теннис. Тот рассказал, что с момента закрытия фонда он ни разу не получал от Улыбающегося Гилберта никаких известий. Я пару раз звонил Гилберту домой, но каждый раз трубку брала Шэрон (с которой я был едва знаком). Я не знал, что ей сказать. Она отвечала, что мужа нет дома, и что он перезвонит мне, как только появится. Но он не перезванивал. От других парней, которые были более близко знакомы с Гилбертом, я слышал, что им тоже не удалось с ним связаться. А ведь он был очень общительным парнем.
Улыбающийся Гилберт и Шэрон выставили свой дом на продажу несколько недель спустя. Той осенью Гринвичский рынок недвижимости был вялым, но через шесть месяцев они все же продали свой особняк за 7 млн долларов, но кто знает, сколько они в него вложили? Кроме того, они брали кредит, чтобы расплатиться за дом. Впоследствии все их семейство перебралось в Сан-Диего. Я не думаю, что Улыбающийся Гилберт когда-нибудь вернется.
Что случилось с молодым гением рынка технологических акций
Вот еще одна история о молодом «технаре», с которым я познакомился в одной крупной фирме. Он весьма успешно работал на рынке во времена зарождения фондового «пузыря» технологических акций.
Он был (и, насколько я знаю, все еще остается) обычным привлекательным парнем, готовым без устали болтать о высоких технологиях. В момент своего наивысшего взлета он приходил на Гринвичские приемы в синих джинсах и сандалиях и носил своего маленького ребенка в рюкзаке. Его офис был завален исследовательскими отчетами и проспектами, которые, я уверен, он никогда не читал, потому что целый день лихорадочно работал на телефоне: собирал слухи, сплетничал и пытался ухватить свой ломоть прибыли, основываясь на информации из финансовых отчетов и рыночных прогнозов на предстоящий день.
Он обладал способностью быстро переключаться, и в годы бума его результаты были впечатляющими. Используя все уловки конца 1990-х, чтобы достичь своих целей, он торговал очень активно, позволяя брокерам зарабатывать значительные комиссионные. Те, в свою очередь, не оставались в долгу и давали ему преимущества при выгодных первичных размещениях акций (IPO). Эти первичные выпуски он помещал в один общественный фонд (в котором, кстати, держал большую часть своих собственных денег), и, когда ГРО начинали торговать со значительной премией, он продавал их, получая в результате огромную прибыль. Он использовал этот фонд как свой представительский счет. Когда кто-нибудь интересовался его операциями, он объяснял, что IPO, переданные им в посторонний фонд, не подходили для институционального портфеля. В то время это не считалось незаконным, хотя и не отвечало принципам маркиза Куинсберри.
Он несколько раз был гостем нашего инвестиционного Triangle клуба. Поскольку он был знаменит, седые ветераны слушали его выступления с уважением и удивленно качали головами.
В начале 1998 года этот парень уволился из крупной фирмы и использовал свои связи, чтобы найти 45 млн долл. для организации собственного хеджевого фонда, который в действительности был долгосрочным фондом технических акций с высоким уровнем левериджа. В первый год своего существования он поднялся на 40 %, а по итогам 1999 года показал еще более великолепную прибыль, равную 65 %. Я полагаю, что ему лично удалось заработать на этом, должно быть, 30 млн долл. В 2000 году деньги продолжали вливаться в его фонд, и он управлял уже суммой в 600 млн долл. В ноябре того же года он прилетел на большую конференцию в Санта-Монике. Его сопровождали жена, двое детей, гувернантка, родители жены и кузен, который был его личным тренером. Пилообразное движение котировок, случившееся тем летом, заставило его поволноваться, но он все еще полагал, что является неуязвимым, избранным помазанником божьим. Столь же дружелюбным балагуром, каким был всегда.
После 2001 года, который снова оказался плохим, он был ранен, но все же продолжал бороться, однако уже в 2002 году он все же оказался за бортом и был утоплен. Казалось, что все, чем он владел, погружается на дно океана. При этом большинство его вложений имело серьезную основу, и лишь некоторые из них можно было назвать чисто спекулятивными. У него были акции, которые за несколько лет упали в цене со 150 до 3 долл. К концу года его фонд потерял примерно 80 % от своего высшего достижения, что автоматически означало необходимость заработать почти 400 % прежде, чем можно было бы рассчитывать на вознаграждение.
В январе 2003 года он ликвидировал фонд, оставшись, насколько я слышал, всего с 5 млн долл., которые были тем, что осталось от его сумасшедших заработков за первые два года. Он объявил, что собирается взять отпуск, чтобы затем организовать новый фонд, не отягощенный прошлой историей. Но пока еще он нигде не всплыл. Говорят, что сейчас он живет в Малибу и целыми днями занимается серфингом.
В качестве заключения хотелось бы заметить, что создание и управление собственным хеджевым фондом требует таких нервов и таких интенсивных усилий, что неудача действительно может оставить неизгладимый след и в вашей душе, и на всей вашей жизни. Навсегда!
ГЛАВА 3
«Короткая» продажа нефти. О том, как с нами жестоко пошутили
Если бы хеджевые фонды не применяли «короткие» продажи («шорты»), они были бы всего лишь долгосрочными инвестиционными фондами с высоким левереджем и грабительскими комиссионными. Можно было бы ожидать, что фонд, использующий мощное кредитное плечо, склонен испытывать критические колебания показателей своей работы. Фактически многие хеджевые фонды соответствовали этому описанию в 1970-х, а затем еще раз в конце 1990-х годов, когда два великих этапа долгосрочных «бычьих» рынков подходили к своему концу. Однако добросовестные хеджевые фонды всегда используют «короткие» продажи. Иными словами, они всегда имеют в своем инвестиционном портфеле некую долю «коротких» позиций, потому что на рынке всегда есть акции, которые на данный момент переоценены относительно других бумаг. По крайней мере, в теории фонды пытаются зарабатывать на спреде — разнице цен при игре на повышение и понижение между своими «лонгами» и «шортами».
Профессиональные хеджевые фонды применяют два различных вида «коротких» продаж. В первом случае они продают основные фондовые индексы, чтобы хеджировать свои «длинные» позиции или защитить активы фонда, если появляется тенденция к понижению. Многие лучшие менеджеры используют эту тактику. Они абсолютно уверены, что умеют применять фундаментальный анализ для выбора акций, которые должны повыситься, но они испытали на собственной шкуре и то, что выбрать акции, которые должны упасть, значительно сложнее. В настоящее время хеджевые фонды вообще разочарованы результатами своих попыток зарабатывать деньги на «коротких» продажах. Они признают «шорты» в индексах, но опасаются «шортить» отдельные ценные бумаги или рыночные секторы.
Однако «короткие» продажи имеют определенную привлекательность. Тех, кто использует в своей торговле «короткие» позиции, гораздо меньше, чем тех, кто использует только позиции «лонг», так что в этой нише теоретически должно быть меньше конкурентов и, соответственно, теория эффективности рынка работает здесь не в полной мере. Это интеллектуально привлекательно для тех инвесторов, которым нравится отличаться от других. Другая причина того, почему рынок «коротких» продаж гораздо менее насыщен, состоит в том, что он более напряжен эмоционально; «короткая» позиция всегда оставляет продавца с непростым, тошнотворным чувством. Старая поговорка «Тот, кто продает то, что ему не принадлежит, должен вернуть долг или сесть в тюрьму» уже сотни лет успешно подтверждает свою правоту. Продажа без покрытия взывает к противоречивым инстинктам инвесторов, особенно тех, кто имеет врожденный скептический и сардонический взгляд, присущий человеческому интеллекту. Таким образом, «короткие» продажи находят свое практическое применение, но с относительно большим количеством катастрофических сбоев.