5 Confessions et jugements. P. 148-150.
6 Ibidem. P. 149: "Messire Ysards: a gehine et au pilory et flatrir. Messire J. de Dinteville: a gehine et le mettre ou pillory et seigner ou front. Messire Artus: concordat cum domino J. de Dintevilla. Maistre B. Paumier: a bannir. P. d'Aucerre: a seigner ou front et es joes et bannir et ou pillory. Messire Gaucher de Frolloys: concordat cum domino J. de Dintevilla. Maistre J. de Travecy: ou pillory, seigner et bannir. Messire J. du Chastelle: II samedis ou pillory et seigner ou front".
господа согласились и решили... за исключением мессира Гийома де Виллера, который ничего по этому поводу не сказал (qui n'en dist riens)», «... все они, за исключением Жана Мале и Жана де Киньера, согласились...», «П. д'Осер, П. де Креель явились слишком поздно
g
(vinrent trop tart)» . Все-таки, наверное, далеко не все свершалось в суде того времени с согласия всех и каждого...
И, тем не менее, коллегиальность того или иного принятого решения не просто декларировалась в текстах протоколов, но также всячески подчеркивалась стилистически - в частности, с помощью местоимения «мы». Обычно в средневековых судебных документах использовались местоимения третьего лица единственного и множественного числа: «он» - для обвиняемого, «они» - для судей. Это было связано с общей формой записи дела, когда речь участников того или иного процесса
9
передавалась в основном косвенно .
Однако, в деле Гийома де Брюка мы сталкиваемся с ситуацией, когда все решения судей были вынесены от первого лица множественного числа (тогда как для обвиняемого использовалось привычное «он»): «...и в этот день мы велели привести (feismes venir) к нам (par devant nous)...упомянутого заключенного...», « мы велели ему поклясться (nous feismes jurer), что он скажет нам правду ( que il nous diroit la vérité) обо всем, что мы у него спросим (de ce que nous lui demanderions), и он нам ответил, что так и сделает (lequel nous respondi que si feroit-il)...», «мы y него спросили (auquel nous demandasmes)... он нам ответил (lequel nous respondi)...», «a кроме того мы y него спросили (et oultre lui demandasmes)...упомянутый заключенный нам ответил (lequel prisonnier nous respondi)», «учитывая все вышесказанное... мы постановляем (nous disons), что этот заключенный достоин пытки (est digne d'estre mis a question)...». Только в записи окончательного приговора автор регистра, Алом Кашмаре, возвращается к третьему лицу: «... упомянутые советники согласились (lesdiz conseilleurs furent d'oppinion)...» , но затем снова сбивается на местоимение «мы»: «... и так мы считаем и постановляем (et ainsi prononcasmes et jugasmes)»89.
Конечно, не стоит расценивать употребление местоимения «мы» в
8 Ibidem. Р. 58, 79 (та же история повторилась с Гийомом де Виллером еще раз - Ibidem. Р. 95), 108,164.
9 Об использовании в судебных протоколах прямой речи, в том числе диалогов между судьями и обвиняемым или между обвиняемым и свидетелями, см. ниже.
судебных протоколах как исключительное явление. С подобной ситуацией мы сталкиваемся, к примеру, при чтении материалов обвинительного процесса Жанны д'Арк: «Эта Жанна была нами допрошена о ее имени и фамилии»90, «Мы ...объявляем этим
справедливым решением, что ты, Жанна, обычно называемая Девой,
12
совершила различные ошибки и преступления...» . Точно так же местоимение «мы» использовалось при вынесении приговора по делу Жиля де Ре: «Мы заявляем, что ты, Жиль де Ре, присутствующий на заседании, здесь, перед нами, найден виновным в ереси и вероотступничестве»13.
Характерно, что в данном случае мы имеем дело с представителями церковной юрисдикции. Именно у них их светские коллеги позаимствовали как саму идею коллегиальности, так и использование соответствующей лексики14. Так, в деле Пьера Аршилона, промышлявшего воровством в Провансе между 1428 и 1439 гг., читаем: «... объявляя наше окончательное решение устно (de notre propre bouche) и [закрепляя] его в письменной форме (en des termes rédigés par écrit)... ,., мы заявляем ... , что ты будешь повешен»91. По-видимому, во всех этих случаях употребление местоимения «мы» неслучайно и связано, скорее всего, с традиционными для XIV-XV вв.
11 Procès de condamnation de Jeanne d'Arc / Ed. par P.Tisset, Y.Lanhers. P., 1960. T. 1. P. 40: "Eadem Johanna per «05 interrogata fuit de nomine et cognomine ipsius" (далее везде - PC, том, страница).
12 PC, 1, 412: "...nos...te, Johannam, vulgariter dictam la Pucelle, in varios errores variaque crimina ... indicisse iusto iudicio declaraverimus ... ".
13 BossardE., abbe. Gilles de Rais, Maréchal de France, dit Barbe-Bleue, 1404-1440. Grenoble, 1992 (1 ed. - P., 1885). P. LXIII: "Declaramus te, Egidium de Rays supradictum, coram nobis in judicio presentem, heretiquam apostasiam perfidie.... commississe".
14 Впрочем, назвать судей, заседавших в Парижском парламенте или в суде Шатле, исключительно светскими людьми было бы неверно. Сохранившиеся списки судей и адвокатов парламента свидетельствуют, что представителей церкви (клириков) и мирян среди судей было примерно поровну, а в некоторых палатах преобладали первые. См., например: Liste des personnes ayant siege a la session du Parlement de 1340-1341 // Actes du Parlement de Paris. P. 371-376; Liste des personnes ayant siege a la session du Parlement de 13411342 // Ibidem. P. 377-379. См. также: Цатурова C.K. Офицеры власти. С. 24-28. Этот факт любопытен уже сам по себе, поскольку судьи уголовного суда парламента и Шатле, как мы увидим далее, пытались представить себя прежде всего как люди короля, а, следовательно, как представителей светской власти.
формульными записями о принятии того или иного судебного решения92. Помимо особой торжественности столь «личного» обращения к осужденному преступнику, призванной подчеркнуть всю важность момента, это «мы» указывало, что вынесенное решение не было делом рук одного человека, что в его принятии не сыграла роль личная месть, вражда или обида. Напротив, «мы» свидетельствовало о том, что решение было принято многими людьми, пришедшими к единому мнению - мнению, которое - по этой самой причине - очень трудно будет признать неверным или несправедливым и опротестовать. «Мы» настаивало на существовании некоего единого в своих помыслах и делах сословия судей — людей сугубо профессиональных, стоящих на охране интересов всего сообщества.
В этой связи особенно интересным представляется характер некоторых апелляций, поданных в Парижский парламент по процедуре или по приговору. В них речь всегда идет о нарушениях, которые допустил один судья. Жалоба, таким образом, подавалась против этого конкретного представителя власти, а не против группы лиц. И, если апелляция признавалась достойной внимания, приговор выносили только одному
17
человеку . Описания ритуала публичного покаяния (таково было обычное наказание для проштрафившегося судьи) дают нам возможность увидеть совсем других судей - исключенных из их могущественной 1-й корпорации, оставленных один на один с их бывшими жертвами93.
Впрочем, сама идея корпоративности вряд ли становилась от этого менее убедительной - напротив, изгоняя (пусть даже временно) недобросовестных коллег из своих рядов, французские судьи лишний раз могли подчеркнуть свою сплоченность и компетентность. Да и число подобных апелляций было все-таки крайне невелико в XIV-XV вв.
16 Grand R. Justices criminelles, procedures etpeines dans les villes aux XlVe et XVe siecles // ВЕС. 1941. T. 102. P. 51-108, здесь P. 70. Об использовании местоимений первого и второго лица в судебных документах см.: Michaud-Frejaville Fr. "Va, va fille de Dieu". De l'usage du "tu" et du "vous" dans les sources concernant Jeanne d'Arc (1430-1456) // Bulletin de l'Association des amis du Centre Jeanne d'Arc. 1995. № 19. P. 25-45.
