Обе стороны проявляют также взаимный интерес к развитию сотрудничества в сфере высоких технологий и их совместном экспорте в третьи страны. Израиль и Россия взаимодействуют даже в космосе, примером чего является запуск израильского спутника с Байконура. Москва испытывает известные трудности из-за ограничений на торговлю с Россией, введенных Сенатом и Конгрессом США. Израиль способен в определенной мере смягчить эти санкции — естественно, при условии улучшения общей атмосферы двусторонних отношений. В свою очередь, Иерусалим заинтересован в поддержке Москвы на различных международных форумах, особенно в Совете Безопасности ООН. Взаимодействие на межд ународном уровне должно быть обоюдным. Кстати, Израиль был единственной западной страной, поддержавшей Россию в Европарламенте при обсуждении ситуации в Чечне.

Именно эта общность интересов — есть зерно двусторонних отношений, но акулы пера с обеих сторон почему-то все больше предпочитают копаться в плевелах. Некоторые российские обозреватели язвительно заметили, что председатель израильского парламента в своей речи по случаю 60-летия освобождения Освенцима даже не вспомнил о том, что это был сделано Советской армией. Израильские комментаторы, в свою очередь, очень обиделись на Путина, позабывшего отметить на церемонии в Освенциме, что большинство погибших там были евреями. Параллельно, израильтяне в последнее время все чаще обращают внимание на рост антисемитских настроений в России. Наблюдая за этим, российские представители негодуют, указывая на огромное количество материалов в израильских СМИ, содержащих нападки и оскорбления личного характера в адрес Владимира Путина. Особое недоумение вызывает у них тот факт, что подобные выпады позволяют себе не только независимые масс-медиа, но и государственные, в частности, русскоязычная служба Гостелерадио — РЭКА.

Я не раз пытался объяснить своим российским собеседникам, что многие русскоязычные израильтяне испытывают весьма противоречивые чувства к сегодняшней России. В первые годы после избрания на пост президента, Владимир Путин пользовался огромной симпатией значительного числа израильтян — выходцев из стран СНГ. Однако затем их расположение к российскому лидеру сменилось чувством разочарования на фоне укрепления сотрудничества Москвы с Тегераном и Дамаском, открыто выступающими за уничтожение Еврейского государства.

Но ведь двусторонние отношения государств — это не математическая константа. Они могут знать взлеты и падения, могут колебаться от тесного сотрудничества практически во всех областях до охлаждения и почти полного разрыва. Это вполне естественно, учитывая, что руководители государств в различных исторических ситуациях по-разному понимают интересы своих стран. Приведем яркий пример недавнего прошлого. Почти аналогичный кризис имел место между Москвой и Анкарой в 1997 году, после заключения сделки о продаже грекам-киприотам российских зенитно-ракетных комплексов С-300. Реализация этого контракта грозила изменить стратегический баланс в Восточном Средиземноморье. Опасаясь такого сценария, Анкара объявила, что уничтожит ракетные комплексы, как только они будут доставлены на Кипр. Это временно привело к кризису в турецко-российских отношениях. В конечном итоге, ЗРК С-300 на острове Кипр так и не появились. Со временем связи Москвы и Анкары постепенно вернулись в прежнее русло, а в последнее время даже существенно активизировались. Недавняя поездка президента Путина в Турцию и ответный визит в Россию премьер-министра Эрдогана ознаменовали собой новую веху в отношениях двух стран. Эта история вполне может послужить примером для Израиля и России.

Сейчас оба государства имеют уникальный шанс заново выстроить отношения друг с другом. Появление такой возможности вызвано изменением реалий международной политики. В последнее время на долю России выпало немало тяжких испытаний и горьких поражений. Российская политическая инициатива в Молдове потерпела неудачу. В Грузии и на Украине победу на выборах одержали кандидаты, явно Москву не устраивавшие. К этому добавилась волна терактов, прокатившаяся по России во второй половине прошлого года и достигшая своей кульминации в момент захвата школы в Беслане. На последнем заседании Европейского парламента в Страсбурге прозвучало осуждение российской политики. И дополнил картину скандал вокруг публикации антисемитского воззвания в газете «Русь Православная».

Сейчас Кремль стоит на пороге внесения ряда существенных изменений в собственный внешнеполитический курс. Признаки этого можно увидеть в январском визите российского министра обороны в Вашингтон, последовавшей вслед за тем встрече глав внешнеполитических ведомств России и Америки в Турции, предстоящем саммите лидеров США и России в Братиславе. Все это свидетельствует о сближении между Москвой и Вашингтоном. Надеюсь, что в результате они сумеют достичь взаимопонимания по таким острым вопросам как ядерная программа Ирана, ситуация в Ираке, «дело ЮКОСа», поправка Джексона-вэнника. Именно сближение России и Соединенных Штатов создает благоприятную атмосферу для нормализации израильско-российских отношений. Однако воспользоваться этим можно лишь при условии, что обе стороны сумеют подняться над взаимными претензиями и личными обидами.

После выборов 2001 года вновь избранный премьер-министр Шарон настоял на отмене закона о прямых выборах главы правительства и на возращении к старой избирательной системе. Ариэль Шарон опирался на поддержку политических и общественных кругов, в которых давно зрело недовольство прямой системой выборов. Ее критики были недовольны как утерей крупными партиями их влияния, так и нестабильностью власти в государстве.

Я убежден, что главным недостатком принятого в свое время решения о переходе к прямой системе выборов было не то, что это решение было ошибочным, а то, что оно было половинчатым — оно не было осуществлено до конца. Введя прямые выборы главы правительства и оставив при этом прежнюю систему власти в стране, мы создали недееспособную ситуацию: немыслимое сочетание президентской и парламентской форм власти. Вместе эти системы не работают. Надо выбирать что-то одно. Именно поэтому в период действия прямой избирательной системы в Израиле резко возросли сотрясавшие страну трения между парламентом и премьер-министром.

Явные преимущества прямой избирательной системы были доказаны на муниципальном уровне. Эта система выборов позволила покончить с таким неприглядным явлением, как калантаризм, позволявшем третьеразрядным функционерам, пользуясь угрозой перехода в другую фракцию, или реализуя эту угрозу, оказывать решительное влияние на выбор главы местного или муниципального совета. Прямые выборы мэра позволили местным советам навести порядок в своем хозяйстве и встать на путь экономического оздоровления. Так почему же подобное не произошло на общегосударственном уровне?

Причина — недоведение реформы до конца. В муниципалитете практически невозможно отстранить мэра в середине его каденции. Отстранение же избранного премьер-министра посредством назначения досрочных выборов было делом относительно легким. Мэр может осуществлять руководство городом, даже опираясь на коалиционное меньшинство в муниципальном совете. Да, это нелегко, нежелательно, но выполнимо. Президенты Франции и США вполне справляются со своими обязанностями в ситуации, когда в парламенте ФР и в Сенате/Конгрессе США заседает оппозиционное им большинство.

Неверно и утверждение о том, что голосование двумя бюллетенями[19] было причиной «распыления власти» — утери влияния крупных партий. На муниципальных выборах ведь тоже голосуют двумя бюллетенями, и распыления власти не происходит.

Верно обратное: преуспевающий и популярный мэр обеспечивает своему партийному списку представительство в муниципальном совете, которое значительно превышает его реальный электоральный вес в данном городе. В некоторых городах большинство жителей традиционно голосуют за левые партии на парламентских выборах, но на выборах муниципальных поддерживают мэра, идентифицирующего себя, скажем, с Ликудом и отдают свои голоса за его список. Некоторые мэры, преуспев в своей работе в первую каденцию, получали на следующих выборах вдвое больше голосов, чем партия, которую они представляли. Утрата доверия избирателей к крупным партиям вызвана не той или иной избирательной системой, а глубоким внутренним кризисом самих партий.