Это говорится после того уже, как сказано, что в крещении человек умирает для жизни плотской, греховной… Следовательно, тут диавол — не грех, в нас живущий, но духовная личность, злая, с умом и волею.

В изъяснении седьмого прошения молитвы Господней, стр. 113, избави нас от лукавого, говорится, что в сих словах «просим избавления от всякого зла… в особенности же от зла греха и от лукавых внушений и наветов духа злобы диавола».

Очевидно, что дух злобы — диавол — особая личность, а не грех в нас, о коем особо поминается.

Пересмотревши все эти места из Катихизиса, излагающего точное учение православной Церкви, нельзя уже оставаться в недоумении, как Святая Церковь учит о духах злых. Она признает их личными существами; и учение такое, по ее разуму, так существенно в составе догматов, что входит в дело искупления — главный пункт веры христианской.

После сего останется о. N решить один вопрос для себя самого: следовать ли такому учению Церкви? — Отвечу за него: если он сын Церкви православной и хочет быть таким, то ему следует покориться Церкви Божией и принять сие учение, хотя бы оно казалось в ином не так понятно и не сходилось с привычными ему воззрениями на предметы духовные.

Когда во время крещения читал он Символ веры, то, конечно, с надлежащею мыслию читал и следующие в нем слова: верую во едину, Святую, Соборную и Апостольскую Церковь.

А слова эти к чему его обязывают? — К полной покорности Церкви. Для подтверждения этого обращаюсь к тому же Катехизису.

В изложении учения девятого члена, стр. 65, читаем: «Что значит веровать в Церковь? — Значит благоговейно чтить истинную Церковь Христову, и повиноваться ея учению и заповедям, по уверенности, что в ней пребывает, спасительно действует, учит и управляет благодать, изливаемая от единой вечной главы ее, Господа Иисуса Христа». — Повиноваться Церкви стоит в неразлучной связи с повиновением Господу Иисусу Христу — главе ее. Пусть теперь о. N решает для себя, хочет ли он быть сыном Церкви православной или нет? Если хочет, то должен повиноваться учению Церкви. Если сознает обязанность повиноваться учению Церкви, — а она учит, что духи злые — бесы есть, — то обязан принять покорно это учение, и все пункты сего учения, какие извлечены пред сим из Катихизиса, понимать так, как они изложены, без примеси своих мудрований.

Вот и все. Полагаю, что вопрос наш должен быть этим решен окончательно. Ибо коль скоро он сознает, что обязан слушаться Церкви, и послушается, то тотчас же откажется и от своих неправых мыслей о духах. А коль скоро не сознает своей обязанности покорствовать учению Церкви, и не покорится, то с ним далее и рассуждать нельзя. Мы расходимся в началах и становимся один для другого иноязычными…

Не думает ли он легко о необходимости покорствовать Церкви? — Нет. Это дело крайней важности. Кто Церкви не слушает, тот становится яко язычник и мытарь. Следовательно, вне спасаемых.

Мне приходилось слышать от одного умника: что мне Церковь? Я сам верою к Господу приступаю и чаю спастись. Уж и о. N. не думает ли так?! Приступать‑то можно, но примет ли Господь? Господь — глава Церкви. Церковь — тело Его. Одна глава, одно и тело. Кто не с телом, тот и не с главою. Это тело из всех верующих слагается, с собою живо соединенных. Если о. N отделяется от единости верования, то отделяется от других верующих, отделяется и от главы ее — Господа.

Не думает ли он, что признавать или не признавать личное бытие духов есть малость в среде догматов? — Но кто нам скажет наверное, что малость и что не малость в предметах верования? — Одна Церковь сказала бы, если б захотела… А она не говорит этого, а только заповедует: так и так веруй, и ни к какому пункту не прибавляет: хочешь — веруй, хочешь — нет. Стало быть, нечего на это опираться. Ибо не можем угадать, малость ли это. Но по изложению учения о духах… из Катихизиса видно, что учение об них соприкасается с догматом об искуплении, которое есть сердце веры христианской. Следовательно, и помышление всякое надо отбросить, чтоб непризнание их бытия была малость.

К тому же непокорство Церкви — никогда не малость. Чего бы ни касалось это преслушание, преслушавший все есть яко язычник и мытарь.

Не обольщает ли его то, что, де, живу я строго, себе внимаю и с Господом веду беседу сердечную, и утешения духовного не бываю лишен. Если б была неправость во мне, ничего такого не мог бы я иметь. А если есть, то значит, что или я думаю о духах истинно, или если не истинно мое думание, то Господь смотрит на него снисходительно. Если есть что подобное, то это самая опасная для него сторона дела. Далеко не вхожу в это, скажу только, что кто бы что ни испытывал духовно и на какой бы степени ни стоял, никто не освобождается от того правила, как определять, истинно ли что или ложно. Определение истины одно — учение Церкви. Кто, помимо учения Церкви, захочет основываться в познании истины на своих чувствах и опытах духовных, тот вступает на широкую дорогу самопрельщения и всяких уклонений от истины. Даже если б видение кто какое видел или глас какой слышал, но, коль скоро возвещаемое сим путем несогласно с учением Церкви… надо решительно отвергать то, следуя слову Апостола: аще Ангел с неба благовестит иное… то и ему анафема. Ибо то очевидно, что сей ангел — не с неба.

Так вот сел бы он да подумал, и решил — покориться учению Церкви, чтоб не подвергать опасности своего спасения.

Не понимаю, какая беда будет ему, если признает бытие духов? — Никакой. От этого благо будет, которое изойдет из единения с Церковью в образ мыслей о сем предмете. И утешение он доставил бы всем, которые его знают и жалеют, что он запутался в такой лжи. А если не признает — беда явная. Он отламывается от живого древа Церкви, как сухая ветка; а конец сего известен.

Я очень знаю, что ему не очень легко оставить свои понятия, может быть, давно содержимые… Но умный человек очень легко владеет собою. А беда погибели в отделении от Церкви — подгонит его на этот труд.

Что, может быть, многие места Писания о сем непонятны или трудно объяснимы, на этом я не останавливаюсь. У нас речь о бытии духов злых. Церковь признает их бытие, и нам надобно признавать. А в соприкосновенностях к сему учению пусть и останется что непонятное, — что делать? Нам и не обещано всезнайство. При отвержении бытия духов гораздо более встретится непонятного и необъяснимого. Вместо света и упорядочения ума от этого только смятение мыслей и тьма.

Не останавливаюсь ни на какой его заметке в частности; замечу только еще об образе понятия Писания, которое он называет духовным и которое, по его мнению, одно и есть настоящее понимание, — что такое понимание настоящим называть никак не следует. Оно есть придаточное, и только позволительное, в своих пределах. Назначается оно к назиданию души; к определению же истины служить никак не может. Он называет его духовным; другие же обычнее называют его переносным, или иносказательным. Так, как у него говорится об искушении Евы, о терпении Иова и подобном, можно думать про себя и другим предлагать в назидание; но самое дело все же надо признавать как оно было. Всякое действие Христа Спасителя, в Евангелии описанное, можно применять к духовной жизни; но все это будет только применение, а самое действие остается в своей истине. У него же будто выходит, что коль скоро можно что истолковать духовно, то это понимание и есть настоящее, а историю уже к стороне. Истолковал он духовно дело Иова, и на том остановился, а историю уж будто можно и не во всех пунктах принимать. Истолковал он духовно обольщение Евы, то у него и истина, а история уже осталась не вся истина.

Если принять этот способ понимания, куда мы зайдем? — Вот молоканы — и все, что в Писании говорится о Святой Троице, о таинствах, о Святой Церкви, — все толкуют духовно, и будто правы они?! У мистиков такое толкование в большом ходу… Зато уж и путают же они!

Прямой смысл Писания есть буквальный. Где надо отступать от него, на это есть строгие правила. Удерживая его, делай себе потом и применение, какое хочешь. Но истина — прямая, в буквальном смысле. Отступи от него, и пойдешь путать. Иные, мало что трудное встретят в Писании, ну поскорее за иносказание браться. Оно очень удобно так отделываться, но познание истины от этого не выигрывает.