Не могло, без сомнения, укрыться от вашего внимания, что три места в сей притче особенно поучительны и важны: 1) «чадо, помяни, яко восприял еси благая твоя в животе твоем»; 2) «между нами и вами пропасть велика утвердися»; 3) «имут Моисея и пророки, да послушают их». — Первое изображает правило суда Божьего, второе — состояние осужденных, а третье — указывает способ избежать осуждения.

1) «Чадо, помяни, яко восприял еси благая твоя в животе твоем». Надобно заметить, братия, что притча не говорит, чтобы богач собрал имение свое неправдою, не называет его жестоким притеснителем бедных, презрительным или гордым; говорит только, что он жил в довольстве, пышно одевался, жил открыто и всегда почти вел взаимные беседы с своими друзьями. Быть может, он делал и добрые дела. Как человек видный в обществе, он, вероятно, не отказывался от общих пожертвований, а может быть, и превосходил в этом Других; всякий праздник ездил в церковь, раздавал милостыни, был приветлив, гостеприимен, делал что‑нибудь и другое доброе. Но как во всех сих случаях он поступал не по любви к добру, а потому что видел такие обычаи с малолетства, — не для славы Божией, а для того, чтобы об нем самом не сказали чего худого, то Бог и воздавал ему за его добро благами временными: приятною, безбедною и славною жизнию. Потому, когда явился он на том свете, то уже совершенно не за что было награждать его. За все доброе ему уже было воздано: оставалось невознагражденным зло, — за него и воздали ему — вечным мучением. Станем, братия, и мы некогда пред судом Божиим и будем говорить пред Судиею все, на нем теперь основываем надежду спасения, — будем говорить, что мы сделали такое и такое доброе дело, — тогда‑то подали милостыню, тогда дали благой и спасительный совет, часто постились, нередко бывали в церкви и усердно молились, — будем вообще выставлять все добрые дела, какие у кого есть, ибо эта единая, твердая и известная основа спасения. У кого нет добрых дел, того и судить нечего. Но, о если бы, братия, Судия никому из нас не сказал: чадо, помяни, яко восприял еси благая твоя в животе твоем. А может случиться, что Он разорит все наши нетвердые надежды спасения. — Ты подавал милостыню, скажет Он, но зато тебе самому Я всегда и всего доставлял довольно и предовольно; ты иногда постился, но зато у тебя всегда был крепкий кров, покойная одежда, вкусный стол; ты усердно молился Богу, но зато всю жизнь твою ты не знал ни одной скорби и печали; может случиться, что вообще на всякое добро наше Господь Судия укажет нам какое‑нибудь благо в нашей жизни как воздаяние за сие добро. Что же тогда? — Тогда и из нас каждому скажет Он, как Авраам богачу: помяни, яко восприял еси благая твоя — и воздаст нам за одни худые дела вечною казнию. А мы еще скорбим, когда встретится какое горе, и радуемся до безумия, когда получим какое временное благо! Неправо судим и чувствуем мы, братия! Не вернее ли будет, если всякое временное благо, пришедшее к нам, будем считать подрывом нашей надежды спасения, похитителем нашего права на блаженную вечность. Мало сказал Премудрый: «богатство егда течет, не прилагайте к нему сердца» (Пс. 61, 11). — Нет, когда течет богатство, отвращайся от него, ненавидь его всею крепостию сердца, плачь, когда оно течет. Мало сказать: когда находит беда, терпи великодушно. — Нет, жаждай бедствий, молись о ниспослании их и встречай их с полною радостию, как вестников Божией милости, как залог вечного блаженства, как двери в рай. «Всяку радость имейте, братие моя, егда во искушения впадаете различна» (Иак. 1, 2), то есть когда подвергаетесь бедствиям. Один благочестивый человек, когда Господь посылал ему какую‑нибудь радость временную, с скор–бию неутешною встречал ее и с обильными слезами взывал Господу: «Господи! зачем даешь мне это тленное благо? Или хочешь Ты отъять у души моей оправдание на суде Твоем? Человеколюбец! поели лучше мне какое‑нибудь горе!» Помолимся, братия, чтобы и нам Господь положил на сердце такие же мысли и чувства. Иначе, принимая каждое благо с приложением к нему сердца, мы делом признаем в нем награду себе здесь и, следовательно, отнимаем у себя награду в будущем. Сохрани, Бог, если в сей еще жизни исчерпаем все свои награды. На суде Божием, если не награды, то казнь, и казнь — вечная.

2) Казнь вечная! Страшно слово сие, но истинно. Кого определит Господь на вечное мучение, тот вечно уже будет в аде. Как Сам Господь, так и Его определения неизменны. Кому неизвестно сие из многократных опытов! Определил Господь потопить первый грешный мир, — и потопил; определил сжечь Содом и Гоммору, — и сжег; определил разорить Иерусалим и рассеять иудеев, — и сделал; и так вообще, как определит Господь, так и бывает без всякого изменения и отмены. Так окончательное решение Божие на суде станет непроходимою пропастью между раем и адом. «Между нами и вами пропасть велика утвер–дися», сказал праведный Авраам грешному богачу. Чтобы уничтожить сию пропасть, необходимо, чтобы Бог перестал быть Богом и чтобы Он, уничтожив всех осужденных на вечное мучение, сотворил, вместо их, новых людей. Как глиняный нечистый и разбитый сосуд не годится при царской трапезе, так и осужденник ада не годится в рай, — ад его вечное жилище, там плач и скрежет зубов. Плач и скрежет зубов не от великости только мучений, но и особенно оттого, что им не видно конца. Когда наказывают преступника, то он болит и терзается, но болит и терзается еще не всею полнотою скорби. Его скорбь облегчается надеждою, что болезнь и раны скоро прекратятся, что ударам его есть конец. Не то в аде. И на мысль не придет грешнику, чтобы был когда‑нибудь конец его мучениям, и это воображение бесконечности мучений в каждое мгновение убивает душу его безотрадным томлением и отчаянием. Подумает: вот пройдет сто лет, может быть, тогда сжалится надо мною Господь; сто лет пройдут, а мучениям не будет конца. Будет ожидать, что спустя тысячу лет, верно, умилосердится Господь и, если не прекратит, по крайней мере облегчит мои страдания; но пройдет тысяча и тысячи тысяч лет, а мучениям не будет конца, и не будет заметно умаления их. Один римский царь осудил некоторых вельмож своих на темничное заключение. Спустя несколько времени они, надеясь на свои прежние заслуги, послали просить царя об отменении наказания, но царь сказал посланным: скажите пославшим, что я еще гневаюсь. Спустя довольно времени они еще послали просить царя о милости, но царь и в этот раз сказал то же: я еще гневаюсь. И еще спустя — долго, долго времени посылали, но царь и тогда дал тот же ответ: я еще гневаюсь. Пройдут, братия, тысячи лет мучений адских, — грешники восшлют молитвы свои к Богу о пощадении, но праведный Судия скажет им: Я еще гневаюсь. Пройдут миллионы миллионов, но и тогда Бог на молитвы грешников ответит: Я еще гневаюсь. Пройдет несметное число лет — умы ангельские потеряются в исчислении их, — а над адом все будет греметь одно слово неумолимого Судии: Я еще гневаюсь, еще гневаюсь.

3) Из нас, братия, без сомнения, никто не хочет испытать подобной участи над собою. Кто враг себе?! Не надобно, однако ж, забывать, что одно желание не быть в аде не избавит нас от ада. Мало ли желающих, например, быть учеными и славными, а на самом деле учены и славны только те, кои ревностно ищут того, чего желают, — не спят, не вкушают в сытость пищи, не жалеют трудов и времени. Так и здесь: только тот не будет в аде, кто со всею ревностию, со всем жаром, со всею заботливостию и даже спешностию творит дела, достойные рая. Ревность по благочестию, решимость все отдать — даже самую жизнь за спасение, — вот что преимущественно должен возбудить и укрепить в своем сердце человек, желающий избежать мучений адских. Кто решится, тому уже ничто не трудно, тот все сделает, все перенесет. Но главное — как возбудить решимость? Как пробудить себя от беспечности, как согреть холодное сердце? Богач Думал — обратить своих братьев чудом воскресения, — но праведный Авраам сказал: не послушают и воскресшего, если не будут слушать Моисея и пророков, и указал в откровении единственное средство к пробуждению ревности в душах ослабевших: «имущ Моисея и пророков, да послушают их. «И точно, кто любит слово Божие и читает его, у того только и может быть мягкое, простое и благопокорливое сердце. Оно для нас в настоящей жизни есть единственный светильник, освещающий, согревающий. Жизнь в мире сем походит на странствование в мрачном и холодном подземелье. Как в подземелье тогда только и видна дорога, когда сверху проникает хоть слабый луч света, тот только и может идти прямою дорогою, кто сверху взял с собою светильник; так и в жизни нашей, тогда только и можно знать и определить истинный образ поведения и понятий, когда чрез откровение с неба доходит к нам свет истины; тот только и может ступать право, кто частым приникновением к сему небесному свету возжег и в себе Божественный светильник, зажженный еще при сотворении, но потом потушенный ветром страстей и худых наклонностей. Обратим же, братия, очи и сердца наши к слову Божию, возлюбим его, обымем его всею крепостию сил. С покорным сердцем, с искренним желанием назидания, с полною веры молитвою к Богу, чтобы Он чрез слово Свое тайно воздействовал на наше сердце и умягчил его, сколько можно чаще будем приступать к Нему. Быть может, при этом воспрянем от сна, быть может, Господь пошлет нам благие мысли и чувства. Пусть первый опыт будет и без всякого плода, — понудим себя к тому в другой; не будет успеха во второй, — понудим в третий, четвертый и так далее. Уж, несомненно, найдет когда‑нибудь такая минута, когда возгорится огонь в душе нашей, попалит все нечистое и греховное и возбудит светильник благочестной, праведной и целомудренной жизни. Тогда и Господь, видя усердие наше и труд, не умедлит дать нам Свою всеосвещающую и всеоживля–ющую благодать. Ибо Он же обещал: «толцыте и отверзется, ищите и обрящете» (Мф. 7, 7). Будем сколько можно усерднее искать живости, теплоты и света в слове Божием, — и найдем. А тогда, как огонь сей — воодушевленная решимость на добро — возгорится в сердцах наших, тогда мы натворим столько дел, в столь короткое время, с такою поспеш–ностию и живостию, что и другие, и мы сами будем дивиться себе, не постигая, откуда такое богатство благих дел. Воодушевленная решимость благоугождать Богу — ревность по благочестию, есть Божия сила в нас, для которой нет ни трудов, ни препятствий, ни усталости.