— Мне деваться некуда. Разве только обратно в зону? Но кому охота? — отмахнулся поселенец, глянув на бутылку водки, стоявшую на столе.

— А ты сюда, как понимаю, на поселение? Надолго ли? — спросил Игорь.

— На пять лет. Уже и работу подобрали. Для начала водовозом, на лето обещали другую «пахоту» сыскать.

— Значит, ассенизатором, — хмыкнул Игорь Бондарев. — Из своих никого не уговорили. Хоть и зарплата там хорошая, а в поселке полно безработных, на это место у тебя не будет конкурентов.

— И меня не сфалуют! Я — не лидер, чтоб за всеми говно чистить!

— Ты тоже из гордых? Тогда валяй в зону! Нынче любому делу рады, лишь бы оно оплачивалось.

— А почему в говночисты не идут?

— Алкашей посылали из вытрезвителя. Те пару сортиров почистят, им заплатят. Они как наберутся, из туалетов на носилках вытаскивали менты. Оно и понятно, там без водки нельзя, задохнуться можно насмерть. Потому платят хорошо, что для здоровья работа вредная. Пока зима стоит — терпеть можно, зато летом спасения нет. Вот и отлавливают первого провинившегося. После такого алкаши не то про водку, о квасе забывают, — нарезал хлеб Бондарев и, положив его на стол, предложил, — давай выпьем, Гоша, чтоб не застрять нам в чужом гальюне. А свой мы как-нибудь почистим по очереди. Ведь сами пользуемся. Теперь и ты подключишься.

— А те наши соседи чистят за собой? — спросил Гоша.

— То как же? И меня заставили, хотя я им не пользуюсь неделями. Ну, да все равно достали! — налил в стаканы по половине и, взяв свой, предложил: — За знакомство!

После второй дозы на душе потеплело. Языки развязались. Мужики стали доверчивее и вскоре узнали друг о друге всю подноготную.

— Я ж с чего в эту дыру загремел, конечно, не с добра. Ведь юрист, в Магаданской госбезопасности работал. Еще в те времена! Тогда все по приказу было. Это теперь дозволено спорить. Мы о том и не мечтали. За любую мелочь могли поставить к стенке и размазать молча. Как моего друга шлепнули. Знаешь, за что? На параде первомайском шел в общей колонне и не доглядел, как портрет вождя, который он нес, повернуло ветром обратной стороной, лицом к Кольке. Так он и пронес его мимо трибун. Посчитали это глумлением над вождем, назвали мужика шпионом и диверсантом. А он был простым сантехником при институте. Когда я попытался вступиться, сказали, что поставят рядом, если еще рот открою. А подыхать не хотелось, замолчал. Все ждал Кольку, думал,

бойдется, выпустят. Напрасно, мой друг не вышел, — затих Бондарев.

—

Так ты из-за него сюда возник? — не понял Гоша.

—

Да тут он ни при чем. Стал я, как и все, выполнять приказы молча. А через годы, когда одного вождя сменил другой, нас, молчавших, помели из органов подчистую. Всех до единого. Многих с лишением званий и наград. Никого не интересовало, как они нам давались. Почему так мало из моих коллег дожили до пенсии? Да все оттого, что одних убрали молча, другие тихо скончались сами, а все потому, что не может человек долго жить в разладе с самим собой. Нам приказывали, кого арестовать, кого сунуть на зону в Мангышлак, кого запихнуть в психушку. Я ведь не о сталинских временах, о Брежневе говорю. При нем Колымские зоны не пустовали. Да и те времена прошли. Трижды меня понижали в звании. Я все терпел, ждал пенсии, чтоб с путевой уйти на отдых. Но опять поменялся вождь, и тогда нас тряхнули капитально. Какой-то борзой журналист написал громадную статью, где разгромил госбезопасность и назвал по именам всех, кто, как он сказал, виновны в гибели людей. Многих! Меня не обошел. Первыми после той писанины уехали сын с женой. Они стали началом. Потом друзья и знакомые отвернулись. Им было стыдно общаться, они закрыли передо мной двери. Я чувствовал себя волком среди людей, лишним в человечьей стае. Но это было не все. На меня начались гонения. Увольнение с работы уже не удивило, но и в другое место не брали. А у меня, как назло, никаких сбережений.

—

Как же ты продышал? — перебил Гоша.

—

Устроился в артель золотоискателей. Там моя биография никого не интересовала. Но вся беда в том, что эта артель работала только летом. Зимой живи, как хочешь. Ну, когда вернулся в город, моя квартира оказалась занятой чужими людьми. Я обращался в прокуратуру, в милицию, а мне ответили, что осе годы я жил в ведомственной квартире, а теперь дом относится к муниципалитету. Те искали меня все пето, не найдя, вселили семью военнослужащего. Мои вещи и мебель хранятся на складе милиции. Так вот и остался бездомным. Хорошо, что встретил своего коллегу, из уцелевших. Он вовремя сориентировался и уехал на Камчатку по моему совету. Я ему еще тогда блестящую характеристику дал. Она очень помогла в тот момент. Взял он меня с собой. Я уже во все тяжкие ударился, спиваться начал. Он за шкирняк из пропасти вытащил. Отмыл, подкормил, успокоил и привез в Петропавловск. Привел к своему другу, тот в авторитете был у местных. Вот и устроили в райсовет. Должность не громкая, зарплата не кучерявая, но как-то тяну. Теперь сам связями обзавелся, обещают меня взять на рыбокомбинат в поселок Октябрьский, юристом. Даже жилье дадут приличное. Главное, выждать, когда их юрист уйдет на пенсию. Тому три месяца осталось. Я сразу на его место. Сам понимаешь, там зарплата втрое выше нынешней.

—

А баба согласится?

—

Нет у меня жены. С первой развелся, второй не обзавелся, — вздохнул человек.

—

Как же обходишься? — удивился Гоша.

—

Ну, бабы есть, не без них, но временные. Когда в командировки посылают, отмечаюсь у них. А здесь никого нет. Не хочу рисковать. Бабье тут гнусное, горластое. Чуть в гости пришел, норовят охомутать. Каждая стерва не ниже королевы себя держит. А глянешь повнимательней, такая же дешевка, как и другие. Все ищут шею покрепче, на которую с ногами взобраться можно. Да еще под юбку норовят загнать. Чуть от нее в сторону — кипеж поднимают на весь поселок. Грозят наездом ментов.

—

Вот это ни хрена себе! — трезвел Гоша.

—

Помни: и тебя к рукам прибрать постараются. Водовоз и ассенизатор — самые денежные мужики.

У них навар всяк день, без задержек. Потому берегись облавы, Гошка! Поймают за самые! И пока не распишешься, не отпустят! — хохотал сосед.

—

Меня не поймают! — усмехнулся поселенец.

— Значит, тебе повезет! Но выхода нет, когда прижмет мужичье, что будешь делать?

— На зоне передышал, как-нибудь и здесь перебьюсь. Пять лет, а потом на материк уеду. Найду себе там из своих, я ведь без особых запросов, — отмахнулся Корнеев.

—

Ты за что сидел?

—

За фарт.

—

Воровал?!

—

Ну, да! И что с того?

—

Здесь завяжи с этим. Уроют мигом. Народец крутой. У нас года два назад появились «гастролеры» с материка. Кажется, из Ростова. Дня три они здесь погуляли, пока их не прижучили в гостинице. Менты бзднуть не успели, как местные разнесли фартовых в клочья, устроили самосуд. Ну, и найди убийц! Толпа собралась больше сотни человек. Каждый приложился. А кто убил, так и не нашли. Ни сажать, ни судить некого. Зато спокойно стало. Видно, слух дошел до материка — наши получили выговоры за то, что прозевали самосуд. На том все и закончилось. Ну, еще одна баба, та из приезжих, новенькая, стянула в магазине колготки. Ее на другой день с «волчьим билетом» на материк выкинули, вспомнил Игорь Павлович.

—

Круто, — грустно согласился Гоша. — Что ж это за фартовые возникли, которые закон нарушили? Почему местных фраеров трясли? Иль нет тут банков, магазинов? Зачем на пыль позарились?

Бондарев хохотал, согнувшись пополам:

—

Гоша! Ну, уморил, сукин сын! У нас в поселковых магазинах нет золота и мехов. Ты зайди в любой. На весь поселок три магазина, товар — глянуть не на что. Здесь живут либо временщики, кто каждую копейку копит для материка, либо те, кому уехать некуда, нигде не нужны, короче, алкаши. Как понимаешь, ни те, ни другие не делают дорогих покупок. И берут в магазинах только необходимое и жратву. Деньги держат на вкладах.