— Это из-за того, что оно относится к реликвиям Темного Двора Сидхе, девушка, — сказал он мягко.

— Что?

— Холод. Темная сила — холодная. Светлая сила — теплая. Артефакты Светлого Двора Сидхе источают приятное тепло. Простое перелистывание страниц из Темной Книги Темного Двора Сидхе высасывает тепло человеческого тела. Могу сказать, что чтение самой Темной Книги изменяет человека день за днем, отнимая у него все остатки внутренней теплоты и света, и он перестает походить на самого себя.

Джесси впитывала информацию, но отказывалась отвлекаться от насущных вопросов. Она должна была восстановить контроль над ситуацией, который мог быть достигнут только через полное понимание текущего момента, и насколько она понимала, эта Темная Книга, независимо от того, чем она была, не имела никакого отношения к ее проблемам.

— Значит, все, что нам нужно сделать — это держать тебя подальше от этого Луки, пока не пройдет время выплаты десятины и чары не будут разрушены? Мы всего лишь должны скрываться в течение трех недель? Это — все?

— Да.

— А что потом, когда чары будут сняты, ты освободишься? — Она избавится от того мужчины, который хочет ее смерти? Вернется ли она к нормальной жизни?

Он глубоко вздохнул, его пристальный взгляд цвета виски внезапно загорелся пугающей жестокостью. Когда он заговорил, в его голосе появились металлические нотки.

— Тогда тебе никогда больше не придется волноваться о Луке Тревейне снова. Конец. В этом я могу поклясться.

Джесси отстранилась, уйдя в себя. С этими словами он превратился из сексуального мужчины в готовое к нападению животное: губы, раздвинутые в оскале, раздутые ноздри, суженные и совсем не нормальные глаза. Безумие, рожденное тысячелетием неволи, мерцало в этих глубинах цвета виски, темных и холодных, как чернильное пятно по краю Темного Зеркала.

Она сглотнула.

— У тебя кажется не вызывает сомнений способность победить его, учитывая, что он является тем, кто упек тебя в зеркало, — она чувствовала себя обязанной указать на этот факт.

Злая дикая улыбка изогнула его губы.

— Ах, Джессика, на сей раз я буду победителем. И ты в этом сможешь убедиться, — сказал он с мягкой угрозой.

Его слова крайне испугали ее. Была такая непримиримая уверенность в его голосе, такая дикость в его глазах, что у нее больше вообще не возникало опасений относительно способности Кейона МакКелтара помочь ей.

У нее возникло чувство, что у мужчины имелось несколько припрятанных в рукаве хитростей. Даже у связанного с зеркалом. Таких хитростей, которые даже не могли прийти ей на ум. Снова она испытала чувство, что в нем скрыто намного больше, чем находится на поверхности.

Ах да, так или иначе, но этот мужчина будет охранять ее.

И как ты собираешься оградить себя от него?

Хороший вопрос.

Еще двадцать дней. И каждый день, по крайней мере, какой-то отрезок времени он мог быть свободным от зеркала.

Помоги ей Бог, она понятия не имела, как это сделать.

Кейон МакКелтар привлекал ее своей манерой поведения, наперекор логике и разуму. С другой стороны, с иронией думала она, это не должно удивлять ее слишком сильно, потому что все, что происходило с ней сейчас, противоречило логике и разуму. Она была огорчена внезапным слабым прозрением, что сохранением девственности она была обязана вероятней всего не столько ее внушительным моральным принципам, сколько тому факту, что она просто никогда раньше не испытывала такую интенсивную, глупую химическую реакцию. Если бы она у нее была, то она очень сомневалась, что сохраняла бы девственность так долго.

— Обслуживание номеров! — Жизнерадостно прокричали за дверью, сопровождая это громким стуком.

Джесси с радостью отвернулась от зеркала.

— Большое спасибо, — сказала она. — Я умираю с голоду.

Кейон подался назад, скрывшись за зеркальной поверхностью, откуда он мог все видеть, но при этом оставался незамеченным.

Пока Джессика шла к двери, его пристальный взгляд задержался на ее сочной небольшой попке. Он только утром держал эти шелковистые сладкие бедра в своих руках, в каждой руке по ягодице. Он собирался сделать ее своей женщиной, заполнить ее своим членом и двигаться глубоко в ней. Он касался этих тяжелых округлых грудей, целовал эти пухлые губы, познавая сладкую свежесть Джессики Сент-Джеймс. И скоро он познал бы сладость между ее бедрами, впился бы в нее, покусывал и сосал, доводя ее до одного оргазма за другим.

Мягкое рычание родилось в его горле. Христос, как ему нравилось наблюдать ее движения! Ее походка была решительной и целеустремленной и все же при этом изящной и сексуальной. С таким телом она не могла быть несексуальной. Ее короткие темные кудри делали ее еще женственнее, подчеркивая ее точеную шею, лопатки, и очаровательно стройную осанку спины.

— Я не хочу говорить о том, что только случилось, — отрезала она.

— Я полностью согласен с тобой, женщина, — думал он, тихо посмеиваясь и пожимая плечами. Это не нуждалось в словах.

Их тела понимали друг друга без слов.

Желание. Жажда. Потребность.

Он смотрел на нее, и сердце в его груди сжималось от возбуждения и собственнических чувств.

Это было не просто желание переспать с ней. Это был бесспорный отклик на долгий поиск своей половинки.

Это было необузданным, подобно животной страсти. Это была…

Еда. Проклятье. Его рот наполнился слюной. Он ощутил запах мяса.

— Вы можете поставить это здесь, — сказала Джессика, показывая на стол у окна.

Стройная женщина лет тридцати с каштановыми волосами до плеч внесла поднос в комнату, проходя в узком промежутке между кроватями и мебелью.

Красное мясо. Слава Богу, девчонка не заказала рыбу или домашнюю птицу! Прошло более ста лет с тех пор, как он ел в последний раз, и ему хотелось мяса с кровью. В последний раз, когда Лука освобождал его, он с волчьим аппетитом поглощал хлеб, сыр и пиво. Для него, лишенного простых радостей, это был божественный банкет различных запахов и вкуса, но это не было сытным сочным нежным мясом. Память о нем мучила его в течение более чем 427 лет.

Хотя его существование в зеркале не подвергалось изменениям и он не испытывал никаких физических потребностей — ни голода, ни жажды, ни потребности во сне или справить естественную нужду, или вымыться — что не означало, что он не думал об этом.

Он голодал. Вот черт, он действительно голодал! Он коротал свое время, вспоминая вкус и аромат его любимых блюд.

В настоящее время, закрыв глаза, он смаковал ароматы, доносящие до его зеркала, так как женщина начала разгружать тележку.

Он понятия не имел, что насторожило его.

Позже он решил, что может быть, намерения женщины были настолько явными и предельно сосредоточенными, что он, неосторожно «прослушав», даже через зеркало уловил исходящую от нее угрозу. Так иногда происходило с Лукой, чаще всего, когда его эмоции были слишком сильны, из-за того что он был в ярости по какой-то причине.

Независимо от того, что это было, Кейон среагировал немедленно, без колебания.

Его рука выхватила кинжал из ножен.

Прицелившись, он метнул его, одновременно шепча заклинание, чтобы раскрыть завесу серебра.

И брошенное восьмидюймовое, острое как бритва лезвие, нашло свою цель за стеклом.

Джесси попятилась назад от дамы, обслуживающей номера, мотая головой из стороны в сторону и открыв рот в крике.

Только что она непринужденно общалась со служащей гостиницы, в следующее мгновение неожиданно что-то теплое и влажное обрызгало ее лицо, волосы, свитер и даже джинсы. Она зажмурилась, пытаясь оградить себя от этого.

Когда она открыла их и посмотрела на женщину, широко распахнутые глаза той остекленели, а губы беззвучно открылись.

Покрытый драгоценными камнями кинжал Кейона МакКелтара торчал из ее горла.

С запозданием осознав, чем ее обрызгало, она чуть не взвилась. Но когда она открыла свой рот, вместо слов из него вышел крик.