Они еще немного поворчали, но оставили меня в покое. И я заснула крепко и сладко, но вдруг кто-то словно крикнул мне в ухо:

— Артур придет к бассейну!

Кое-как промыв глаза, в самом лучшем пляжном комплекте, на который собирала год карманные деньги, я поплелась к бассейну. Даже сонная я восторгалась невероятной красотой пейзажа. Затем — те же действия, что и прошлые дни. Взять полотенце, разложить его рядом с родителями, намазаться кремом.

Родители, как всегда, выдержали недолго, собрали манатки и отправились под белоснежный навес, а потом и в номер. Даже не подумали разбудить любимую дочь. Страшно подумать, что было бы, если бы меня не подняли слова:

— У тебя красная спина.

Я подскочила, как от будильника, и начала крутится словно кошка, которая хочет поймать свой хвост. С той разницей, что у кошки все-таки есть шанс, а я — не сова. Даже Гарри Поттер не смог бы увидеть, насколько покраснела его драгоценная спина.

— Слезет кожа? — спросила я на родном языке.

Вилли изобразил из себя вопросительный знак.

Тут я поняла, что как раз эту фразу перевести на английский не смогу.

— Будут пузыри?

— Нет, не так плохо, нужно помазать.

— Да-да-да. — Я лихорадочно рылась в сумке. — Вот, — сунула ему в руки.

Он захлопал глазами и слегка покраснел. Может, только выглядит на восемнадцать?

— Я сама себя не помажу, — стала объяснять ему. — Пожалуйста, помоги, потому что… А-а-а! Холодно!

— У тебя спина раскаленная, — виновато ответил Вилли. — Даже вода из чайника покажется тебе ледяной. Тебе лучше выходить под вечер, — добавил многозначительно.

— Нет уж, — сказала я, — никуда я не пойду, буду лечить спину.

Обманывала. Даже волдыри размером с блюдце не помешали бы мне бродить в полумраке, тишине, одиночестве и смотреть на звезды, а также думать о своей жизни и мечтах. Только Вилли мне при этом не хватало! Он бы заглушил все мои мысли. Когда сидишь вечером у тускло освещенного бассейна, слышишь вдали шум моря, вдыхаешь его запах и аромат неизвестных цветов, тогда каждый, самый лучший, самый дружелюбный человек мешает наслаждаться неповторимыми минутами.

Но слова: "Что ты тут делаешь одна?" вызвали в моей душе такой горячий отклик, что я не сразу поняла, кто говорит. А ведь сразу узнала бархатистый баритон, было это на каком-то подсознательном уровне, безо всякого участия разума. Потом рассудок включился, и я вспомнила, что уже вела себя, как соплячка, и к чему это привело. Так что небрежно пожала плечами, играя в равнодушие.

— А ты что сам ходишь?

— Люблю ходить ночью по пляжу. Но всякое единение с природой быстро надоедает. Хочешь пройтись со мной?

Спросил так легко и непринужденно, как будто вместо романтической прогулки предлагал проводить меня к гостинице. Шутит?

— Что ты так смотришь? Не бойся, не убью тебя, не кину в волны, — засмеялся, но, показалось мне, принужденно. — И я не маньяк-насильник.

Теперь я уже хорошо расслышала в голосе Артура иронию и легкую насмешку. Ах, вот как, я для него глупая малолетка? Ну нет, не дам ему дразнить меня глупыми шутками! Не дам смотреть в некоторые мгновения, будто бы безмолвно нашептывая: "Ха-ха, ты малышка, как и Амалия!"

— Не маньяк? — переспросила я. — А жаль.

Он недоуменно посмотрел на меня. Удивился всего на миг, но все же удивился.

— И жаль, что не насильник, — зудела я. — У меня такое хобби — гулять с насильниками. Тогда прогулка имеет какой-то смысл.

— Бесстыжая девчонка, — мой ангел откровенно скалил зубы.

— Бесстыжая девчонка идет с тобой.

Сейчас я плохо различала черты его лица и тела, его покоряющую мужественность, и мне легче было вести разговор о чепухе, ни о чем. Но он и тут оказался коварным — запах его одеколона или лосьона был невозможным… колдовским… умопомрачительным. Иногда я не соображала, что помрачает мой ум — голос его или запах. Нет, нужно заговорить о чем-то конкретном, иначе я опять начну блеять глупости.

— Почему ты приехал один?

— А чем плохо?

— Разве у тебя нет никого? Девушка…

— Моя девушка осталась дома, — ответил деловито.

Да, у него их должно быть штук десять: по одной на каждый день недели и четыре на воскресенье. А вот одна девушка — хуже. Нет, не хочу знать подробностей…

— А-а-а!

Я схватилась за стопу.

— Что случилось?

— Меня кто-то укусил! Змея!

Артур осветил песок маленьким фонариком:

— Это не змея, а краб. Но они больно щипаются, да. Покажи, где ущипнул? — Мой ангел усадил меня на какой-то камень, стал передо мной на колени и сцапал мою стопу, за которую я опять взялась. — Да покажи же!

— Ой, больно!

— Сейчас пройдет.

Он принялся осторожно потирать больное место. Ничего более умного они с крабом не придумали? Мое тело пронзила дрожь, сотрясая каждый, самый крохотный нерв. Я проглотила слюну, но глотать было нечего. В темноте мы посмотрели друг на друга… долго, бесконечно долго. Сердце мое стучало, как молот, а он гладил ссадину все осторожнее и нежнее.

— Эти крабы могут поранить. Тебе повезло.

Даже Кирилл, который умудрялся довести меня почти до белого каления, не был бы в состоянии вызвать столько эмоций такими банальными жестами.

— Краб, говоришь? — шепнула я еле слышно. Забыла об обиде "сопливой малолетки", забыла о разнице в возрасте…

— Болит? — спросил этим своим бархатным голосом.

— Нет… — шепнула я. — Спасибо.

— Тогда можем идти в гостиницу, — сказал вдруг обычным, деловым тоном.

Эта фраза и превращение Моего Идеала из нежного, ласкового Артура в сдержанного, хотя и доброжелательного ангела словно швырнули меня с небес о камень, на котором я сидела. Артур встал с песка, стряхнул песчинки с колен. Я поднялась с камня. Мы молча отправились в обратный путь.

— Приятная прогулка. — Я, конечно, не смогла проглотить язык до конца.

— Приятная.

— Тогда почему ты такой сердитый?

— Тебе всего пятнадцать.

— Кому это пятнадцать?!

Я обалдела. Этого еще не хватало. Может, мама была бы рада, если бы ее посчитали моложе, но мне еще не столько лет, чтобы отказываться от них.

— Мне восемнадцать!

— Будет, — иронически сказал он. — Когда?

— В октябре, — призналась я в глубоком унынии.

— Я же говорю, это была самая большая моя глупость до сих пор.

Лучше бы он сказал о соплячке и малолетке! Значит, нежность ко мне — это глупость? Ну, спасибо! Стиснув зубы, я добрела до террасы, а когда мой ангел ушел, залилась слезами, которые всю дорогу удерживала непонятно какими остатками гордости.

Если бы на следующий день мы не поехали на многочасовую экскурсию, я сошла бы с ума или прыгнула в бассейн и не выплыла оттуда.

Но ехать было утомительно, впечатлений оказалось много, мне просто некогда было думать об Артуре, крабе и прочих бедах. А жара добила меня окончательно, и всю обратную дорогу я проспала. В номере кое-как смыла с себя пыль веков и без ужина рухнула в постель.

Зато утром мой папа был очень доволен. Я съела две порции омлета, какое-то мясо и несколько очень вкусных кексов, запивая их чаем. В результате мой живот начал напоминать верх туземного африканского барабана.

Но я не прекращала украдкой оглядывать зал. Молила всех местных духов и богов, о которых вчера узнала, чтобы мой ангел не явился к завтраку. Ведь теперь он считает меня не только глупой соплячкой, но и настоящей малолетней соблазнительницей зрелых мужчин.

Нет, зря я думала, что мои родители — сродни кротам. Возможно, у них сработало дополнительное чувство.

— Кого ты высматриваешь? — спросила мама. — Вилли? Так вот он, за пальмой.

— А-а, — кивнула я.

Кажется, мне не удалось изобразить радость находки, потому что она покачала головой:

— Кого же?

— Тебе кажется!

— Муся! — тихо, но внушительно сказал папа.

Я сделала вежливое лицо и стала доедать четвертый кекс, на всякий случай глядя, как за соседним столом молодая смуглая мама кормит белокурого и капризного ангелочка. Ой, где же мой ангел? Хоть бы не приходил. Хотя бы увидеть его!