— Я попробую. Но обещать не могу. Миллс давно хотела новенькую. Долго она не протянет нежностями бросаться, — Триш засмеялась и пошла в сторону баскетбольной площадки.

Шер усмехнулась и пошла пообщаться со знакомыми.

— Слушай, киса, ты чего такая зашуганная? — Миллс приблизилась к Эмме.

— Нормальная я, — Свон сидела уже на самом краю лавочки, того и гляди упадёт, но всё равно отдалялась от Реджины. Она не вызывала в ней такой противности как Рей, но неприятно было также. Эмме хотелось встать и убежать в другую сторону прогулочной площадки. Но она не могла, понимая, что от этого будет только хуже.

Реджина немного отклонилась и подставила лицо солнышку, — за что ты здесь? Ну явно не за убийство, хотя если только не превышение обороны перед мужем извергом.

— Я здесь по ошибке, — ответила, как и Шарлоте, Эмма. Она немного выдохнула, когда Миллс села ровно, не близко к ней.

— О! Ну тогда понятно. Такая киса, да ещё и за дело на зоне, — из Миллс рекой тёк сарказм, — наверное, уже завтра адвокаты налетят, освобождать будут?!

— Не будут, — коротко ответила Эмма и села на лавочке так, чтобы быть повёрнутой к Миллс спиной. Она не собиралась ей раскрывать свою душу и своё дело.

Реджина незаметно для Свон придвинулась и глубоко втянула её запах, — как я люблю это, ты не пахнешь тюрьмой.

— Что ты делаешь? — возмутилась Свон и вскочила с лавочки.

Миллс расхохоталась, — я чувствую запах свободы. А ты пока ей пахнешь, так что доставь мне удовольствие, раздвинь ноги до того, как начнёт пахнуть дерьмом.

— Я не собираюсь раздвигать перед тобой ноги! — Эмма сделала шаг назад.

— Наивная, — Миллс спокойно смотрела на блондинку, — так как тебя зовут, киса?

— Эмма, — ответила блондинка, — Эмма Свон. И, пожалуйста, не называй меня кисой. Это противно.

— Когда трахнемся, тогда не буду. Ты же понимаешь, что я всё равно получу тебя, а как это будет, будет зависеть только от тебя.

— Не получишь. Я не такая, — Свон скрестила руки на груди, — мне всё равно, что ты авторитет здесь. Я сама по себе, и не собираюсь вступать ни в какие группировки.

— Слушай, не будь дурой, — Реджина почему-то была спокойна, хотя до этого в таких обстоятельствах она просто давила и унижала, — пока что ты можешь просто раздвинуть ножки, я сделаю нам обеим приятное и всё, гуляй. А если нет, тогда я буду действовать, как действую всегда, но об этом тебе лучше не знать.

— Я не раздвину перед тобой ножки! — Эмма уже от этой противной безысходности хотела кричать, — и ты не смей меня трогать. А иначе… — начала Свон, но запнулась. Она хотела уйти отсюда, забиться в какую-нибудь норку. Чтобы никто её не трогал, чтобы никто вообще о ней не знал. Свон хотелось проснуться, и чтобы всё это было кошмарным сном.

— Хорошо, но тогда тебя тронет она, — Миллс показала пальцем на Фрайс, — и тогда тебя просто разорвут.

— Я и ей то же самое скажу! — Свон из последних сил сдерживалась. Она не хотела казаться слабой и поэтому говорила достаточно громко, — не смейте никто меня трогать, а иначе я всё скажу начальнику тюрьмы. Я не буду молчать!

— Ша! — Миллс ударила рукой по скамейке, — заглохни, идиотка. Ты можешь прямо сейчас пойти и сказать всё начальнику тюрьмы, а он спросит у Перри, которая по полочкам разложит, что ты поднимаешь бунт, и тебя засунут в карцер, перед этим хорошо отделав дубинками. А потом, когда тебя вернут к нам, тебя поимеют все, кому будет не противно. Хочешь, валяй!

— Ты специально меня запугиваешь! — шикнула Свон, — я не лягу ни под тебя, ни под эту Рей с психическими глазами, ни под кого бы то ни было! Я не шалава. Ясно?! — высказалась Эмма и, развернувшись, хотела пойти прямо, как наткнулась на воздушный поцелуй от Фрайс. Свон дёрнулась и остановилась. Но быстро отошла и направилась в совсем другую сторону.

— Дурёха! — Реджина проводила Эмму взглядом, а потом посмотрела на Рей, — она моя, — одними губами прошептала Реджина и пошла к Триш.

Фрайс прочла по губам Миллс, но и сама в голове дала ей ответ на эту фразу.

Время прогулки подходило к концу, и заключённых повели по камерам. Эмме Свон повезло, до камеры она добралась без приключений прогулки. Она быстро забралась на свою койку и уткнулась лицом в подушку. Она полностью была разбита и унижена. Одни только слова и угрозы, без действий, выбили её из колеи. Всего первый день в тюрьме, а уже столько проблем. Эмма не знала, как выжить здесь и как бороться. Но она абсолютно точно была уверена в одном — она не сломается. Она не даст себя кому-то в руки.

Первая ночь в тюрьме оказалась каторгой. Эмма не смогла сомкнуть глаз. Она не могла не думать. Не вспоминать о прошлом, не анализировать недавние месяцы. Её арест, обвинение, непонимание происходящего, затем суд и вот она здесь. В тюрьме со своими законами и правилами, которых никто не имеет право нарушать. А если уж нарушил, то ты здесь просто не выживешь. Легче повеситься, чем продолжать биться головой о стену.

Наутро Свон ужасно выглядела. Даже хуже, чем когда она впервые проснулась за решёткой следственного изолятора. Но со всей этой внешностью она ничего не чувствовала внутренне. Она была разбита. Она снова молчала и была вся в себе и своих ужасных мыслях. Только одно её согревало — мысль о родном человеке. Но в то же время эта мысль и убивала. Ведь когда она увидит его совсем неизвестно.

После завтрака новоприбывших заключённых распределяли по работам. Шарлоту Ейор направили на кухню. Сказались связи с её новой соседкой по камере и старой знакомой по первой ходке. А Эмма Свон оказалась в прачечной. Работы там было много. Но в то же время она не давала вдохнуть и думать, что будет дальше. Несколько дней Эмма была как в забвении: подъём, завтрак, работы, обед, работы, камера, прогулка, камера, ужин и сон. Её постоянно дёргали, шпыняли, грязно смеялись над ней. Но дальше слов и смеха дело не заходило. В основном это делали шестёрки Фрайс, чтобы развлечься. Ведь они знали, что как только Реджина наиграется с этой борзой девкой, она достанется Рей. А та, вполне вероятно, отдаст такую цыпу на всеобщее использование.

Эмма же стойко переносила все эти подколы. Ведь она не отвечала на них, игнорировала, но в душе плевалась. Так как это было ужасно противно и мерзко.

— Уже пять дней, — садясь за столик в столовой, протянула Триш. Был обед. Их столик с Реджиной был отдельным. Миллс уже взяла свой обед, а Триш немного задержалась, разговаривая с одной из заключённых.

— И чё? — Миллс ела и даже не поднимала глаз на подругу.

— Ты теряешь хватку, — заметила Триша.

— Ты хочешь, чтобы мы затащили её в душевые, вы её держали, а я трахала?! А потом очередная попытка суицида и шмон, — спокойно сказала Реджина.

— Нет, — скривилась Триша, — только не шмон. Мне только на той неделе пришли новые марки.

— Вот поэтому я сижу и спокойно ем, а ты утверждаешь, что я потеряла хватку, — Миллс наконец-то подняла взгляд.

— Это твои игры, не мои, — Райэн также преспокойно поедала обед, — но ты же знаешь, что её дёргают девочки Фрайс?! Того и гляди и Рей подтянется.

— Она зашуганный, забитый котёнок, который стойко переносит все нападки собак, — Реджина опять смотрела в тарелку, — я не хочу с ней быть питбулем.

— Ого, какие ассоциации, — смеялась Триш, — тогда будь с ней добрым и милым… чау-чау. Они такие пушистые, мягкие. Прямо… вай!

— У чау-чау тоже есть зубы, — Миллс улыбнулась, — и он тоже может разорвать котёнка. А я питбуль, и от этого никуда не деться.

— Смотри, питбуль, чтобы твоего котёнка не разорвал тот ротвейлер, — подмигнула в сторону стола Рей Триш.

— Это мой котёнок, и если его кто-нибудь разорвёт без моего ведома, я разорву всех вокруг, — Миллс посмотрела через плечо Триш на забившуюся в угол Эмму.