Но лёгость не понадобилась. Громадная волна как щепку подбросила лодчонку, и было видно, как другая волна её покрыла; лодчонка сделала последнее усилие, чтобы выравняться, но корма её быстро оказалась под водой. Одновременно мужчина поплыл, борясь с волнами; женщина же на мгновение исчезла, потом появилась снова на поверхности и забилась в волнах.

Глаза всех на «Каспии» были прикованы к погибающим, и никто не заметил, как Григорий Максимович, сбросив с себя сапоги и чапан, схватил спасательный круг и кинулся в бушующую Волгу. Это было делом нескольких секунд… Когда его увидали, он уже плыл к бьющейся женщине…

На мгновение все словно застыли от ужаса и неожиданности… Людмила Николаевна, как стояла у двери, так и осталась стоять… У неё не было даже голоса чтобы крикнуть… Два матроса, не дожидаясь приказаний, бросились на корму и спустили пароходную лодку. Не прошло и двух минут, как она уже вырвалась из-за кормы и направилась к погибающим.

Григорий Максимович уже доплыл до женщины… Он удержался в двух-трёх аршинах от неё, зная, как опытный волгарь, что опасно подплывать к утопающему, который инстинктивно может погубить и себя, и спасающего… Григорий Максимович, сделав большое усилие, выбросил перед собой спасательный круг и, когда обезумевшая женщина ухватились за него, подплыл к ней и сам, и поддержался также за круг. Оба были спасены, потому что в эту минуту приближалась лодка, и смельчаки-матросы помогли погибающим спастись. Несмотря на пережитое волнение, капитан вспомнил, что на лодке было двое… но мужчина уже исчез: его не было видно… Волга приняла новую жертву и не выпустила её из своих объятий.

Когда через несколько минут пловец очутился на палубе «Каспия», Людмила Николаевна подбежала к капитану. Волнение мешало ей говорить. Бесконечно-любящим взглядом она посмотрела на него и зарыдала. Григорий Максимович, мокрый, бледный, стоял перед нею… С его одежды ручьями текла вода и он тяжело дышал. Спасённая им женщина лежала на палубе, обессиленная и растерянная…

— Мила… ей помоги… обогрей… — пробормотал капитан и отошёл в сторону.

Душившее его волнение вдруг разразилось слезами: он плакал и вместе с тем какое-то особое, гордое и смелое, выражение появилось на его энергичном лице.

Волга немного стихла только к утру… Она не успокоилась ещё, но волнение превратилось в какую-то безобразную толчею.

Утром Григорий Максимович с двумя матросами и спасённой им женщиной отправился на лодке в город: следовало заявить полиции о происшествии, стоившем жизни бедному ловцу, о котором капитан составил акт.

Григорий Максимович очень не любил иметь дело с начальством и старался избегать этого, но теперь не приходилось рассуждать. Мрачный и недовольный, он соскочил в лодку и молча взялся за руль.

— Возвращайся скорее, Гриша, — крикнула ему вдогонку Людмила Николаевна.

— Ужли же прохлаждаться стану, — сердито ответил Григорий Максимович, — ну-ка… наляг, братцы!.. — прибавил он.

— Не иначе, как теперь тебе медаль дадут, — сказал старик Трофимыч, — это уж как есть… по всему правилу.

— Нужно мне! — ответил капитан, — отпустил бы поскорей!.. И то ладно… Боюсь, затаскают…

— Одно дело: как и что?.. Ништо скоро…

В полиции Григорию Максимовичу пришлось дожидаться: господин пристав был ещё с докладом. Григорий Максимович, попавший в ц-ское полицейское управление в первый раз, но вообще знавший, что на Руси не любят торопиться, угрюмо сел в уголок и задумался. Наконец, пришёл пристав и отнёсся очень индифферентно к событию: на Волге к таким случаям легко и скоро привыкают, и они никого не дивят. Пристав опросил всех об обстоятельствах дела и сказал:

— Вам придётся ещё к нам заглянуть… конечно, не по этому делу… что ж: утонувшего не вернёшь… Это до вас не касается… а по делу о спасении вами женщины… Пойдёт представление о награде… Вероятно, получите установленную медаль…

— Что там награда! — недовольно сказал капитан, — ничего я этого не желаю… дело самое пустяковое.

— Ваша скромность делает вам честь, — одобрительно заметил пристав, — но это уже наша обязанность сделать представление…

— Я, ведь, не живу в Ц-не; сами знаете какое наше дело: сегодня здесь, а завтра — Бог весть где…

— Разыщут… Наконец, зимой вы где-нибудь проживаете же оседло?.. Позвольте мне исполнить мою обязанность?.. Попрошу вас сюда, в кабинет: мой письмоводитель запишет, что нужно.

Пристав направился в кабинет. Григорий Максимович, недовольный этой новой проволочкой, последовал за ним.

В кабинете за небольшим столиком сидел письмоводитель, заваленный всевозможными бумагами и делами в разных обложках. Письмоводитель был, как все письмоводители русских присутственных мест средней руки. Красный нос с сизым отливом обличал его русские привычки, благодаря которым в глухой провинции избывается обывательская тоска и скука и облегчается борьба за существование. Подержанный костюм, вероятно перелицованный, свидетельствовал о том, как трудно жить на письмоводительское жалованье, даже соединённое с более или менее безгрешными доходами…

Письмоводителю было за сорок. С виду это был мрачный и чёрствый человек, один из тех, кого создаёт русская провинциальная жизнь, человек, которому отяготело его скучное, однообразное дело, связанное со скрипом перьев и с приступами геморроя, вследствие вечно сидячей жизни в затхлой атмосфере присутствия.

— Вот запишите, что надо, — сказал пристав, подходя к столику.

Письмоводитель сделал движение, означающее, что он как будто встаёт перед начальством.

— Всё, звание… имя, отчество, фамилию… местожительство… зимнее… Летом они, словно птицы перелётные, — шутливо заметил пристав, — вкратце и обстоятельства дела… Так-то, батенька! — добавил он, похлопав Григория Максимовича по плечу, — ваше дело — спасать, наше — вознаграждать… Мы ведь не только карать и пресекать умеем, но и поощрять… Пока, до приятного…

Пристав подал Григорию Максимовичу руку с большим именным кольцом на указательном пальце и вышел в приёмную.

— Ну-с, — сказал письмоводитель, просмотрев переданный ему приставом протокол, — будьте любезны… Спасли женщину с опасностью собственной жизни… как водится… Что ж: медаль красивенькая… Ваше имя, отчество, фамилия… Звание?

— Там в акте записано, — мрачно ответил капитан…

— Виноват… не обратил внимания… Погнался, так сказать, за сутью… Насчёт подвига… Так… так… вот: Григорий Максимович Анемподистов… Анемподистов?..

Письмоводитель вдруг точно поперхнулся и откинулся на спинку стула. Он так и впился в лицо Григория Максимовича пристальным, удивлённым взглядом.

Григорию Максимовичу вдруг сделалось почему-то не по себе… Какое-то смутное воспоминание как искра промелькнуло в его голове… Он видел этого человека… давно… давно…

Письмоводитель молчал.

— Что же вы? — сказал капитан, — мне недосуг…

— Вы Григорий Максимович Анемподистов? — вдруг спросил письмоводитель.

— Разве вы не видите сами?

— Гм… тэ-эк-с!.. Вот какая странная история! — вообразите я, ведь, тоже Григорий Максимович… и тоже Анемподистов… Как вам это нравится?..

— Всё может быть, — ответил капитан, — мало ли какие совпадения бывают… Фамилия самая обыкновенная… Не князь какой-нибудь… Да и князей не мало одного имени и отчества…

— Совпадение-то совпадение, — продолжал письмоводитель, — но дело вот в чём: я утратил свои документы при не совсем обыкновенных обстоятельствах… Видите ли: служил я конторщиком у одного купца… было это лет, этак, восемь, девять тому назад… Ехали мы однажды Сибирским трактом…

Смертельная бледность вдруг покрыла лицо капитана. Он даже пошатнулся. Письмоводитель, напротив, совершенно овладел собой. Борьба за скудное существование развила в нём сообразительность и быстроту решений. Одно из них и теперь созрело в его мозгу. Он посмотрел уже насмешливо, а не удивлённо, на капитана и сказал:

— Вот уж не думал встретить двойника!..