Душа ее мужа, мятущаяся и преисполненная добродетелями, не была ей до сих пор понятна. Она была готова все принять, потому что об этом говорил ей он. Она его любила, и поэтому он был прав. Теперь Виктория увидела в нем человека – усталого и побежденного. Ее любовь обволакивала его, не властно и жадно, как прежде, а с чистой страстью нежности, которая преодолела ее горе и ужас предстоящего одиночества.

– Любовь моя! – шептала она. – Как бы мне хотелось сделать тебя более счастливым. Я бы могла сделать так много.

Он слегка покачал головой. Казалось, что у него не оставалось сил даже на подобное движение.

– Дитя мое, ты была для меня лучшей женой в мире. Я никогда не был тебя достоин.

У него закрылись глаза, и на мгновение прервалось дыхание. Он ее никогда не любил. Он бы умирал счастливым человеком, если бы душой и телом чувствовал такую же любовь, которую она так щедро даровала ему. Даже сейчас этого не было. Нежность, сочувствие и благодарность, смешанные с чувством вины, – да, но никогда он не испытывал тот подъем духа, который, как он знал, и был любовью. И все-таки он никогда не изменял чувству чести, никогда не помышлял о том, чтобы отдать другой женщине те чувства, которых он не испытывал к своей жене.

– Мне бы хотелось, чтобы ты легла, – шепнул он Виктории. – Дорогая моя, мне уже лучше, и я хочу спать…

– Я еще посижу с тобой. Я не стану разговаривать, дорогой, или двигаться, чтобы тебя не будить. Закрывай глаза и отдыхай.

Она осторожно прикрыла его плечи и грудь. У нее дрожали пальцы, когда она погладила ему лоб и ощутила, какой влажной и холодной была его кожа. Он ничего ей не сказал и не открыл глаза, а просто улыбнулся, и через несколько секунд его дыхание стало глубже и спокойнее.

Через два часа леди Литтлтон тихонько подошла к королеве.

– Мадам, он спокойно спит, – шепнула она. – Умоляю вас, отдохните, пока есть возможность. Как только он проснется, я сразу разбужу вас.

Виктория посмотрела на нее. Ее глаза были красными и воспаленными от недосыпания.

– Мне кажется, что у него на лице появился румянец. Посмотрите!

Леди Литтлтон наклонилась над кроватью. При свете свечей она ясно увидела легкий румянец на щеках принца. Он и впрямь выглядел гораздо лучше. Бледный оттенок кожи исчез.

– Мадам, мне кажется, что он поправляется. – Голос у нее дрожал, она чуть не разрыдалась. – Может, Бог ответил на наши молитвы. У него здоровый цвет лица, и он спокойно спит. О дорогая мадам, молю Бога, чтобы все было хорошо.

– Вы не можете молиться так горячо, как это делаю я, – медленно заметила Виктория. – Но сейчас я так устала, что у меня нет сил молиться. Если я лягу не раздеваясь, леди Литтлтон, вы обещаете разбудить меня, как только он проснется?

– В тот же миг, – заверила ее леди Литтлтон. – Разрешите, я помогу вам встать.

Королева настолько долго сидела в кресле, что без посторонней помощи не смогла бы подняться. Опершись на руку Литтлтон, Виктория медленно прошла через дверь в свою комнату. Леди Литтлтон, которая так часто не соглашалась с ней раньше, сейчас заботливо уложила ее в постель и, несмотря на слабые протесты королевы, развязала завязки на вороте и на манжетах и сняла с нее туфли. Когда она прикрыла королеву покрывалом, та уже спала.

Как странно, что она видела во сне Мельбурна, потому что он умер, и она не вспоминала о нем многие годы. Но сейчас он стоял перед ней такой же элегантный и красивый, как прежде, и говорил, что она сделала мудрый шаг, выбрав Альберта в мужья. Это чудесный молодой человек, обладает прекрасными качествами и будет добр к ней. Она слышала свой голос, высокий и надменный, какой он был у нее в молодости, который прервал Мельбурна, сказав, что Альберт гораздо лучше, чем о нем думают. Он самый идеальный мужчина на земле, и вскоре все станут в это верить. Теперь лорд М. может идти, потому что у нее есть Альберт и лорд М. ей больше не нужен. Во сне он поклонился и исчез. Вскоре появилась другая фигура в шелковых юбках, похожая на Лизен…

Теперь здесь был Альберт. Он был выше, чем в жизни, и настолько прекрасен, что его лицо сияло. Принц улыбался чудесной задумчивой улыбкой, которая так очаровала ее, когда она впервые увидела его в Виндзоре. Она вложила свою ручку ему в руку, и они вместе пошли через дивное место, которое, как она знала, было парадным садом в Розенау. Она была очень счастлива и слышала собственный смех. Ей казалось, что она не идет, а движется в танце. Бывали мгновения, когда она парила в воздухе с Альбертом. Она могла так легко и быстро двигаться, что отпустила его руку и полетела вперед, весело маня его за собой.

Потом все изменилось – исчез солнечный сад в Розенау. Она уже не парила, как облачко, а стояла одна в середине большой комнаты с каменными стенами и узкими окнами, как в старой башне в Виндзоре, и с нею не было Альберта. Она была одна в тюрьме, а Альберт исчез. Она в ужасе начала кричать его имя, но никак не могла правильно произнести его. Она звала Альберта, а ее губы говорили: «Мама… Мама…»

Именно этот голос наконец разбудил ее. Она в ужасе села и увидела Алису, стоящую у постели.

– Мама, ради Бога, просыпайся и пошли к папе! Мне кажется, что он умирает!

Она соскочила с постели и в чулках побежала в соседнюю комнату. Там было темно, и только неподвижная фигура, лежавшая на постели, была ярко освещена. Виктория упала на колени у кровати. В комнате царила тишина, прерываемая резкими и тягостными звуками дыхания, являющимися предвестником смерти.

Альберт! Альберт!

Ее страдающий голос сорвался до вопля. Когда она замолчала, в комнате наступила полная тишина. Прошло несколько секунд, пока Виктория поняла, что Альберт перестал дышать. Она, дрожа от ужаса и неверия в случившееся, медленно поднялась с колен и протянула руку, чтобы коснуться его. Виктория не отводила взгляда от застывших черт цвета старого воска. Она смотрела на безжизненную расслабленную руку, лежавшую вверх ладонью на покрывале. Потом перевела взгляд на закрытые глаза. Они закрылись навсегда.

Королева издала дикий пронзительный крик, пронесшийся по комнате и прихожей, затем по длинному коридору Виндзорского замка и повторенный вдали эхом.

Она сидела за письменным столом, как делала это каждое утро в один и тот же час последние двадцать лет. Горели свечи. Но за другим столом не было никого, и там не было зажженных свечей. Этот стол, ручки, бумаги и книги уже никогда не увидят своего хозяина. Черный вдовий чепец скрывал волосы Виктории. Черная вуаль ниспадала по спине на траурное платье. Виктория надела только обручальное кольцо и браслет с миниатюрным портретом Альберта. Время от времени она наклонялась вперед, чтобы обмакнуть перо в чернила и перевернуть страницу своего дневника. В комнате раздавались только шелест переворачиваемых страниц и скрипение пера по бумаге. Комната, весь замок были погружены в темноту и траур молчания. Снаружи, на главной башне, был приспущен королевский флаг.

Королева перевернула страницу, снова окунула перо в золотую чернильницу и начала писать. Перо двигалось медленно, и ее твердый четкий почерк внезапно стал неровным, старческим.