– Прекрасно.

Она поставила на место флакон и, отодвинув поднос, положила руки на стол и посмотрела ему прямо в глаза.

– Вам все это наскучило?

– Ничего подобного.

– Думаю, вы говорите неправду. – Он лишь пожал плечами.

Она взяла поднос с образцами, собираясь поставить его на место.

– Тогда, чтобы не терять время, я не стану демонстрировать вам запах розы. Полагаю, вы и так прекрасно его знаете.

– Его любит моя сестра. По этому запаху всегда можно определить, что в комнату недавно входила Элиза. По-моему, она злоупотребляет этими духами, но мое мнение ее никогда не интересовало.

– Так-так, месье Карлайл, выбираете новый аромат? – Норман подошел к ним из-за витрины. – Что-нибудь на весну?

Оливия вздрогнула от неожиданности, а Сэмсон был недоволен, что их прервали. Он выпрямился в своем креслице и кивнул Норману, а Оливия поставила поднос обратно в ящик стола.

– Полагаю, нам придется присутствовать на нескольких мероприятиях в предстоящие дни, – ответила Оливия, подставляя Норману щеку для поцелуя. – Но мой дорогой супруг что-то сегодня никак не может решиться.

– Вот как?

– Как обычно, – притворно вздохнула Оливия. – Но мы все же договорились о комбинации, которая ему подойдет.

Француз стоял за спиной Оливии, держась за спинку ее кресла. Его пальцы были в непосредственной близости от ее плеч.

– И каков же ваш выбор, месье?

– Разумеется, пряная основа, – на безупречном французском ответил Сэмсон, улыбаясь так, как улыбался бы, по его мнению, Эдмунд. По непонятной причине он был страшно раздражен. – Это ведь аромат сезона, не так ли?

– Как же, как же.

Сэмсон стал разглядывать Нормана. Яркое солнце освещало его лицо. Вряд ли женщины находили немолодого француза красивым, но он был обходителен – на самом деле или притворялся таким, – и дамам это, конечно, нравилось. Он старался быть мягким и приветливым, как того требовал товар, основными покупателями которого были женщины.

Что-то в Нормане беспокоило Сэмсона, но он не понимал, что именно. У француза были глубоко посаженные глаза, острый взгляд, довольно большой мясистый нос, большие залысины, почти не было подбородка, и толстая, короткая шея лишь подчеркивала этот недостаток. Он не был тучным, но у него был приличных размеров живот, свидетельствовавший о том, что он любит поесть.

Нет, Сэмсона беспокоила не довольно заурядная внешность Нормана, а что-то другое, чего он не мог определить. К тому же Норман вел себя как-то очень по-собственнически по отношению к Оливии. Это раздражало Сэмсона. Замечал ли это его брат?

– Что ж, дорогой, нам пора идти. Уже время ленча, – сказала Оливия и стала подниматься. Норман автоматически поддержал ее под локоть.

Сэмсон немедленно встал и не думая схватил ее за руку. И своим лучшим приказным тоном сказал:

– Может, найдем какое-нибудь кафе, Ливи? Вы извините нас, Норман?

– Конечно, – ответил Норман, сразу же отпустив ее локоть.

Француз не переставал улыбаться, хотя у Сэмсона сразу же сложилось впечатление, что тот насторожился и задумался. Он наморщил лоб и немного отступил в сторону, чтобы Оливия могла выйти из-за стола. Приподняв юбки и не глядя на мужчин, она направилась к выходу.

– Сегодня чудесный день, дорогой. А я просто умираю с голоду, – заявила она деланно веселым голосом.

– Норман, – кивнул Сэмсон на прощание и пошел вслед за Оливией, которая стояла к нему спиной и смотрела через стекло на улицу. Он взял ее под руку и вывел за дверь, чувствуя затылком, что Норман провожает их внимательным взглядом.

У Нормана был секрет. Замечательный секрет. Большой-пребольшой и сулящий ему выгоду. И какое это будет удовольствие подразнить им графиню – просто подразнить, потому что он не собирался раскрывать его целиком и тем самым позволить ей еще больше контролировать их общее дело. Настала его очередь стать главным. А эта новость благодаря Господу просто-таки свалилась прямо ему в руки.

Когда Норман позвонил в номер графини Ренье на последнем этаже отеля «Д'Эмпресс», он впервые за долгое время по-настоящему улыбнулся. Графиня всегда останавливалась в этом отеле, когда приезжала в Париж, и, насколько ему было известно, она не ездила в свое поместье в течение трех последних недель.

В ответ на его звонок дверь сначала немного приоткрылась, а потом широко распахнулась, когда Рене, дворецкий графини, узнал Нормана. Широким жестом он пригласил посетителя войти.

– Мадам занята своим туалетом, месье Пакетт, но если вы подождете, я уверен, что она вас примет.

Подождет? Да он будет ждать до второго пришествия Христа, лишь бы увидеть выражение ее лица, когда он сообщит ей свою новость. Ничего лучшего и быть не могло.

– Я подожду. Но мне хотелось бы выпить чашку кофе.

– Да. Сию минуту.

Норман последовал за дворецким в гостиную графини. Комната была декорирована обоями в ярких красных и розовых тонах и изобиловала всякими безделушками. Хотя графиня, несмотря на свой возраст, все еще была привлекательна и всегда заботилась о том, чтобы выглядеть элегантно, но обстановка ее номера в гостинице и интерьеры ее загородного дома вызывали у месье Пакетта тошноту всякий раз, как ему приходилось сидеть и сплетничать в этом кричащем великолепии.

Сегодня графиня приоткрыла окно и поставила на стол хрустальную вазу с ярко-красными розами. Она, видимо, ждала гостей. Комната была забита мебелью. Норман заметил, что с тех пор, как он здесь был в последний раз, графиня умудрилась втиснуть еще один диванчик, обитый красным бархатом, скорее всего как дополнение к стоявшей посередине комнаты софе, покрытой гобеленом с самыми огромными розами, какие только можно было себе представить. Все четыре стены гостиной были полностью покрыты натюрмортами и пейзажами в одинаковых золоченых рамах, тяжелые бархатные шторы были собраны по сторонам золотыми шнурами с кистями, свисавшими до толстого розового ковра.

Норман, по своему обыкновению, уселся в большое кресло напротив софы и от нетерпения начал стучать пальцами по подлокотникам.

Дворецкий вернулся через несколько минут. Он молча поставил серебряный поднос на чайный столики, налив из кофейника в одну из украшенных розами фарфоровых чашек густой ароматный кофе, с поклоном удалился. Норман добавил сахар и молоко по своему вкусу. Он понимал, что графиня заставит его ждать – это было в ее стиле. Она никогда не вставала раньше полудня и два часа занималась своим туалетом. Норману все это было хорошо известно, потому что один раз он взял на себя смелость прийти в одиннадцать и услышать, что мадам все еще спит и никогда никого не принимает раньше трех часов.

Сегодня Норман пришел намного раньше трех часов, потому что с тех пор, как они начали работать вместе – если можно было употребить это слово для обозначения их особого сотрудничества, – ему было позволено то, что не позволялось другим, особенно если у него появлялась какая-нибудь жизненно важная информация.

Ждать ему пришлось дольше обычного. Раздумывая над тем, не выпить ли ему третью чашку кофе, он достал из кармана жилета золотые часы, подаренные ему еще его бабушкой. Была половина второго. Он ждал уже сорок пять минут. Он было рассердился, но потом подумал, что прелестная графиня будет больше сердиться на себя за то, что заставила его ждать, когда узнает, насколько важна его новость. Он еле удержался оттого, чтобы не потереть рука об руку в предвкушении.

Наконец он услышал за спиной шаги. Он поставил чашку на стол и встал, повернувшись лицом к двери, как раз в тот момент, когда вошедший дворецкий торжественно объявил о приходе графини, словно Норман был какой-нибудь важный сановник, а не простой продавец из парфюмерного магазина. Впрочем, с гордостью подумал он, ни Дом Ниван, ни его управляющего никогда не назвали бы простыми те люди, кто были его частыми посетителями.

Норман пригладил сюртук и уверенно расправил плечи. Его лицо приняло серьезное выражение – таким он хотел предстать перед графиней Ренье де Шарт. А она впорхнула в гостиную, распространяя аромат роз. Высокомерная улыбка играла на ее ярко-красных от помады губах. Выглядела она, как всегда, прекрасно.