– Я не хочу выбирать между тобой и друзьями. – Эдди говорил неровным, напряженным голосом, но продолжал держать себя в руках. – Это нечестно.

– Они плохие друзья, Эдди, – закричала миссис Каспбрак почти в неистовстве. – Я знаю, так подсказывает мне сердце матери, они не принесут тебе ничего, кроме несчастий и боли!

Ужаснее всего было то, что ей действительно так казалось. Так подсказывала ей интуиция, когда Соня вспоминала взгляд Денбро, стоящего с засунутыми в карманы руками и пылающими в солнечных лучах рыжими волосами. Его взгляд казался ей таким серьезным, странным и далеким.., как теперешний взгляд Эдди.

Аура, окружавшая Эдди, тоже делала его похожим на Билла. Миссис Каспбрак стало не по себе.

– Ма...

Встав, она едва не перевернула стул.

– Я приду вечером. Ты говоришь так от шока, от боли, от горя. Я знаю. Ты.., ты... – она потеряла мысль и принялась искать текст, заготовленный ее услужливым сознанием. – У тебя серьезное повреждение, Эдди, но все будет просто отлично. Ты еще согласишься со мной, что они действительно плохие друзья. Они не нашего круга. Это друзья не для тебя. Подумай хорошенько, разве может твоя мама ошибаться? Подумай, и...

«Я убегаю! – подумала она в отчаянии. – Убегаю от своего собственного сына! О, Господи, не допусти этого!»

– Ма...

Какое-то мгновение ей хотелось броситься прочь, теперь она просто боялась его: за ним стояла какая-то сила, что-то большее, чем даже его друзья, что внушало ей страх. Ей казалось, что ее сын охвачен каким-то приступом, приступом какой-то ужасной лихорадки, подобно тому, как в пять лет его свалил внезапный приступ бронхита.

Миссис Каспбрак задержалась в дверях, боясь услышать то, что он скажет... И когда он наконец сказал это, оно настолько поразило ее, что она даже не вполне поняла его слова. Понимание обрушилось на нее подобно снежной лавине, и ей показалось, что она вот-вот потеряет сознание.

– Мистер Кин считает, что мое лекарство от астмы – простая вода, – сказал Эдди.

– Что? Что? – она посмотрела на сына обезумевшими глазами.

– Простая вода. Он говорит, в нее что-то добавляют, чтобы было похоже на лекарство. Он называет его пла-це-бо.

– Он лжет! Он нагло лжет! Зачем ему понадобилось так лгать? Ну ведь в Дерри есть и другие аптеки. Ведь...

– У меня было достаточно времени подумать над его словами, – мягко, но безапелляционно сказал Эдди, – и я думаю, что он говорит правду.

– Эдди, говорю тебе, он лжет! – Внутри нее снова забила крыльями маленькая курочка.

– Я думаю, что он говорит правду, иначе на бутылочке было бы предупреждение о том, что, если принять слишком большую дозу, можно умереть или, по крайней мере, станет очень плохо. Даже...

– Эдди, я не хочу этого слышать! – она закрыла руками уши. – Ты.., ты.., это просто не ты, другого объяснения быть не может!

– Даже если лекарство можно купить без рецепта, на нем все равно всегда пишут указания по применению, – продолжал он, не повышая голоса, не сводя с нее своих серых глаз. – Даже если это простой сироп от кашля «Вике».., или твой геритол.

Эдди замолчал на мгновение. Соня опустила руки: они были такими тяжелыми!

– И по-моему.., по-моему, ты все это знала, ма.

– Эдди! – она почти умоляла его.

– Потому что, – продолжал он, словно и не слышал ее слов, теперь он морщил лоб, стараясь сосредоточиться, – потому что вы, взрослые, всегда все знаете про лекарства. Я пользуюсь ингалятором пять, иногда шесть раз в день. Ты никогда бы не позволила мне пользоваться им, если бы не знала, что он абсолютно безвреден. Потому что ты должна защищать меня от всего. Так ты всегда говоришь. Так ты.., ты все знала? Знала, что там простая вода?

Миссис Каспбрак молчала. Ее губы дрожали так сильно, что ей стало казаться, что у нее дрожит все лицо. Она больше не плакала, потому что боялась плакать.

– Потому что если ты знала это, – напряженно сказал Эдди. – Если ты знала это, то я хочу знать, почему я ничего об этом не знал! Я могу многое понять, только не то, почему моей маме понадобилось меня обманывать, говорить, что вода – это лекарство.., или что астма у меня вот здесь, – он показал на свою грудь. – В то время как мистер Кин говорит, что она у меня здесь, в голове...

Она подумала, что сейчас все объяснит ему – просто и логично. Расскажет, как она думала, что он умрет, когда ему было пять лет, как эта мысль чуть не свела ее с ума – ведь всего за два года до этого она потеряла Фрэнка. Как она пришла к пониманию того, что ребенка можно защитить только при помощи неусыпного контроля и наблюдения за ним, что его нужно возделывать, как сад, удобрять, пропалывать, а иногда и прореживать, хотя это может принести боль. Она скажет ему, что иногда ребенку, особенно такому нежному ребенку, как он, Эдди, лучше думать, что он болен, чем действительно быть больным, и закончила бы тем, что доктора порою так глупы и бесполезны, но любовь дарует матери удивительную силу, поэтому она знает, что у него астма, и не имеет значения, что говорят доктора и какие лекарства они прописывают. Она скажет, что материнская любовь способна превращать в животворное лекарство простую воду, и фармацевтические пестик со ступкой тут ни при чем. Именно благодаря тому, что ты любишь меня, а я люблю тебя, я могу делать это. Такой силой Бог награждает любящих матерей. Прошу тебя, Эдди, единственная моя кровиночка, ты должен мне верить!

Но в результате миссис Каспбрак не сказала ничего. Ее страх был слишком велик.

– Но, может быть, нам даже не нужно говорить об этом, – продолжал Эдди. – Может быть, мистер Кин просто пошутил. Взрослые иногда.., ты же знаешь, иногда они шутят над детьми. Ведь дети так доверчивы. Конечно, так поступать плохо, но иногда взрослые так делают.

– Да, – с готовностью согласилась Соня Каспбрак. – Иногда они шутят, иногда они поступают глупо.., низко.., и.., и...

– Так что я буду продолжать дружить с Биллом и остальными, – сказал Эдди. – И пользоваться своим лекарством тоже. Наверное, это лучший выход, правда?

И только теперь, когда было уже слишком поздно, она поняла, как глупо попалась в ловушку. Он просто шантажировал ее, но ей было нечего возразить. Она хотела спросить его, как он мог вести себя так расчетливо, так продуманно, уже было открыла рот.., но закрыла его снова. В этом состоянии он вполне мог ответить.

И только одно она знала точно. Да, то, что никогда больше она не зайдет в аптеку этого носатого мистера Кина.

Голос Эдди, ставший теперь удивительно застенчивым, прервал ее мысли.

– Ма?..

Она посмотрела на него и увидела перед собой Эдди, всего лишь Эдди, и радостно бросилась к нему.

– Обними меня, пожалуйста, ма...

Она осторожно обняла его, чтобы не повредить его сломанную руку (чтобы ни один маленький осколочек не смог попасть в его сосуды и вонзиться в его сердце – разве может мать убить своего ребенка любовью?), и Эдди тоже обнял ее.

7

По мнению Эдди, его мама ушла как раз вовремя. На протяжении всего этого ужасного противостояния горло мальчика болезненно сжималось, дыхание тяжело скапливалось в легких, угрожая задушить его.

Он терпел до тех пор, пока за ней не захлопнулась дверь, потом стал торопливо дышать и пыхтеть. Спертый воздух протискивался через его сжатое спазмами горло, как обжигающая кочерга. Он схватил ингалятор, не обращая внимания на боль в руке, и нажал на кнопку. Живительная влага оросила его воспаленное горло. Он глубоко вдохнул камфарный воздух, думая: «Не важно, пла-це-бо это или нет, какая разница, как его называть, если оно мне помогает?»

Потом он всплакнул и погрузился в беспокойный сон. Ему снилась темнота, и в этой темноте – какие-то ухающие машины, перекачивающие что-то.

8

Когда вечером Билл вместе с остальными Неудачниками вернулся в больницу, Эдди не удивился их появлению. Он знал, что они придут.