Словно случайно, люди, которых я давно не видал, стали напоминать о себе. Шеф нашего канала захотел пригласить нас на обед, но у Старика хватило нахальства заявить, что мы завалены работой. Никто не осмелился возразить.
Скоро уже девять вечера. Матильда и Луи ушли домой, Тристан отправился к своему приятелю-монтажеру, а Жером уговорил меня остаться, чтобы посмотреть «Рокки-1». С пивом и сэндвичами, как в дежурном отделении полиции. Мы никого не ждем, как вдруг замечаем, что по полутемному коридору бродит какая-то маленькая женщина. Она прижимается лбом к стеклянной двери и замечает нас.
Ее лицо кажется мне знакомым. Жером считает, что у нее назначена поздняя встреча с Линой, и машет ей рукой в направлении «Примы». Однако она открывает дверь в нашу комнату.
– Месье… Луи Станик?
– Он ушел. Вам что-нибудь нужно?
– Я ищу группу сценаристов сериала «Сага». Конечно, я должна была договориться о встрече заранее, но мне сказали, что здесь всегда можно кого-нибудь застать.
– Мой друг Марко и я работаем сегодня в ночную смену. Только никому не говорите, что мы смотрим телевизор в рабочее время. Как вас зовут?
– Элизабет Pea.
– …?
– Вы лучше знаете меня как Марию Френель.
Мадам Пластырь! Мадам Пластырь собственной персоной! Один метр шестьдесят пять сантиметров ростом, карие глаза, сногсшибательная улыбка. Это она! У нас!
– Простите. Мы не привыкли видеть актеров не на телеэкране.
Я пододвигаю ей стул. Она садится и с любопытством оглядывается. Мы предлагаем ей чашечку кофе. Ну кто бы смог узнать ее в этих джинсах, свисающем до колен свитере, с распущенными волосами, падающими на плечи. В жизни она выглядит лет на десять моложе, чем мать семейства, которую играет в сериале.
– И кто же из вас меня создал?
Кто, кроме сценариста, может ответить «я» на столь приятный вопрос?
– Все действующие лица «Саги» появились на свет в результате нашей совместной работы и не принадлежат ни одному из авторов.
Молчание.
Какой-то странный визит.
– Для нас, актеров, вы – настоящая загадка. Я часто спрашивала у Сегюре, можно ли встретиться с вами, но он всегда отвечал, что вы очень малообщительные люди, прячущиеся в башне из слоновой кости.
– Технократия в действии, – объясняет Жером. – Разделяй и властвуй. Сегюре уверен, что если будет возводить преграды между людьми, то сможет управлять ими.
Я, наверное, ответил бы точно так же, но нельзя не признать, что ни у одного из нас четверых ни разу не появилось желание поприсутствовать на съемках. Словно это было уже не нашим делом.
– По правде говоря, мы все немного теряемся, когда приходит очередная часть сценария. Никогда не угадаешь, куда вас занесет воображение. Одни шутят, а у других поджилки трясутся от страха. Признаюсь, я иногда играю сцену, не понимая, что вы хотели в ней сказать. Надеюсь, вы не чувствуете себя слишком обманутыми.
У кого из нас двоих повернется язык, чтобы признаться, что в последнее время мы смотрим сериал разве что для того, чтобы освежить в памяти тот или иной момент. Сегодня утром, к примеру, мне пришлось быстро прокрутить последнюю серию, чтобы вспомнить, какого цвета волосы у Брюно. Это было связано с игрой слов, которую я обязательно хотел вставить в сценарий. Брюно, Милдред, Вальтер и другие персонажи существуют только в нашем воображении и на наших жестких дисках. Луи следит, чтобы всякие неурядицы не мешали игре нашего воображения и свободе творчества. Все, что происходит со сценарием после того, как он покидает нашу комнату, нас совершенно не интересует. Только такой ценой мы еще можем получить некоторое удовольствие от написания двенадцати последних, предусмотренных контрактом серий.
– Если бы вы знали, какие драмы иногда разыгрываются на площадке. Как-то мы играли с Александром…
– С кем?
– Это актер, играющий Вальтера. Сцена, где я падаю в его объятия! Позволю себе заметить, что удовольствие было ниже среднего. Попробуйте понять, почему ему потребовалось столько времени, чтобы сказать: «Мария, в ваших глазах есть что-то порочное, что сводит меня с ума»! И попробуйте убедить себя, что мужчина, от которого несет жасмином, на самом деле пахнет ванилью, чем вызывает у вас эротические фантазии…
И точно! У нее в глазах действительно есть что-то порочное! Именно поэтому Вальтеру было так трудно сказать ей об этом.
– Или возьмите Жессику, девочку, которая играет Камиллу. Вы ее так напугали манией самоубийства, что она действительно свихнулась и с каждым днем сходит с ума все больше.
Я прошу ее рассказать подробнее.
– Камилла постоянно на грани того, чтобы пустить себе пулю в лоб, и Жессика чувствует, что рано или поздно она исполнит свою угрозу. Поставьте себя на ее место. Разве это не ужасно – быть на грани самоубийства в течение нескольких месяцев?
– Успокойте ее, она останется в живых и даже превратится в национальную героиню.
Элизабет так улыбается, что сразу хочется в нее влюбиться. Я бы дорого дал, чтобы увидеть, какие у нее ноги, но ее джинсы не оставляют на это никакой надежды. Я даю себе слово, что специально напишу для нее жаркую сцену, где она будет танцевать обнаженной при дневном свете. Раз это единственная возможность увидеть ее ноги. А пока она не говорит, зачем пришла. Похоже, хочет сохранить мотивы своего визита в тайне. Краем глаза я вижу, что на экране пошли заглавные титры «Рокки», но без звука. На сэндвичах застывает майонез.
– Так или иначе, но я хочу поблагодарить вас за то, что вы создали Марию. Если бы я с ней не встретилась, в моей судьбе все осталось бы по-прежнему. Это была удивительная встреча.
Здесь что-то не так. Вряд ли она явилась сюда для того, чтобы выразить нам свою благодарность. Да и говорит она о своей роли, словно о подруге, которую только что похоронила.
– Может, устроить вам с Вальтером небольшое свадебное путешествие? – предлагает Жером. – Вы вдвоем, без детей, на одну-две серии?
Она чувствует, что Жером искренен и расплывается в улыбке, но ее мысли где-то далеко.
– Я пришла попросить вас, чтобы вы убрали Марию. – Не обязательно убивать ее. Это было бы слишком. Просто сделайте так, чтобы она… исчезла.
Чувствуется, что она тщательно выбирала эти словечки – «убрать», «исчезла».
Жером повторяет их раз десять на разные лады, пытаясь понять, что за ними скрывается.
Неловким жестом она открывает сумочку, достает из нее рукопись и протягивает ее нам с таким видом, словно это Ветхий Завет. Рукопись называется «Лучшее в ней» и принадлежит какому-то Гансу Кёнигу. Кажется, нас ожидают крупные неприятности.
– Это первый фильм молодого немецкого режиссера. Он видел одну из серий «Саги» и хочет дать мне главную роль. Прочтите, и вы поймете. Нужно быть сумасшедшей, чтобы согласиться, но я буду выглядеть еще более сумасшедшей, если откажусь.
– «Сага» скоро закончится, вы освободитесь через два месяца. Ваш маленький Орсон Уэллс вполне может подождать.
– В Дюссельдорфе уже начались съемки. Пока он снимает все сцены без главной героини, но если я немедленно не дам согласия, он отдаст эту роль другой актрисе.
Для нее – это сказка, а для нас – кошмар. Ликвидировать Марию – все равно что вырвать единственный оставшийся во рту здоровый зуб. Я спрашиваю, что об этом думает Ссгюре.
– Он ни о чем не знает. Сегюре – сволочь, а его канал финансирует этот фильм Ганса. Ему достаточно поднять трубку, чтобы помешать мне получить эту роль.
И в довершение всего она внезапно разражается слезами. Настоящими слезами. Я беру салфетки, в которые были завернуты сэндвичи, и протягиваю ей.
– Не поддавайся на эти штучки, Марко! Черт возьми, это же комедиантка! Ее профессия – рыдать по команде! Мадам Пластырь слишком хитра и хочет не запятнавшись выйти из сериала, поскольку вообразила себя Марлен Дитрих! Все они готовы перешагнуть через твой труп, лишь бы приобрести известность.
Не знаю, кто прав. Тристан, самый незаметный человек в мире, входит в комнату и ковыляет к своему дивану, не обращая ни на кого внимания. Через несколько секунд он выпрямляется и кричит, вытаращив глаза:
