– У него будут белые волосы и голубые глаза. Он выйдет из большого блестящего джипа, (Андрей мысленно добавлял: «под алыми парусами»), увидит меня,и увезет в Копенгаген. И у меня будет машина и большой цветной телевизор, видеофильмы и большая ванна.

Что еще будет у нее в Европе, она не знала.

Она рассказывала ему о веселом портовом городе Дакаре, и в этих рассказах Андрей вдруг ощутил вкус сладкой и несбыточной романтики своего детства, подростковых песен, вроде: «Но прежде чем уйти в далекие пути, на берег был отпущен экипаж». София была та самая «девочка из Нагасаки», о которой они пели в восьмом классе. Она не сомневалась в том, что подросшая девочка должна идти в бар, чтобы попытаться устроить свою жизнь. Многие ее подруги вышли замуж и уехали в Европу, а у нее в последний момент что-то сорвалось, отчего она оказалась в Кундугу, но она была уверена в своей будущей удаче. Она рассказывала о французах и немцах, приезжающих в Африку в поисках экзотических секс-услуг, которые в своей стране были для них слишком дороги, о секс-бизнесменах, вербующих девушек для разнообразных заведений в Европе. Ей тоже предлагали, однажды она чуть не поехала в шикарный интернациональный бордель в Вену, но отказалась, поскольку хотела покинуть Африку не проституткой, а женой. Как-то она сказала, что русские проститутки в Дакаре тоже есть, и что «они другие».

– В чем другие? – спросил Андрей с интересом, полагая, что сейчас узнает что-нибудь о загадочной славянской душе.

– Все девушки, когда выпьют, смеются, а русские, когда выпьют, плачут.

Часто жизнь ее и ее подруг напоминала бульварные романы, о чем она сама не знала, потому что не умела читать и потому что книжная культура не свойственна африканцам, даже образованным. Например, она была знакома с немцем, который страстно полюбил африканскую девушку и поселил ее в своем доме, а та страстно любила своего черного любовника и с немцем жила только из-за денег. Кончилось это тем, что любовник немца убил, они похитили все деньги из его сейфа и в ту же ночь убежали в другую страну. Вообще в ее рассказах белые часто становились жертвами африканского коварства, теряли деньги, здоровье и нищими возвращались домой. Еще как-то раз она, упоминая имя своей подруги, заметила вскользь, что это была та самая, которая потом сошла с ума, а когда Андрей заинтересовался, рассказала такую историю: Подругу звали Фатима. Она полюбила красивого, смелого, гордого нигерийца и уехала с ним. Нигериец оказался бандитом, по ночам он с друзьями останавливал машины, грабил, случалось, и убивал. Фатима стала чем-то вроде хозяйки бандитской хаты. Однажды ночью полиция выследила банду после налета, окружила дом и захватила всех. В стране был военный режим, и всю банду без излишних формальностей расстреляли. Фатима присутствовала при казни, после чего ей сказали, что на этот раз ее отпускают. Она сумела вернуться домой, но потеряла рассудок.

Еще София рассказывала о жизни в бедных кварталах Дакара, не в трущобах, а в старых, традиционных кварталах, об отчаянной борьбе за выживание, о сложных коммерческих операциях с оборотом в сто долларов, о войнах между родственниками с помощью колдунов и ядов за комнатку в глинобитном доме, за швейную машинку «Зингер» образца 1920 года, обо всем том, во что она твердо решила не возвращаться. Иногда они заходили в гостиничный номер, который Андрей снимал на час. Их секс был тоже дружеский и безлично-нейтральный, даже без учащенного сердцебиения. Для нее это был дневной заработок, для него – не лишенная удовольствия медицинская процедура, полезная для здоровья. На втором курсе института они в студенческом общежитии горячо спорили: могут ли быть ли чисто дружеские, лишенные сексуальной составляющей, отношения между мужчиной и женщиной. Возможно, это было как раз то самое.

Сегодня, правда, и София отсутствовала. Девушки сказали, что она уехала чуть ли не в Кайен по какому-то поручению хозяина. Он допил свой тоник в одиночестве, ничем не отвлекаясь от мыслей. Когда солнце стало склоняться к закату, он сел в машину и поехал на участок с каким-то смутным, несформулированным ощущением. Что-то было не то.

Вернувшись, он задумчиво открыл дверь ключом и первое, что увидел, войдя в комнату, была Ава. Она лежала на его кровати, широко раскинувшись в своей излюбленной позе: одна нога на кровати, одна на полу, руки закинуты за голову. Глаза ее открылись, она вскочила, подбежала, обняла, заплакала, бысто-быстро заговорила, все это сразу.

– Отряд из Армии освобождения народа хочет прийти и забрать золото. Они знают, что у тебя есть. Уходи. Они придут, ты умрешь.

Неожиданных новостей было сразу так много, что Андрей машинально отреагировал только на последние слова.

– Зачем им меня убивать, – спросил он рассудительно, – им золото нужно, а не я.

То, что он слышал в Африке о самых отмороженных народно-революционных армиях, самых коррумпированных полицейских режимах, просто бандитах, сводилось к банальному грабежу. Отнять деньги, машину, багаж – сколько угодно. При этом могут даже войти в положение и оставить самое необходимое. Но без разумной причины не убивают. За убийствами, особенно белых, следуют неприятности, вплоть до высадки войск ООН. Прекращается туризм, сворачивается бизнес. Кому это нужно?

– Армии не нужно, – согласилась Ава, – Мусе Бубакару нужно. Он хочет, чтобы тебя убили. Он хочет договориться с властями и забрать твои машины. Он хочет, чтобы твои машины работали на его земле. Он обещал очень много денег полиции, чтобы они не помешали.

– Откуда ты узнала?

– От людей. Люди все знают.

Она сказала это легко – не как тяжкое, выношенное убеждение, а как общеизвестную банальность, вроде «днем светло».

– Люди не хотят, чтобы тебя убили, они тебя любят. Мусу Бубакара не любят.

– Что же они меня не предупредили? – проворчал он.

– Как не предупредили? Они сказали мне. Я тебя люблю. Я тебе должна сказать. Кто тебя предупредит, того тоже могут убить. Но не меня. Все знают, что я твоя женщина. У меня сильный отец, сильный муж. Меня не тронут.

– Как ты добралась?

– До Кайкая (это был верхнегвинейский городок недалеко от границы) доехала, а дальше бежала. Но не по дороге. И не днем. Если по дороге, все узнают.

Пробежать пятьдесят километров ночью по колючим тропинкам в обход дорог. Только тут Андрей обратил внимание на ее запыленный, загнанный вид, на ноги, разбитые и исцарапанные. Он наклонился поцеловать ее.

– Тебе было страшно? – спросил он, вспомнив, как панически она боялась ночного леса.

– Нет, потому что я делала хорошо, и Бог был со мной.

– Когда они придут?

– Не знаю. Может быть, сегодня ночью. Ты должен уйти сегодня. Но не по дороге, и не в Кундугу. Ты знаешь, как?

– Знаю. Как ты живешь?

– Я живу хорошо. Мой муж хороший. Я выполнила волю отца, значит Бог со мной. У меня уже есть сын. Я счастлива со своим мужем, потому что знаю, что ты есть. Если ты умрешь, я всегда, всю жизнь буду плакать и никогда не буду смеяться.

– Муж знает, что ты здесь?

– Нет. Я ему сказала, что должна навестить отца. Он поймет, но ничего не скажет. Я знаю, у кого спрятаться, а потом уйду. Со мной ничего плохого не будет, потому что Бог меня защитит. Нет, мы не будем… (она употребила слово из их личного «языка на двоих»), потому что тебе нужно много сил.

Чем больше минут они вместе, тем труднее расставаться. Она с усилием оторвалась от него, выскользнула в дверь, перебежала поляну и исчезла в кустах. Пора было браться за дело.

Как это ни странно, во время одной из своих одиноких прогулок он фантазировал о возможности подобной ситуации и приготовил воображаемый план мероприятий. Теперь он, почти не размышляя, быстро действовал. Достал из сейфа последнее золото – маленький железный ящичек, в котором было двадцать с лишним килограммов золотого песка, обернул в одеяло, положил в рюкзак. Собрал деньги, личные документы и бумаги компании, карту, компас, спутниковый определитель координат, воду, немного еды, нож, пистолет. Надел крепкие джинсы, штормовку с капюшоном, высокие американские армейские ботинки. Будет жарко, но безопасно. Погрузил все в машину, бросил туда же большой молоток, деревянный брусок и саперную лопатку. Сел за руль и выехал на дорогу. Положение начальника позволяло не давать никому объяснений. Николай, что было весьма удачно, уехал в Сонгвиль выточить в паровозном депо какие-то детали. Кулибали попросился на один день в Кайен, по личному делу. «Интересно, знал он или не знал?» – безразлично подумал Андрей.