Не верьте тому, кто говорит, что из стены трудно извлечь только первый камень. Остальные просто сами будут выпадать. Это неправда. Вы просто научитесь чувствовать стену. Я углубился почти на метр, сжег в фонаре большую бутыль светильного масла, прежде, чем научился с первого взгляда определять, куда нужно нацелить лезвие кинжала (четвертого уже!), с какой силой надо ударить рукой по рукояти, чтоб отколоть кусок побольше. Но в этот день работа шла особенно удачно. Твердый раствор сменился мягким, рыхлым и даже слегка влажным на ощупь. Я выковыривал один камень за другим. На следующий день было то же самое. Твердая кладка имела толщину около метра, после чего сменялась рыхлой. Я начал расширять проход, так как камни выковыривались легко, а раствор был не тверже соснового дерева. И тут я обнаружил хвост драконы.

Подцепив кинжалом большой плоский камень, я нажал на рукоять. Камень отошел. Я просунул в щель пальцы, расшатал его и выдернул. Дальняя сторона камня была в какой-то вязкой слизи. Я выполз из норы, отбросил камень, взял фонарь и осветил то, что закрывал камень. Меня чуть не вытошнило. Полупрозрачная белесоватая слизь, в ней пульсирующие кровеносные сосуды, чуть глубже просвечивают подергивающиеся мышцы.

И тут я услышал, как меня зовет леди Элана. Ее голос был полон боли, страха и мольбы. Переодевшись за секунды, я побежал к ней, даже не сполоснув в ручье руки. Но дракона была так напугана, что не заметила ни грязных рук, ни беспорядка в одежде.

— Джон, спаси меня! Они до меня добрались. Они едят меня заживо. Помоги мне, Джон!

— Тебе очень больно?

— Она укусила меня за хвост. Они будут есть меня заживо, каждый день.

Я понял, что тетя Элли говорит о крысах.

— Я прогоню их, я убью их! Ничего не бойся, я с тобой. — с этими словами я выбежал за дверь. Промчавшись по коридорам, я снова заглянул в нору. Белесый студень больше не вздрагивал. Я поднял с пола небольшой камень, принялся постукивать и царапать им по стене. Потом привел одежду в порядок, вымыл в ручье руки и вернулся к тете Элли.

— Я нашел крысиную нору, выгнал оттуда крысу и забил нору камнями. Больше они тебя не потревожат, слово Джона Конга.

— Спасибо, лорд Конг, — тетя Элли заплакала. Я впервые ее обманул. А что я мог сделать? Убить надежду? Сказать ей, что она срослась с камнем и никогда не сможет выйти на свободу, даже если я разберу замок по кирпичику? Я не смог.

Прибежал помощник Уртона, парнишка лет четырнадцати по имени Йорик.

— Леди Элана видела крысу. Немедленно беги наверх и принеси пять крысиных капканов. Я сам их установлю. Двигай! — приказал я ему.

Это было просто замечательно, что прибежал Йорик, а не сам Уртон. Хотя парень был на две головы выше меня, он хорошо понимал, кто из нас лорд. Уртон лично обшарил бы все подвалы. Не знаю, чем бы это кончилось. Но, поскольку дракона звала меня, Уртон, видимо, решил, что дело не очень важное.

Вернулся парень. Я отправил его наверх, насторожил два капкана в помещении Эланы, остальные унес с собой. Крыс в замке не было, поэтому пришлось спускаться в деревню. Вскоре здоровая крыса попалась в один из капканов. Я пронес ее под курткой в замок, а на следующий день продемонстрировал тете Элли, Уртону и всем остальным. Дракона успокоилась. Она в торжественных словах, со слезами на глазах отблагодарила меня, а мне никогда еще не было так стыдно. Я в последний раз прошел в дальнюю комнату, посмотрел на хвост драконы. Слизь сверху подсохла, потемнела, и мяса уже было не видно. Стараясь работать бесшумно, я заложил камнями отверстие в стене, а оставшиеся камни перетаскал в соседнюю комнату и сложил в две большие корзины. Если камни лежат на полу, это подозрительно. Но если эти же камни лежат в корзинах, значит так надо. Может, когда клали перегородку, принесли слишком много камней, может еще что, но подозрения это не вызовет. Тем более, никто не подумает на меня. Мне такую корзину не поднять. Потом я запер дверь на замок и спрятал ключ в соседней комнате.

Я долго думал над тем, что произошло. Я не мог ее освободить. Тетя Элли говорила, что драконы очень живучи, могут приспособиться к чему угодно. И вот она приспособилась жить в каменном мешке, сама срослась с камнем. Я мог свободно принести клятву и обладать замком. Леди Элана навсегда останется со мной, я мог не бояться, что она бросит меня, как только выйдет на свободу. Я хотел ее спасти, не моя и не ее вина в том, что я не смог это сделать. Никто не смог бы.

Но я больше не мог смотреть ей в глаза. Я знал тайну. Страшную тайну, которая убила бы надежду. Счастье леди Эланы было так хрупко, и я держал его в ладонях. Как честный человек, я обязан был открыться ей. Но, как друг, я не знал, что делать.

И еще я очень боялся. Что удерживает ее по эту сторону жизни? Только тоненькая ниточка надежды. Если ее оборвать… Вдруг она попросит дать ей смерть? Положит голову на стол, и я тяжелым топором должен буду перерубить ее шею. Я знал, что не смогу сделать это с одного удара. Я буду рубить и рубить, а она будет терпеть и подбадривать меня, пока кровь фонтаном не брызнет из перерезанного горла…

К счастью, люди отца отправлялись в те дни собирать дань. Я упросил отца, и он отпустил меня с ними. Когда я пришел попрощаться с ней, леди Элана заметила мое волнение, но приписала его предстоящей разлуке.

— Не беспокойся, Джон. Мы еще не раз расстанемся с тобой, и каждый раз я с тревогой буду ждать твоего возвращения. Прими как данность то, что не можешь изменить, и не мучай свое сердце.

За три недели, проведенные в седле, я помирился со своей совестью и жутко соскучился по драконе. Я увидел столько нового, необычного. Видел, как вору ставили на лоб клеймо горячим железом, как ловили беглого раба, как прижгли ему пятки, а в нос вставили железное кольцо. Как женщине, уличенной в прелюбодеянии, из языка вырезали клинышек, чтоб все видели, что она змея подколодная. Ну, не то, чтобы видел. Там было слишком много народа. Но видел, как ее вели, как она вырывалась, слышал, как кричала. И потом видел, как по подбородку у нее текла кровь. А еще мы были на свадьбе рыцаря, папиного вассала. И я сказал там речь, и первый поднял кубок за здоровье молодых, так как был самым знатным. Мне очень хлопали и моей речью восхищались. (Еще бы не восхищались, ведь я повторил речь отца на свадьбе в нашем замке. Но они-то этого не знали!) А еще у меня на боку висел настоящий меч, хотя и не такой большой, как у взрослых. И я обучал наших ратников некоторым приемам, которым научила меня тетя Элли. Ратники удивлялись, где я так хорошо научился владеть мечом, а я говорил, что лорд обязан это знать с детства. Конечно, в настоящем бою любой из ратников разрубил бы меня на две половинки, но это только потому, что они выше и сильнее.

Чуть не забыл! Мы же были на рыцарском турнире. Правда, как сказал старина Дон, турнир в этом году был небольшой. Участвовало всего шестнадцать рыцарей, и даже никого не убило. И все закончилось в один день. Но все было так красиво и замечательно! Рыцари в полном вооружении на тяжелых конях. Над шлемами у них развевались разноцветные перья. А герольды объявляли, кто проезжает мимо трибуны, откуда он, чем знаменит и в скольких поединках участвовал. Потом была жеребьевка, в которой выяснялось, кто с кем будет биться, если рыцари не договорились о поединке заранее. Это тоже было очень красиво. Рыцари стояли строем, а герольды выкрикивали, кто с кем будет драться. Те выезжали вперед и говорили, в честь какой дамы будут драться. Если дама сердца сидела на трибуне, ее все поздравляли, а она дарила что-нибудь рыцарю. Потом рыцари разъезжались по шатрам, стоящим по краям поля. Шатры справа от трибуны назывались красными, а шатры слева — синими. Я не понял, почему так. Один синий шатер был, но красного не было ни одного. Старина Дон сказал, что картину жизни искажают исторические наслоения. Я опять не понял, но переспрашивать не стал. Потому что Старина Дон сказал, что именно здесь и познакомился мой отец с матерью. Он увидел ее на трибуне и сказал, что она — дама его сердца. И он дрался в ее честь и победил в трех боях, но в четвертом проиграл, потому что его конь споткнулся о щит папиного противника, упал и сломал ногу. Все очень сочувствовали папе, но сделать ничего было нельзя, потому что по правилам менять коня не полагается.