— Дублирование клеток удвоило и ее возраст. Отныне Лилит два года. Она хорошо ходит, а словарь состоит из десяти слов. Но она еще не готова к жизни. А жаль.

— Она спасена?

— До следующего приступа.

Фредегонда положила ладонь на предплечье колдуньи. Роберта ощутила прилив тепла. Основательница была источником утешения.

— Я сделала все, что могла. Но ее проблема выше моей компетенции. Неделя. Месяц. Год. Не знаю, сколько продержится мой ремонт. Увы.

Девочке была дана отсрочка, и это уже неплохо. «Получим консультацию у других Основательниц», — подумала Роберта. Оставалось задать главный вопрос о родителях, которых, как она считала, потеряла, когда Потоп залил Базель. Рагнетруда, Основательница, связанная с Землей, с которой она встречалась в связи с делом, которое вел Криминальный отдел, не видела, как они умирали. А что скажет Фредегонда? Если Земля не поглотила ее отца и мать, быть может, их сожрал Огонь?

— Нет, — ответила Фредегонда, не дожидаясь вопроса колдуньи. — Я не видела ухода твоих родителей.

— Тогда, может...

— Быть может, Хлодосвинда, моя дорогая водная сестра, скажет последнее слово об их судьбе. — Гримаса Фредегонды говорила о ее отношении к родственнице. — Утопленники по ее части. У нее их немало.

— Знаю, — вздохнула Роберта. — Но позвольте помечтать, пока я не задам ей вопроса.

В закусочную быстрой походкой вошел мужчина с девочкой на руках. Лилит, чьи черные кудри уже спадали на плечи, грызла шоколадный батончик. Роберта с трудом узнала ее.

— Она требовала мамочку, — сообщил мужчина. Лилит спрыгнула с рук мужчины и подбежала к колдунье — та сжала ее в объятиях.

— И я принес вам это.

Мужчина поставил на стол Ганса-Фридриха. Ежик понюхал крошки гамбургера и принялся слизывать со скатерти лужицу кетчупа, в которой они плавали.

— Он ворвался в операционную, когда доктор Бентон делал вазектомию. Вы знаете, он безумно боится ежей.

— Картер, — напомнила Фредегонда, — вы и в будущем году собираетесь заниматься хирургией?

Картер яростно закивал — в глазах его сверкали хитрые огоньки.

— Тогда умерьте свой пыл. Ваш диплом будет подтверждать Питер. А не еж-телепат.

Два звонка раздались одновременно. Картер и Фредегонда глянули на коробочки, прикрепленные к их халатам.

— Меня, — сказал Картер.

— И меня, — добавила доктор Гонде. — Долг зовет. — Встала и посоветовала Роберте: — Выйдя из закусочной, поверните налево и идите прямо. Попадете в Антиохию. И не задерживайтесь.

— Почему?

— Я отвечаю за пиротехнику Ниньи. Сегодня вечером будет жарковато!

— Она поддаст огоньку, — с энтузиазмом подхватил Картер, двигаясь за своей богиней с выражением обожания на лице.

Роберта нашла коляску у подножия лестницы, усадила Ганса-Фридриха в нижнюю корзинку, а Лилит наверх и повезла свое небольшое семейство к сверкающей тысячами огней улице. Кающиеся в синих одеждах пересекали ее под похоронный бой барабанов и плачущие стоны скрипок.

— Значит, тебе уже два года? — спросила она, не замедляя хода. — Скажи-ка, с пустышками покончено? А чем тебя кормить?

— Лапшой, — ответила Лилит.

— И овощами. Кабачками, артишоками, шпинатом, зеленым горошком...

— Лапшой, — упорствовала Лилит.

— Обсудим позже. Ты помнишь обо всем? Фредегонда сделала прекрасную работу... Посмотрим. Как тебя зовут? Меня Роберта, а тебя?

— Нинит.

Девочка наклонилась к корзинке. Роберта подхватила Ганса-Фридриха и положила его ей на колени.

— Фрифрих, — сказала Лилит, дергая ежа за колючки.

— Нет, нет, нет. С Гансом-Фридрихом надо обращаться нежно. — Роберта взяла ежа и вернула в корзинку. — Придется обновить твой гардероб. — На Лилит была зеленая больничная рубашонка. — И кроватку. В прежней ты уже не поместишься.

Проблемы накапливались в мозгу колдуньи, пока они приближались к улице, запруженной процессией. Кающиеся тянули за четыре огромные веревки, медленно волоча к вершине холма статую Ниньи, Венеры в синем плаще, усеянном слезами. Согласно ритуалу, следовало с надсадными рыданиями вытянуть наверх символ Воды, потом окунуть его в атмосферу веселья, как бы повторяя драматическую историю Потопа, тем самым накладывая заклятие, чтобы он не повторился.

Роберта не могла вернуться по этой улице на «Тузиталу». Сверилась с планом. Вдоль главной артерии тянулась параллельная улочка. Можно было свернуть на нее. Роберта развернулась и повела коляску по лабиринту, куда доносились приглушенные звуки празднества. Прошла метров тридцать и остановилась, прислушиваясь.

— Ты ничего не слышал, Ганс-Фридрих?

Что-то бежало по крышам. И это что-то тоже остановилось. Еж вспрыгнул на плечо Роберты и передал ей, что ничего не слышал.

— Наверное, крыса с линейной энцефалограммой, — решила колдунья.

Она дошла до крутого виража и внезапно обернулась. Зверек размером с дикую кошку спрыгнул с металлического мусорного бака и укрылся в темноте. Контейнер опрокинулся и с ужасающим грохотом откатился в сторону. Лилит расплакалась.

— Ничего, дорогая, — успокоительно сказала колдунья. — Пустяки.

Топот множества бегущих ног послышался вновь. Шум доносился и снизу, и сверху. Однако Роберта продолжила путь. На улице за поворотом шли работы. Асфальт был снят. Вместо него тянулась длинная полоса песка и гравия. С коляской пройти было невозможно. Роберта взяла Лилит на руки и на ощупь двинулась вперед. Света в окнах домов не было. Городского освещения — тоже. Она окунулась в темноту. Еж на ее плече дрожал всеми своими иголками.

— Успокойся, Ганс-Фридрих. Мы видывали и не такое.

Мрак сомкнулся вокруг них. Роберта едва различала стены домов. Впереди что-то было. Какой-то холмик. Роберта уже не была уверена в правильности выбора. И вздрогнула от глухого взрыва. Подняла голову. В небе расцвел желтый цветок. Начался фейерверк.

Раздался второй взрыв. На этот раз синего цвета. Огни осветили то, что колдунья приняла за холмик. Путь ей преграждала стена животных, собравшихся словно для групповой фотографии. Пока свет шел на убыль, Роберта узнала куниц, двух соболей, одну каракулевую овцу и трех лис. Над сворой возвышался огромный белый медведь. Пока мрак дожирал догорающие искры, он раскрыл пасть.

Ганс-Фридрих зашипел на стаю диких животных. Третья вспышка выхватила из тьмы бросившихся вперед зверей. Белый медведь, опустившись на передние лапы, двигался прямо на Роберту. Она развернулась и бросилась бежать к освещенной части улицы. Фейерверк был в самом разгаре, и змеи света со свистом бились в небе. Песок под ногами и Лилит мешали бежать. От более быстрых хищников ее отделяло метров двадцать. Ей не удастся добраться до коляски.

«И даже добравшись, я не спасусь», — повторяла она.

Куница, возглавлявшая бег, уже готовилась укусить ее за ногу. Роберта дважды почувствовала ее усы. Инстинктивно отпрыгнула в сторону, услышав свист. Бенгальский огонь ударил по зверю и распылил его. На диких зверей обрушился огненный дождь, и Роберта успела добраться до мощеной части улицы. Она не остановилась, чтобы забрать коляску, а побежала дальше к улице, где двигалась процессия. Многие ее участники откинули капюшоны, чтобы полюбоваться небом Армагеддона.

В стекло ударила ракета и взорвалась в доме. Над крышами раскатился грохот. Роберта прижалась к стене, прячась от пылающих искр, которые обрушились на горящих зверей позади нее.

Большая часть своры погибла. Но медведь, чья шкура сверкала синими искрами, от погони не отказался. Роберта узнала в нем шкуру, которую видела в витрине скорняка на базаре, где Грегуар купил себе пелерину. На нее напали звериные шкуры. Она стала пленницей таксидермического кошмара.

Роберта в панике ринулась прямо в толпу. Участники процессии бросились врассыпную, отпустив часть веревок, удерживающих Нинью. Остальные продолжали бороться с тяжестью платформы, которую тянуло вниз. Горящий медведь вырвался на улицу вслед за Робертой. Она вскочила на платформу с Ниньей, чувствуя, как когти Ганса-Фридриха вонзаются ей в плечо. Лилит с невероятной силой вцепилась в нее. Последние участники процессии бросили веревки. Платформу больше ничто не удерживало, и она покатилась вниз по склону. Медведь пустился вдогонку.