Эдгар с нежностью посмотрел на фотографию под стеклом. На фотографии была его жена Вера и двое сыновей. Они так походили на него -. просто вылитые Эдгары. Все трое сидели на лавочке, держа в руках эскимо, и хохотали. Ну да, дело было в Турции прошлым летом. Чем-то фотограф их очень рассмешил.

Раздался телефонный звонок. Эдгар взял трубку.

– Да, слушаю вас. Да-да, конечно, зайдите ко мне минут через тридцать, я подпишу. Будет вам краска на ремонт, – Эдгар вынул из ящика стола большую амбарную книгу, на отдельном листе крупно вывел две цифры – “шестьдесят пять” и “двенадцать”. Звонила директорша студгородка, просила эмали на двери и окна. На складе она распишется за семьдесят семь килограммов, а получит шестьдесят пять. Двенадцать останется за ним. Мало ли, кому еще придет в голову попросить краски? Не подмажешь – не поедешь. Дело-то житейское.

Секретарша сообщила, что к нему директор студенческого кафе “Переменка”.

– Как же, как же, давно поджидаю, – заулыбался Эдгар.

Кафе было одним из самых прибыльных университетских предприятий, особенно летом, когда перед наплывом абитуриентов оно перемещалось из подвала на улицу, в сад неподалеку от главного корпуса. Желающим столиков никогда не хватало. В этом году хозяин закупил оборудование – холодильники, тенты и прилавки – собирался открыть еще пару летних филиалов. “Доить” такое предприятие было вовсе не грешно.

– Привет, Костя. Двери закрой, пожалуйста. – Эдгар проследил за тем, как Костя – невысокий кудрявый мужчина в ярком пиджаке, чем-то похожий на цыгана, – запер дверь, протянул руку. – Как у тебя дела?

– Как сажа бела, – отшутился Костя. – Сами понимаете, Эдгар Рахимович, мне сейчас людей надо нанимать. А какую я им зарплату положу, когда еще неизвестно, как пойдет. У нищего студента должен быть твердый заработок, иначе какой ему смысл горбатиться?

– Костик, я в твои проблемы вникать не хочу, у меня своих – во, – Эдгар провел ладонью по горлу. – Ты за два месяца себе столько сделаешь, можно потом будет лет десять вообще не работать, на Канарских островах мандарины кушать.

– Вы тоже скажете, Эдгар Рахимович, – улыбнувшись, покачал головой Костя, он достал из внутреннего кармана пиджака конверт и выложил его на стол. – Сразу за лето не могу. Только июнь и июль.

– Да ты что, с ума сошел, милый? – Эдгар Рахимович сначала удивился, потом разгневался – чтоб какой-то поганец, мальчишка, которому по дружбе за аренду чистые копейки насчитали, смел хвост поднимать! – У тебя вместо одной теперь три точки будет, а ты тут начинаешь мне на уши лапшу вешать! Да любые бандиты с тебя впятеро бы за “крышу” взяли! Немедленно убери пакет и чтоб к концу рабочего дня принес все как положено – до сентября! Не забывай, Костик, я не один здесь сижу. Начальник скажет мне отказать неплательщику в аренде, я и откажу.

– Эдгар Рахимович, не губите! Дайте на ноги подняться! – запричитал Костя.

– Ты еще на руки поднимись! Будто я твоей прибыли не знаю – нашел дурочка. Я сказал – к концу дня! – Эдгар, не замечая лежащего на столе конверта, занялся какими-то бумагами.

– Без ножа режете, Эдгар Рахимович, лучше в Лужниках пирожками торговать, чем под вами тут… – Костя тяжело вздохнул. – Ладно, – вместо того, чтобы убрать конверт в карман, он вынул перетянутую резинкой пачку денег и положил ее сверху на конверт, придвинул все это к проректору.

Эдгар накрыл ладонью пакет с пачкой, заулыбался.

– Вот теперь другой разговор. Даже твои внуки у нас…

Про внуков он не договорил: дверь распахнулась, и в кабинет ворвались люди. Их было четверо. Один держал включенную видеокамеру, двое совали под нос проректору красные “корочки”, четвертый зазывал в кабинет понятых:

– Пожалуйста, пройдите сюда.

В кабинете появилась уборщица Валя. На руках у нее были резиновые перчатки, которые она пыталась вытереть о халат. Следом вошел какой-то незнакомый Эдгару седой мужчина с портфелем. Из-за их голов выглядывала секретарша. Она виновато улыбалась и хотела что-то сказать, но ее вытолкали за дверь. Все произошло в считанные секунды, даже быстрее. Эдгар запоздало убрал ладонь с денег. Он не понял, что случилось. Какая-то злая шутка, провокация. Ведь он сам видел, как Костик закрыл дверь кабинета на ключ!

– Кто вы такие? Что вам надо? Немедленно покиньте кабинет! – Эдгар Рахимович пришел в себя и сорвался на крик. Но его слова не произвели на посетителей должного впечатления.

– Пожалуйста, понятые, подойдите поближе. Только что оперативно-следственной группой во главе с капитаном Лапигиным зафиксирована дача взятки арендатором Хлумовым проректору Технического университета по административно-хозяйственной части Алихамедову в сумме трех тысяч долларов США. Так, Константин Иванович? – спросил один из оперативников, видимо, главный.

Костя кивнул. Он сидел, низко опустив голову, нервно крутил пуговицу на пиджаке. стараясь не смотреть на Эдгара Рахимовича.

– Ранее Хлумов сообщил органам о факте неоднократного вымогательства со стороны Алихамедова. В связи со вскрывшимися фактами прокуратурой даны санкции на обыск в кабинете и в квартире Алихамедова.

– Вы не имеет права! Это произвол! Я не знал, что в конверте деньги! Я ничего не вымогал! Меня ректор заставлял, я не хотел! – окончательно разнервничавшись, Эдгар, понес полную чушь, о которой потом, пожалуй, придется долго жалеть.

Оперативник оперся руками о стол, наклонил голову, глядя Эдгару прямо в глаза, сказал тихо, но так, чтобы все услышали:

– Слушай ты, боров узбекский, прекрати орать! Неужели тебе не понятно, что ты влип по макушку? Деньги помечены, поэтому заткнись и четко отвечай на вопросы, – оперативник открыл конверт, на стол посыпались купюры. – Деньги, которые сейчас лежат на столе, чьи?

– Не знаю, – пробормотал Эдгар, глядя на следователя, как кролик на удава. – Мои, наверное.

– Вот, теперь молодец, Алихамедов – подло улыбнулся следователь.

– Ах ты, скотина, Костик, падла! Я твой нюх топтал. Ананссцыгейн, кутак! – неожиданно разъярился Эдгар. Он схватил со стола деньги и швырнул их в лицо Хлумову. Деньги густым дождем разлетелись по кабинету. – Вот чьи это деньги! – Эдгар бросился на обидчика с кулаками и, прежде чем ему скрутили руки за спиной, надели наручники, успел-таки съездить обидчику пару раз по морде. У Хлумова пошла носом кровь.

Когда вспотевшего от ужаса Эдгара Рахимовича в наручниках сажали в машину, у крыльца уже толпился народ – худые вести не лежат на месте. Глазели на проректора кто с сочувствием, кто со злорадством, переговаривались, перешептывались, судачили. Директорша студгородка качала головой и тихонько подвывала, глядя вслед отъезжающей машине – она осталась без шестидесяти пяти килограммов эмали. Показательное шоу с неугодным Александру Антоновичу проректором по АХЧ удалось на славу. Пожалуй даже, слишком помпезно вышло.

Выпавший из окна общаги парень долго не шел из Митиной головы. Всюду чудился инфернальный мужик, подкарауливающий его, нечаянного свидетеля, в подъездах и подворотнях. Митя теперь двери открывал осторожно. Откроет, осмотрится, заглянет в темные углы, нет ли там чего подозрительного, а потом уж входит. Даже косяки перестал курить, чтоб не чудилось лишнее. И Вике приказал следить за Дашкой в оба. Хватит на его задницу приключений! Впрочем, недели через две страхи как-то сами собой рассеялись, растаяли, стерлись, забылись. Вике понадобились деньги на обследование, нужно было покупать ребенку комбинезон, тапочки, колготки, еще что-то по мелочи, да и неторопливая, спокойная кафедральная жизнь взяла свое. Рядом со своим рабочим местом он устроил пяток тайников для своих “кораблей”, так называемые “гавани”, чтобы не таскаться с товаром. Оставил клиентов где-нибудь в университетском холле в позе ожидания, а сам на кафедру, извлек из-под Зосиного кактуса, куда в жизни никто не догадается заглянуть, “корабль” – и в плавание. Не мог же он лишить страждущих студентов маленьких радостей в угоду собственным страхам! С Маркушей тогда в общежитии, слава богу, обошлось. Девчонки, до смерти перепугавшись случившегося, убежали на пятый этаж к подругам, заперев его одного в комнате, и сколько опера не стучались, добудиться доцента не смогли. Он проснулся только под утро от того, что страшно захотел по нужде, а так как ключа у Маркуши не было и дверь он открыть не смог, то полил деревья, кустарники и только что проснувшихся птиц прямо из окна. На следующий день он поймал Митю на кафедре, отвел в курилку подальше от лишних ушей.