Наконец добрались до Дагомеи. Советский резидент похлопал по руке заокеанского коллегу:

– Ах, мои шер, войдите в положение.

У нас ни одного порта на берегу Гвинейского залива.

– Но вы получите все португальские владения. В Анголе, Мозамбике и Португальской Гвинее множество великолепных портов! – ослепительно улыбнулся американец.

Советский генерал называл собеседника так же, как в далекой от Таиланда деревне Губигу советский капитан прозвал местного колдуна. Некогда все русское офицерство стрекотало по-французски, и память о том странном времени сохранилась навеки.

– Я говорю о Гвинейском заливе, мон шер. Там ни одной португальской колонии, – напомнил советский разведчик. – Кроме того, события в Португалии мы запланировали на семьдесят пятый год. Это когда еще будет. Мы же вчера, кажется, обо всем договорились!

– Простите, коллега. Вчера мы договорились и о том, что вы задержите отправку новых танков во Вьетнам. Однако перед завтраком мне сообщили, что…

– Полно, Джон! Транспортные самолеты действительно ночью прибыли в Ханой.

Но выгрузили они вовсе не танки. А обыкновенные гусеничные тракторы «Т-40». Из этого космоса так плохо видно!

Американец поморщился:

– Ваша манера одинаково маркировать танки и тракторы кажется мне просто издевательской… Хорошо, мы перепроверим.

– Будьте так добры, мои шер… Кстати, как вам эта пара?

Похожие друг на друга словно братья, резиденты уставились на проходящие мимо ноги двух девиц. Ничто другое в девицах разведчиков не заинтересовало. Собственно, на берегу Сиамского залива от женщин больше ничего и не требуется. Только ноги, ноги и еще раз ноги.

– Послушайте, Иван! Далась вам эта Дагомея! – оторвавшись от зрелища, заявил американец и похлопал генерала по руке. – Давайте сойдемся на соседнем Того. Тоже из-под французов. Тот же залив. Прекрасный порт Ломе. В конце концов вы ведь только входите в Африку. Начинать нужно с малого.

Советский резидент немедленно парировал:

– Пардон, мои шер. Того – это неприлично мало. Население в полтора раза малочисленнее, а территория в три раза меньше, чем в Дагомее. Ваш распрекрасный Ломе – рядовая дыра, где нет и ста тысяч жителей. В Порто-Ново почти полмиллиона!

Американец сокрушенно покачал головой:

– Эх, Ваня, Ваня. Дались тебе эти нигеры. Поверь нашему опыту: чем их меньше, тем лучше. В США после обретения независимости шла лишь одна-единственная война. Гражданская. Война Севера и Юга. И началась она именно из-за черных.

Ты можешь представить себе: белые люди четыре года убивали друг друга ради полудиких черномазых!

– Прими мои соболезнования, Джон, – прочувствованно сказал советский резидент. – Вот ты и привел аргумент. Если нужно нагадить в миску Советам, отдайте им черных. Больше черных – больше головной боли. Так, мон шер?

– Ладно, – усмехнулся генерал Джон. – Черт с ней, с Дагомеей. Можете начинать.

Через пять минут антенны, торчащие из пляжных кустов, запустили судьбоносное решение в атмосферу. Радиоволны помчались. Одни – на восток, в Вашингтон.

Другие – на северо-запад. В Москву. Дан приказ ему на запад, ей – в другую сторону.

Примчавшись, радиоволны еще какоето время метались над офисами различных ведомств. Бюрократия требовала дополнительных согласований. Всем хочется быть причастными к историческим событиям.

Всем хочется приложить руку. Наложить резолюцию.

Дальнейшее уже мало волновало резидентов. Решение принято. Все предопределено. В Африке есть дела и поважнее. Посложнее. Давно пора определиться, скажем, с Гвинеей. Которая поделена между Францией, Великобританией, Испанией, Португалией и даже Бельгией. Гвинея Испанская, Гвинея Французская, Гвинея Португальская и так далее. Ну куда это годится? Гвинеи должно быть две. Американская. И Советская.

Тем временем с неприметной лужайки в окрестностях Порто-Ново поднялся в воздух темно-зеленый, без опознавательных знаков, вертолет. Бешено вращая винтами, он растворился в свинцовом небе зимней Дагомеи.

Вертолет как вертолет. Лишь человек искушенный мог распознать в нем штурмовой вариант мирного гражданского «Ми-8».

С соседней неприметной лужайки за полетом внимательно наблюдали двое.

Один – красивый широкоплечий негр, непохожий на местных жителей из племен йоруба, фон или бариба. Другой был коренастым невысоким белым. Скорее даже рыжим, чем белым: огненные кудри плюс множество веснушек по всему телу. У глаз он держал огромный бинокль.

– Они укладываются в график, – сказал рыжий, передавая бинокль товарищу.

Тот проводил вертолет взглядом. Дождался, когда стихнет клекот винтов, и с облегчением выдохнул:

– Слава Богу. Нас это больше не касается. Пойдем промочим глотку, а?

Рослый черный приобнял низенького рыжего и от радости загорланил «Желтую подводную лодку» – «Yellow Submarine».

Рыжий принялся подпевать.

На обоих была форма морской пехоты США. Говорили и пели они по-английски.

Неподалеку от деревни Губигу река катила свои мутные зеленые воды. На берегу между пальм стоял капитан Кондратьев и прижимал к себе хрупкую темную фигурку.

Поодаль слонялся сержант Агеев, увешанный всем необходимым для массовых убийств. Еще дальше располагалось транспортное средство – автомобиль «Урал» в тропическом исполнении. Даже с кондиционером воздуха.

За кустами соседнего хлопкового поля сидел главный колдун Каплу. Он с ненавистью наблюдал происходящее. Из глаз колдуна текли слезы.

Слезы смывали грязь, поэтому их следы были гораздо чернее остальной поверхности лица колдуна. Пальцами Каплу придерживал собственную нижнюю челюсть. Она торчала вбок и вверх, словно собиралась отвалиться.

Кондратьев одной рукой гладил нежную спину девушки. Другую руку капитана наполняла ее упругая грудка.

– Я скоро вернусь, моя милая, – нашептывал по-французски Василий Кондратьев. – Я тебя очень люблю. Я хочу быть с тобой. В комнате с белым потолком.

С правом на надежду.

– Я буду ждать тебя, – отвечала девушка.

Она смотрела на своего кумира глазами, полными слез. На бритой черной голове пульсировала венка.

– Жди меня, и я вернусь, – отвечал капитан Кондратьев. – Только очень жди.

Жди, когда наводят грусть тихие дожди…

Тебе уже, должно быть, холодно голышом ходить?

Зуби зябко повела плечами – точь-вточь как европейская женщина.

– Я тебя люблю, – вполне по-европейски ответила она. – С тобой мне всегда тепло.

«Ох уж эти горестные проводы! – вздохнул про себя капитан. – Запоздалые, унылые…»

– Все же пора, по-моему, надевать галабию, – сказал он, чтобы что-нибудь сказать. – Все-таки сезон дождей. Зима, понимаешь.

Девушка засмеялась. В тропиках не принято проявлять подобную заботу. Кондратьев растрогал свою Черную Венеру. Она заплакала. Сказала, всхлипывая:

– Мою лучшую галабию мыши.

– Что мыши? – уточнил капитан и переложил руку со спины пониже.

Девушка тотчас произвела крестцом вращательное движение. От этого у капитана екнуло где-то под печенью.

– Мыши, – повторила Зуби. – Я не помню слово. Но лучшей галабии уже нет.

– Ах, мыши съели твою лучшую галабию! – воскликнул капитан.

– Да-да, съели, съели! – обрадовалась дочь вождя.

– Ну так носи другую одежду.

– Она… грязная, – девушка, кажется, засмущалась. – А зимой не принято стирать.

– Понятно, – кивнул Кондратьев, мучительно переваривая сообщение.

Черт их разберет, этих африканцев; вроде на одной планете живем, а такие все разные. Наверное, зимой не стирают, потому что дожди не дают высохнуть.

От грязной галабии, видимо, так воняет, что девчонка догадалась: белый человек от этого запаха сразу умрет. Поэтому дочь вождя ходит голышом. Очень гуманно с ее стороны.

В мрачном небе послышался непривычный для здешних мест звук.

– Что это? – испуганно воскликнула Зуби и еще теснее прижалась к капитану.