Ночь снова опустила свой покров над древним городом, взволнованным ненавистью, злобой и местью. Сэр Джон Лауренс, который провел весь день в приемах, заявил по окончании обеда, что он чувствует себя усталым: он отослал от себя всех своих секретарей, адъютантов и посетителей и под предлогом отдыха приказал строго-настрого никого не пускать к нему.

С ним остался один только Ватсон — главный начальник полиции — и молодой офицер, говоривший на трех или четырех местных диалектах, — Эдуард Кемпуэлл, сын полковника Кемпуэлла, защитника Гоурдвар-Сикри, а в настоящее время командир 4-го шотландского полка в Беджапуре. Молодой поручик был личным переводчиком губернатора во всех делах, которые его милость разбирал сам, без участия администрации и официальных переводчиков.

— Так как же, Ватсон, — спросил благородный лорд, — какое действие произвел наш декрет на туземное население?

— Мне кажется, сэр, мера эта должна была прежде всего ужаснуть его…

— Неужели вы сомневались, Ватсон?

— Я выражаюсь так, сэр, на том простом основании, что мы никогда не можем знать настоящих чувств индусов; касты, предрассудки, религия так разделяют нас с ними, что они нам гораздо более чужды, несмотря на то, что подвластны нам, чем какой бы то ни было народ в мире. Лукавые, хитрые, способные многие годы хранить тайны заговора, они искусно умеют скрывать свои чувства, — и тем скорее нужно ждать взрыва, чем более спокойными они кажутся. Я проехал весь Декан по вашему приказанию и ужаснулся при виде тишины, встреченной мною повсюду.

— Вы большой пессимист, Ватсон! Мы, напротив, убеждены, что нашего приезда в Беджапур и водворения военного суда достаточно, чтобы внушить им спасительный страх; наказав несколько безумных голов за преступный нейтралитет во время восстания на севере, мы надолго водворим спокойствие в этой стране.

— Да услышит вас Бог, сэр! Но вы знаете, что я всегда говорю с вами откровенно…

— Продолжайте, Ватсон! Мы потому и расположены так к вам.

— На вашем месте я ограничился бы лишь энергичным преследованием Сагиба. Он мусульманин и принадлежит к расе, не любимой индусами; это происхождение вождя восстания помешало всему Декану — то есть более восьмидесяти миллионам людей — присоединиться к повстанцам Бенгалии; должно признаться, что только этому мы и обязаны своим торжеством. Продолжая травить Нану, который не всегда же будет ускользать от нас, ибо мы имеем положительные сведения, что он не покидал Индии, было бы недурно отделить его дело от индусов, поклонников Брамы, и отнять таким образом у последних всякий предлог к новому восстанию, результаты которого трудно предвидеть.

— У них нет ни вождей, ни оружия.

— Ошибаетесь, сэр! Они в изобилии найдут все это в нужную минуту, и, поверьте, на этот раз Север и Юг, Брама и Пророк соединятся против нас. Удовольствовавшись эффектом, произведенным приездом военного суда и декретом об уничтожении общества «Духов Вод», я оставил бы эти обе меры в виде угрозы, вечно висящей над головой индусов, не прибегая в данный момент ни к каким экзекуциям. Но зато я сделал бы все возможное и невозможное, чтобы захватить Нану. Поймав последнего, объявите полную амнистию; затем не принуждайте его унижаться перед вами, чтобы не унизить его перед своими подданными. Сделайте визит всем четырем раджам Юга. Осчастливленные вашим милосердием, они не пожелают больше восстать против вас, а, напротив, устроят в вашу честь царское пиршество, и мир водворится на Декане, а следовательно, и во всей Индии.

— Вы, быть может, правы, но не таково мнение уполномоченного министерством внутренних дел.

— Вполне естественно.

— Что вы хотите сказать?

— Ваше превосходительство будет вторым вице-королем, отозванным за то, что слушали его советов.

— Вы думаете, Ватсон?

— Разумеется!.. Нам он читает проповеди об энергичных репрессиях, а в тайных корреспонденциях своих в Лондон, которые он посылает членам парламента и кабинета, поддерживающих его, восхваляет, напротив, благодеяния политики прощения и умиротворения.

— Откуда вы это знаете?

— Это относится к моим служебным обязанностям, сэр!

— Что если он услышит вас! — сказал, улыбаясь, сэр Джон.

— Ваши уши, сэр, не его уши.

— Но какой ему интерес к этому? — спросил генерал-губернатор с видом полного, по-видимому, равнодушия.

— Эх, сэр!.. В Индо-британской империи есть только одна корона вице-короля.

— У вас худой язык, Ватсон, — отвечал сэр Лауренс, закуривая сигарету.

— Не хотите ли?

— Если позволит ваше превосходительство…

— А вы, мадемуазель Кемпуэлл? — продолжал, смеясь, вице-король.

Когда сэр Джон бывал в хорошем настроении духа, он всегда так называл своего адъютанта, свежее и розовое лицо которого невольно вызывало на эту шутку.

Эдуард покраснел при этом фамильярном обращении и отвечал в смущении:

— Я не позволю себе курить при вашем превосходительстве.

— Полно, Кемпуэлл, — продолжал ласково вице-король, — один раз не в обычай, как говорят французы. — И он подал ему ящик с ситарами, а затем снова обратился к начальнику полиции.

— Я подумаю о том, что вы мне сказали, Ватсон!.. Я подумаю, будьте уверены… Но не буду больше посылать своих писем на почту, — прибавил он с лукавой улыбкой.

— О, сэр, — отвечал Ватсон с некоторым смущением.

— Исполняйте ваш долг, Ватсон… исполняйте ваш долг; мы читаем с удовольствием все сведения, которые вы присылаете нам утром…

— И которые известны только вам и мне, сэр!

— Кстати, Ватсон! Сегодня вечером, кажется, должен явиться знаменитый следопыт, который откроет убежище Нана-Сагиба?

— Да, сэр, он передал мне, что готов служить вашему превосходительству.

— Неужели же вы думаете, что он успеет там, где погиб несчастный Кишная?

— Он, напротив, имел успех, сэр! Вспомните последние депеши, полученные нами. Не допусти он так глупо повесить себя, завладев несколькими европейцами…

— В числе которых находился и я вместе с отцом и матерью, — прервал его молодой офицер.

— Ба! Я и не знал этого, — удивился вице-король.

— Он не знал, вероятно, какое положение в обществе занимают его пленники, — продолжал Ватсон, — а так как в награду за оказанные услуги мы разрешили ему праздновать тайно великую пуджу тугов, то он нашел, что несравненно лучше будет предложить богине Кали кровь людей более высокого происхождения, чем первых встречных бродяг, пойманных в лесу.

— Расскажите мне всю эту историю, Ватсон, она очень интересует меня; всего девять часов, и мы имеем достаточно времени, чтобы поболтать за сигарой. Эти свободные часы досуга, когда я могу жить, как живут обыкновенные люди, и беседовать с друзьями, не обдумывая каждого слова, каждого поступка, бывают так редко…

— Участь всех властителей, сэр!

— К счастью, я буду им всего пять лет…

— Возобновимо, ваша милость!

— Не желаю, Ватсон! Мое самолюбие пострадает, разумеется, если меня отзовут отсюда до истечения срока, но верьте мне, мой друг, видеть кругом себя пошлые лица, которые стараются проникнуть в ваши мысли, ваши намерения, дабы сообразовать с ними свои собственные поступки, — лица, которые всегда готовы на самые низкие извороты и с утра до вечера курят вам фимиам, а за спиной вашей строят козни, лгут, устраивают заговоры, надувают, — все это так грустно и дает вам в то же время такое жалкое представление о человечестве, что я решил по истечении пяти лет вернуться в свое родовое поместье в Шотландии и жить вдали от всех этих душу надрывающих мерзостей. А я еще властитель pro tempore! Какое же зрелище должна представлять наследственная власть?.. Ну-с, ваш рассказ, Ватсон! Каким образом сделались Кемпуэллы пленниками начальника тугов?

— Мне, как начальнику полиции, многое известно, сэр, а потому рассказ может быть длинен или короток, смотря по вашему желанию.