Друзилла смотрела, как дрожат при потягивании мускулы спины. Обнажённым, Кассий напоминал атлета с греческих керамик. Одетым — пожелтевшую от времени камею.

Кассий полез под ложе в поисках ночного горшка. Обычно рабы помогали хозяевам при отправлении нужды, малой и большой. Но благородный Луций Кассий Лонгин порою пренебрегал рабами при сей процедуре.

Пошарив рукою под ложем, он наткнулся не на медный горшок, инкрустированный опалами, а на иную посудину — узкую, закрытую тряпичной пробкой.

— Что это? — удивился Кассий.

Друзилла замерла, ощутив в сердце испуганный толчок. Кассий посмотрел на жену.

— Это твоё?

— Да, — едва слышно ответила Друзилла. — Это — лекарство от недомоганий, мучающих меня.

— Что болит у тебя? — обеспокоился муж.

Друзилла слишком замешкалась, ища убедительный ответ. Кассий чутко уловил колебание жены.

— Голова, — наконец нашлась она. И, чтобы казаться убедительной, схватилась за виски тонкими пальцами и тихо застонала.

— Я позову лекаря, — Кассий перевёл взгляд на бутыль. Жёлто-коричневая густая жидкость плескалась в ней.

— Не нужно, — простонала в ответ Друзилла. — Мне уже лучше. Позови Гету. Пусть поможет мне нарядиться к свадьбе.

Кассий молча натянул тунику и вышел из опочивальни. С ужасом Друзилла заметила, что муж унёс с собой бутыль с горчичным настоем. Гета, войдя, поразилась мертвенной бледности на лице госпожи.

Кассий и Друзилла ехали на свадьбу молча, не разговаривая. Друзилла, скучая, отодвинула двумя пальцами кисейный занавес и выглянула на улицу. Кассий застыл, лишь голова его мерно покачивалась в такт носилкам.

«Почему он такой холодный? — думала Друзилла, рассеянно рассматривая прохожих и ремесленников в лавочках по обеим сторонам улиц. — Удивительно: вчера Кассий был нежен, а мне казались докучными его настырные ласки. Сегодня он равнодушен, а я хочу, чтобы он обнял меня!» Молчание мужа угнетало её. Друзилла пожелала, чтобы Кассий стал добр и ласков, как прежде. Но не ради мужа, а ради себя самой. Чтобы вновь обрести утерянное душевное равновесие.

Друзилла прильнула к Кассию, положила голову ему на плечо и попыталась заглянуть ему в глаза.

— Оставь, — поморщился он. — Я устал.

Девушка изумлённо отпрянула: впервые она слышала отказ.

— Я иду к тебе с любовью, а ты отталкиваешь меня… — обиженно заметила она.

— Ну и что? Вчера я любил тебя, а ты оттолкнула меня.

— Вчера мне было плохо, — попыталась улыбнуться Друзилла.

— А сегодня плохо мне, — горько ответил Кассий, не глядя на жену.

«Что я наделала? — Друзилла закусила губу, стараясь сдержать слезы. — Я не должна потерять Кассия. Мне не найти другого такого мужа! А Гай?! Боги, как я запуталась!»

Они проезжали мимо лавочки аптекаря. Сухие травы пучками свисали с перекладины. Банки с лечебными мазями располагались на кривоногом столике, притулившемся к плохо выкрашенной стене инсулы. Неожиданно Кассий выглянул из носилок.

— Остановитесь здесь! — велел он рабам.

С нехорошим предчувствием Друзилла наблюдала, как Кассий заговорил с аптекарем. Старец в серой тунике с рукавами до локтей почтительно кивал патрицию. Кассий вынул из-за пазухи злополучную бутыль. Друзилла различила её сквозь прозрачную кисею занавески и схватилась за горло, чтобы сдержать рыдание. Аптекарь вытащил пробку, понюхал. Склонил голову к правому плечу. Удивление отразилось на морщинистом лице. Кассий терпеливо ждал. Аптекарь вылил на ладонь несколько капель. Принюхался, осторожно лизнул. И удовлетворённо закивал, словно подтверждая догадку. Прошамкал несколько слов, которых Друзилла не разобрала, но которые подсказала ей нечистая совесть. Кассий, не меняясь в лице, забрал из морщинистых рук аптекаря бутыль и бросил ему медный асс.

Друзилла, замирая, ждала его в носилках. Кассий грузно уселся рядом с ней. Но напрасно искала она ускользающий взгляд мужа.

— В дом консуляра Гнея Домиция, — бесстрастно велел он рабам.

Носилки тронулись. Кассий молчал, нахмурив тёмные густые брови.

— Аптекарь сказал мне, что за лекарство ты держишь под ложем, — глухо проговорил он. — Горчичный настой! Ты не хочешь иметь детей! Почему?

— Я рожу столько детей, сколько ты пожелаешь! — просительно улыбнулась Друзилла. — Но потом, позже. Мы женаты так недавно! И ещё не насладились вдоволь обществом друг друга.

— Мы женаты пять лет, — иронично усмехнулся Кассий. — За эти годы ты успела и насладиться, и пресытиться мною!

— Неправда, милый Луций! — испуганно заплакала Друзилла.

Но даже слезы жены, некогда действовавшие на него, теперь не расстрогали Кассия.

— Какая же ты лгунья! — прошептал он. — Всегда лгала — с первого дня, с первой ночи! Но теперь я уже не верю тебе.

В зловещей тишине они достигли дома Агенобарба. Ворота богатого старинного особняка были открыты. Радушный хозяин выдавал замуж единственную сестру. Всем гостям, даже плебеям, подносилась чаша вина: богатым — фалернское, бедным — кислое ватиканское. Рабы, снуя в толпе, следили за тем, чтобы приглашённые не украли чего-нибудь, пользуясь празничной шумихой.

Агенобарб стоял в атриуме с кубком вина в правой руке. И отпивал несколько глотков всякий раз, когда приветствовал очередного гостя. Много приглашённых прошло уже через атриум благородного Домиция. Щеки его успели приобрести сизо-багровый оттенок, ноги нетвёрдо упирались в землю, дубовый венок перекосился и закрыл правое ухо.

— Пью твоё здоровье, Кассий! — громко крикнул он, завидев Друзиллу с мужем.

Раб плеснул вина в подставленный кубок, и Агенобарб залпом опорожнил его. Розовые струйки потекли по подбородку, запачкали белую тогу и вышитую золотыми нитями тунику. Кассий в ответ поднял чашу за здоровье хозяина. Он пил смакуя, медленно, маленькими глотками. Агенобарб успел и выпить, и вытереть рот ладонью, и громко срыгнуть, и грубо выругаться. А Кассий допил лишь до половины.

Агриппина натянуто улыбнулась гостям. Мучительный стыд за мужа отразился в раскосых серо-зелёных глазах. Она была красива и стройна в зеленой тунике, затканной по подолу жёлтыми цветами. Изумрудная диадема переливалась в пышных каштановых волосах. От неё тонко пахло розовым маслом и вербеной. Но винный перегар, вырывающийся изо рта Агенобарба, заглушал изысканный аромат Агриппины. А глупые шутки заставляли её краснеть, покрываться некрасивыми пятнами.

— Сестра, как давно мы не виделись! — Агриппина вымученно улыбнулась и протянула руку Друзилле. — Идём, я покажу тебе ожерелье, что мне на днях подарил Домиций.

Агенобарб радостно хлопнул жену по бедру:

— Иди, хвастайся! — и обернулся к Кассию. — Ожерелье, действительно, великолепно. Я взял его у торговца Либия, что держит лавочку в конце Субуры. Негодяй заломил двадцать тысяч сестерциев! А я думаю, что с него довольно и чести увидеть своё изделие на шее императорской внучки!

— Так сколько ты заплатил в конце концов? — для приличия спросил Кассий.

— Да нисколько! — выпучил глаза Агенобарб и засмеялся глупости собеседника. — Взял и все!

Кассий пожал плечами.

— Кончишь в тюрьме, — с жалостью промолвил он.

— Кто посмеет посадить в тюрьму меня, благородного Гнея Домиция?! — обиделся Агенобарб и потянулся к вину.

Агриппина настойчиво увлекала Друзиллу за руку. Гости с уважением расступались перед сёстрами и тут же забывали о них, принюхиваясь к запахам, идущим из кухни. Девушки прошли по длинному пустынному коридору и наконец достигли кубикулы Агриппины.

— Помоги мне, — прошептала Агриппина, едва они остались наедине.

Друзилла повнимательнее вгляделась в лицо сестры и с удивлением заметила красноту щёк под тонким слоем белил.

— Что с тобой? — участливо спросила она.

Агриппина повалилась на кровать и зашмыгала носом, с трудом сдерживая слезы. Плакать нельзя — никакие ухищрения не спрячут потом опухшие веки. Гордая Агриппина не хотела становиться мишенью для глазастых и длинноязыких римских сплетниц.