– При чем, при чем! При том, что не училась как следует! А могла бы! Думаешь, мне трудно было химию на четверку вытянуть или алгебру? Гулять хотелось. А когда гулять не пускали, я назло уроки не учила. Хотела предкам доказать, что они не боги. И компании нашей, что я – не маменькина дочка.

– Родители на то и даются, чтобы думать о ребенке. Заботиться. Ты у них одна, – продолжала возражать Саша. – Вот у меня нет никого, так я и не пробую поступать. А о тебе есть кому позаботиться, и радуйся.

– Ой, Санька! Извини! – Настя повернулась к подруге. – Я у тебя даже не спросила, как дела. Нет, правда, ты куда-нибудь ездила?

– Ездила. – Саша выключила утюг. – На фабрику ездила. У них архив сгорел, ничего не сохранилось. Остался еще один адрес, я его в бабушкиных письмах нашла. Это адрес маминых знакомых. Только там еще не была.

– Хочешь, вместе поедем?

– Нет-нет! – поспешно отказалась Саша. – Я сама. Тебе читать столько!

Саша на самом деле не хотела, чтобы кто бы то ни было сопровождал ее. Она хотела добраться до истины в одиночку. Чтобы при встрече с матерью не было свидетелей. Боялась? Просто не хотела, и все тут. Поэтому на следующий день отправилась по последнему имеющемуся у нее адресу одна. Старый дом с огромными окнами встретил ее неприветливым обшарпанным фасадом. Даже в такую жару внутри подъезда оказалось сумрачно и холодно. Дверь открыла женщина возраста Сашиной бабушки – сухонькая, маленькая. Лицо ее выражало недоверие. И разглядывала она Сашу совершенно бесцеремонно. Следом за бабулькой в коридор приковыляла борзая собака и тоже вопросительно уставилась на Сашу. Саша принялась сбивчиво объяснять цель своего прихода.

– Не знаю про нее ничего и знать не хочу! – отрезала старуха, повернулась и пошла в комнату, оставив Сашу наедине с борзой. Собака подошла и подставила гостье свою морду, явно ожидая ласки. Саша не поняла собаку. Она не поняла и старуху, поэтому так, с лета, ее старухой и окрестила. Свою бабушку она никогда бы не назвала так. Саша потопталась в прихожей и сделала шаг в сторону комнаты.

– Вы понимаете, я издалека приехала. У меня здесь нет никого.

– А мне-то что? Твоя беспутная мать когда-то пела мне то же самое! Хватит! Пожалели одну!

– Мам! Кто там?

Откуда-то из глубины квартиры донесся еще один голос, посочнее, помоложе.

– Иди-ка полюбуйся! – не без злорадного удовольствия откликнулась старуха. – Дочка заявилась Лидкина. У ней, оказывается, дочь имеется!

Саша услышала тяжелые шаги, сопровождаемые шарканьем тапочек. Перед Сашей предстала грузная женщина средних лет. Своей фигурой она загородила проход. В темной прихожей стало еще меньше света. Высокие потолки делали узкую прихожую неуютной. Саше захотелось скорее уйти. Но она не могла себе этого позволить.

– А мы-то откуда можем знать, где она? – обращаясь не то к старухе, не то к девушке, басом изрекла грузная.

– Но ведь она к вам обращалась, может, вы знаете…

– Обращалась! Мы как люди приютили ее, вдовушку. Она ведь мужа потеряла, вся в слезах к нам пришла.

– Да, мой отец погиб на границе.

– Думали, она человек. А она моего брата окрутила. Околдовала…

– И жизнь ему испортила! – закончила за нее старуха, которую не видно было из-за плеча дочери. – Присушила парня!

– Мы ее и знать-то не хотим!

– И зря ты ее здесь ищешь… Ноги ее уже много лет тут не бывает! Да кто ее и на порог-то теперь здесь пустит?!

– Но… ваш брат… Можно мне с ним встретиться?

– Еще чего! – Старуха таки протиснулась между дочерью и стеной в коридор. – И не думай! Вот уж этого я не допущу! Мало мать твоя из него кровушки попила?

Старуха стала напирать на Сашу. Собака интеллигентно подвинулась, а бабка неинтеллигентно наступила Саше на ногу и потянулась мимо – к двери, явно намереваясь вытолкать гостью взашей. Саша, красная и злая, вылетела на лестничную клетку и от бессилия ударила кулаком по перилам. Перила неожиданно громко огласили лестничный пролет гулом и дребезжанием. Саша сошла на нижний этаж и опустилась на ступеньки.

– Гады! Сволочи! – ругалась непонятно на кого. Скорее всего – на весь мир взрослых, так тщательно стерегущий правду.

Никто не хочет сказать ей правду! Саша чувствовала себя теннисным мячиком, который ракеткой отбрасывают игроки прочь друг от друга. От жалости к себе она заплакала. Плакать Саша не любила и поэтому предавалась этому занятию со злостью, громко всхлипывая и размазывая слезы по щекам. Легкие шаги внизу заставили ее съежиться. Еще не хватало, чтобы кто-то увидел ее ревущей. Она зло шмыгнула носом и стала вытирать щеки подолом футболки. И все же краем зареванного глаза она заметила, что по лестнице вверх поднимается мужчина. Или парень. Возраст она сначала не сумела определить. Он остановился над Сашей. Она стала лихорадочно подбирать какое-нибудь подходящее слово, чтобы пресечь чужое участие. Искала и не находила. У парня были длинные волосы до плеч и бородка. Вернее, подобие бородки, ее контурное обозначение. Он стоял и озадаченно смотрел на нее.

– Нельзя сидеть в жару на холодных ступеньках, – произнес он очевидное.

– Вы что, врач?

– Нет, я – художник, – улыбнулся мужчина, и Саша подумала: «Нет, не мужчина. Парень».

Улыбка обнажила его молодость. Саша поднялась. Парень был худой и высокий. Не настолько высокий, чтобы казаться долговязым, но выше Саши настолько, что она смотрела на него снизу вверх.

Саша поплелась вниз.

– Постойте! – как-то даже испуганно вскрикнул парень.

Саша вздрогнула от его окрика и обернулась.

– Посмотрите на меня, – спокойно произнес он тоном, не терпящим возражений, и Саша невольно подчинилась. Она увидела, что глаза у парня серые и волосы каштановые. Она попыталась мысленно «причесать» его.

Саша еще не знала, что большинство художников предпочитают длинные волосы, бородку, широкую одежду. Она не знала, и поэтому художник показался ей слишком странным. Каким-то чужеродным. И она инстинктивно отгородилась от него.

Парень спустился на одну ступеньку, протянул руку и хозяйски поправил что-то в Сашиной прическе. Саша дернула головой. Она не понимала, почему, собственно, все еще стоит в этом мрачном подъезде, похожем на склеп, и общается с этим ненормальным.

– Я должен вас нарисовать.

– Еще чего не хватало!

– Нет, вы не понимаете, – нервно заговорил парень, спускаясь вслед за Сашей. – У вас в лице есть что-то неуловимое. Этот взгляд… Эти губы… Вы мне не верите?

Саша поспешно спускалась вниз. Знаем мы этих художников. Сначала – приди в мастерскую, потом – разденься… Надо скорее выйти на свет.

– Да не бойтесь вы меня!

Но Саша уже не слушала его, хлопнула дверью, вылетела на свет и торопливо пошла через двор. Она почти дошла до остановки, когда увидела художника, торопливо шагающего следом за ней. Заметив, что девушка почти у цели, он припустился бежать. Саше захотелось сделать то же самое, но воспоминание о погоне, когда они удирали от лохотронщиков, остановило ее. Тогда они были вдвоем. А сейчас она одна. В незнакомом городе. Уж лучше стоять на остановке, где люди.

Художник остановился перед Сашей, сотрясая в воздухе какой-то бумажкой. Лицо его выражало почти мучение. Больной, что ли? «Явно ненормальный», – второй раз мелькнуло в голове у Саши.

– Это ваше? – наконец выдавил парень.

Он протянул Саше бумажку. Это была открытка с адресом, по которому Саша только что обращалась.

– Да, мое.

– Откуда она у вас? – Глаза у парня лихорадочно блестели. – Как она к вам попала?

Саша попятилась. Ей до сих пор не приходилось общаться с психами.

– А вам-то какое дело?

– Это почерк Лики. Кто вы? Почему вы…

– Лики? – переспросила Саша. – Вы знаете мою мать?

Теперь уже она вцепилась в парня глазами. Они стояли и таращились друг на друга.

– Вашу мать? – запоздало переспросил парень. Похоже, он прислушивался к звукам собственного голоса как к чужим. И, словно сбросив с Саши покрывало, он вдруг окинул ее взглядом. Саше стало жарко. Она покрылась потом. В голове стал всплывать разговор между ней и женщинами в квартире. Внезапно ее осенила догадка.