– Бомж какой-то обустроился, – сделала заключение Лариса, хозяйским взглядом окидывая запущенное помещение. – Ничего страшного. Заведете собаку, обживетесь тут, он больше не сунется. У нас здесь без присмотра жилье оставлять нельзя. Или наркоманы присмотрят, или бомжи.
– А если он вернется? – предположила Юля, боязливо оглядываясь.
Она плохо представляла, как они с Олей станут тут жить. В душе закипало тихое возмущение. Чего хотел Никита, покупая эту хибару? Вероятно ли, что он планировал устроить здесь дачу? Скорее всего он собирался снести это строение, а на его месте возвести что-то принципиально новое. Как плохо, что он никогда не посвящал ее в свои планы! Насколько легче ей было бы сейчас, будь она хоть наполовину в курсе его дел и замыслов! Если души после смерти действительно попадают на небеса, или куда там они еще попадают, то хорошо было бы, чтобы Никита полюбовался, что сделал со своей семьей. Юля искренне этого желала. Стоя посреди чужого заброшенного жилища, она вдруг некстати почувствовала, что сейчас зарыдает. А ведь она почти не плакала последний месяц. В душе ее все это время что-то каменело, готовясь либо принимать новые удары, либо созерцательно и безучастно плыть по течению. Теперь, когда ей, до смерти перепуганной, пришлось проситься на ночлег к едва знакомым людям (слава Богу – угораздило познакомиться в электричке) и впервые что-то решать самой, она почувствовала злость – на покойного мужа, на собственную беспомощность, на бомжа, облюбовавшего именно их жилище, на город, растянувшийся длинной бессмысленной кишкой вдоль Волги. Но то, что рядом были Оля, да еще и Лариса со своей воспитанницей Маринкой и четырехлетним сыном Вовчиком, заставило Юлю собрать волю в кулак и приступить к действиям. Вдвоем с Ларисой они натаскали из колонки воды. Пока она грелась – вытащили мусор и подмели углы. Оля с Вовчиком следили за костром, устроенным посреди огорода. Маленькая Маринка работала наравне со взрослыми. Она мыла окна так, будто все свои восемь лет только и занималась этим делом.
– Ларис, можно у тебя спросить? – начала Юля, наблюдая за ловкими действиями юркой Маринки. – Что заставило тебя взять из приюта ребенка? У тебя ведь свой есть, родной?
Ларисин Вовка, шустрый кудрявый мальчик, производил впечатление вечного двигателя. Он был похож на девочку лицом, но манерами напоминал обезьянку. Лариса на Юлин вопрос усмехнулась:
– А что? Замуж выйти мне, я думаю, уже не грозит. У нас тут девчонкам не за кого выйти, а уж женщине с ребенком… Так хоть что-то полезное в жизни сделаю. Да и потом, это для меня пусть небольшой, но все-таки дополнительный заработок. Мне как воспитателю пусть немного, но платят.
– Но ведь с ней наверняка столько проблем… – вспомнила Юля вчерашнюю сцену в электричке. – Я бы никогда не смогла с чужими детьми. Это такая ответственность!
– Ничего, справимся.
К вечеру дом обрел хоть какое-то подобие человеческого жилья. Отмытые окна открыли глазу умытое дождем лицо осеннего сада – красные листья вишен, оранжевые вкрапления рябин и темную зелень листьев сирени и груши. А из кухни и веранды открывался вид на Волгу. Длинная полоса воды глянцево поблескивала со спокойным достоинством главной в России реки.
Уходя на электричку, Юля чувствовала в своей душе странные перемены. Нет, ей не стало спокойней. Но страха и тупой покорности она уже не ощущала. Юля подозревала, что новый период жизни не станет для нее легким, но он уже начинался, он неизбежен, и у нее найдутся силы его пережить. В электричке Олю быстро сморило – она уснула, а Юля пыталась распланировать свои дальнейшие действия. Сначала нужно найти грузовую машину и грузчиков. Перевезти вещи, расплатиться с хозяйкой. Для мамы даже лучше, что они с Олей станут жить в Вишневом. Она сможет гостить у них летом, спасаясь от городской жары.
Юля заехала к брату и оставила Оленьку с мамой. Возвращаясь домой, она уже по-новому смотрела на привычный глазу пейзаж.
«Это уже не мое, – отстраненно думала она, шагая мимо разрытого котлована с водой, мимо автостоянки и киосков. Она не обратила внимания на серую «Волгу», припаркованную у песочницы, не отреагировала и на гудок. И только когда ее окликнули по имени – остановилась, удивленно оглядываясь. У «Волги» стоял Евгений Петрович, главный врач санатория «Лесная поляна», и переминался с ноги на ногу.
«Что-то с Наташей!» – молнией мелькнуло в мозгу у Юли, и она стремительно направилась в сторону «Волги».
Евгений Петрович выглядел не то чтобы взволнованным, скорее – озабоченным. От Юли не укрылась складка на лбу, и глаза, обычно искрящиеся природным юмором, сегодня были подернуты пеленой невеселой заботы.
– Какими судьбами? – поздоровавшись, поинтересовалась Юля.
Евгений Петрович молча взял ее за руку и увел от «Волги» к лавочке.
«Не хочет, чтобы слышал шофер», – поняла Юля, теряясь в догадках по поводу визита Бородина.
– Юля, мне нужна ваша помощь, – без подготовки заявил Евгений Петрович, доставая сигареты. – У Наташи что-то стряслось. К телефону никто не подходит, домой прийти я не могу. На работе никто не знает, где она. Только вы можете что-то сделать.
И он несколько раз нервно щелкнул зажигалкой.
Женя отпустил шофера и подцепил обе увесистые сумки.
– Ты наконец скажешь, куда мы идем?
– Место встречи изменить нельзя, – хитро поблескивая глазами, ответил он.
– Ну, наши-то как раз постоянно меняются, – заметила Наташа, оглядывая незнакомый двор в районе новостроек, одинаковые блочные дома.
– Декорации меняются, действующие лица те же, – весело заметил Женя, ускоряя шаг. У подъезда он, не опуская сумок, потянулся к ней лицом и, зажмурившись, потерся щекой о Наташино ухо. – Как я соскучился! – прошептал он, и его слова горячим потоком хлынули в голову. Наташа сглотнула. В груди что-то мелко задрожало.
– Соловья баснями не кормят, – нарочито ворчливо заметила она, подталкивая его в подъезд. – Неизвестно еще – куда приведешь. Может, там хозяин дома.
– Хозяин – мировой мужик, – шагая через две ступеньки, сообщил Женя. – Крутой, правда, до чертиков, но добрый. Лечился у меня. Я, говорит, Петрович, теперь твой должник по гроб жизни. Понадобится что – только намекни.
– Вот ты и намекнул.
На третьем этаже Наташа остановилась. Надо же – дыхания не хватает! Не прошли даром эти переживания с Леркой, сердце откликается по-своему. Месяц сидела на лекарствах, думала, восстановится. Нет! Гляди-ка, одышка как у старухи.
– Ну да. Он мне тут же ключи и выложил. – Женя веселился как ребенок.
Наташу восхищали его непосредственность и умение искренне радоваться пустякам. Она легко поддавалась его настроению, возможно, поэтому им было так хорошо вдвоем. Он приносил в ее жизнь праздник.
– А если заявится кто-нибудь? – предположила Наташа.
– Не заявится, – с едва сдерживаемым предвкушением ковыряя ключом, успокоил Женя. – Его жена об этой квартире и не подозревает. Он ее для интимных встреч держит. Знают только несколько близких друзей. Но те по мобильнику с ним связываются.
Его волнение тут же передалось ей. Ключ не спешил открывать квартиру. Женя начинал нервничать, пробуя повернуть в ту и другую сторону. Наконец догадался попробовать другим ключом, квартира открылась. Едва оказавшись в тесной прихожей, они начали целоваться как дети. Наташа смеялась под градом торопливых поцелуев, а Женя тут же начал стягивать с нее плащ и косынку, обнюхивать ее кофту, как собаки обнюхивают одежду людей.
– Дай хоть осмотреться, – остановила его Наташа, чувствуя себя в этой ситуации не совсем комфортно. Чужой город, чужое жилье.
– Пошли осмотримся, – согласился он и, прижавшись к ее спине, обхватив руками, повел по квартире.
Квартира была только после ремонта. Поблескивающие лаком полы, новые рамы. Кроме двуспальной кровати и тумбочки с телевизором, в квартире ничего не было. Правда, на кухне имелся стол с двумя табуретками, увидев которые Женя незамедлительно спохватился: