— Прекрасно. А как попал Мишель-Пьер в отряд?

— Его прислал сам полковник Виль. Вот кто был настоящий парень!

— Как ты смеешь, старик, отзываться так о бандите? — мгновенно рассвирепел Луи.

— Помолчи, не тебе судить об этом. Что было делать Вилю, если он был молод и хотел жить? Он себя не щадил в бою, его четыре раза ранили боши, он воевал не ради денег и наград. Но он понял, что после войны останется в дураках, и тогда он забрал деньги из банка. Виль — наш герой. Если бы он вернулся сейчас в Бельгию, я бы первый крикнул ему: «Виват!»

— Вы только послушайте, что говорит этот свихнувшийся старик, — гневно торжествовал Луи. — Он хочет кричать «виват» бандиту.

— А разве наши министры, которым все кричат «Виват», разве они не бандиты? Они грабят народ, и люди кричат им «виват». Так говорит старый Гастон.

— Я не кричу «виват» твоим министрам, — парировал Луи с ехидством. — Я коммунист, и я хочу, чтобы наше богатство принадлежало народу.

— Полковник Виль — герой, — твердил Гастон.

— Что-то я не слышал о том, чтобы героев разыскивал нтерпол, — язвительно отвечал Луи. — Настоящие герои сидят дома и смотрят телевизор. Наш герой — генерал Пирр.

Антуан пытался их примирить:

— Не будем спорить о политике. Лучше поговорим о наших делах.

Хозяин подошёл к нашему столику.

— Вы, кажется, говорили о полковнике Виле, — сказал он. — Если вы хотите знать моё мнение, я вам скажу: Виль — молодец. Он получил по своему счёту лишь то, что ему причиталось. Он мог взять и больше, но он взял ровно столько, сколько заработали на нём эти деляги, которые отсиживались в Лондоне. Я тоже был в Сопротивлении.

— Вот видишь! — старый Гастон с готовностью поднял кружку.

Луи поднялся:

— Хватит! Мне надоели ваши дурацкие разговоры! Мы должны действовать. Я еду в Льеж, — заявил он. — Там я пойду в комитет Коммунистической партии. Наш секретарь — старый шахтёр, я его знаю, и он поймёт меня. Он тут же позвонит в Брюссель, мы вместе поедем в Брюссель…

— Мы тоже будем действовать, — ответил Антуан и снова посмотрел на Николь. — И незамедлительно.

— Придётся тебе, сестрёнка, — я подошёл к ней, обнял за плечи. — Паспорт-то у тебя с собой? Вся Европа на тебя смотрит.

— Какая Европа? — спросила Николь, она ещё на что-то надеялась.

— Восточная и Западная, поговорка у нас такая. Пора, Николь.

— Ты хочешь, чтоб я поехала в «Остеллу», — она подняла на меня глаза, и я увидел в них отчаянную решимость. — Хорошо, Виктор, я поеду, у меня есть паспорт и деньги.

— Пусть она едет, — великодушно согласился Луи. — Эта красотка делала мне знаки, она там. А я поеду в Льеж.

— Поддерживай контакт с Терезой, — сказал Антуан.

— Зачем вы её учите? — отозвался старый Гастон. — Она дочь Бориса и лучше вас знает, что ей там делать.

Я засмеялся:

— Огляди внимательнее, сестрёнка, свои будущие владения, которые ты никогда не получишь.

— Я понимаю, — отвечала Николь, — чёрный монах хотел обмануть тебя, он все придумал. Я правильно его поцеловала, да? Он такой противный…

— Действуй в том же духе, Николетт. Скажи Терезе, что ты моя сестра и что я сам тебя прислал. Запомни, я буду у Ивана.

— Мне нужно рассказать, что ты в неё влюбился? — не без кокетства спросила Николь.

— Смотри по обстановке. Главное, постарайся извлечь её оттуда…

— Этого нельзя говорить, — возмутился Луи. — Я не допущу, чтобы русский влюбился в дочь предателя.

— Но, может, Тереза и не дочь его? — сказал Антуан.

— Сколько у вас денег? — спросила Шарлотта.

— Франков триста…

— Этого мало, — сказал Антуан.

Я сунул Николь пятьсот франков.

— Возьми на представительство. Есть ещё вопросы?

— Мне всё ясно, — покорно отвечала Николь. — Я буду действовать через Терезу. Я понимаю, что она нужна тебе…

Мы вышли на перекрёсток. Вскоре в сторону «Остеллы» свернул роскошный «мустанг». Николь подняла руку и побежала к водителю. За рулём сидел мужчина в чёрном костюме, полный респектабельности. Николь стояла, наклонившись к кабине, и поза её выражала решимость и безнадёжность. Я чуть было не окликнул её, чтобы она вернулась. Но Николь уже открыла дверцу.

— Бон шанс, Николь! — крикнул я по-французски. — Ни пуха тебе ни пера.

— Мерси, Виктор, — она помахала рукой.