— А как же это? — я не совсем уверенной рукой ткнула в благообразный трупик с вилами в груди.
Ула махнул рукой и нагло допил остатки кагора из моего стакана:
— Да это ж заготовка… Я ее своей душой оживлял, как мог, а когда этот рогатый стрелок по тарелочкам запустил в меня вилами, я просто оттуда вылетел. Смекаешь?
Я смекнула. Выходит, Ула просто деликатно отошел в сторону, оставив свое недавно приобретенное тело на манер бронежилета или, точнее сказать, бронежеле. И пока Карл с Мэри Джейн мочили чернявых паразитов, Ула смотался за кагором и со всеми удобствами досмотрел, как двое лохов делают за него его работу.
— И тебе не стыдно так меня пугать?! — возмутилась я. — Тебе кагор меня дороже! Предупредить не мог, что ли?
Ула самодовольно улыбнулся:
— С таким парнем, как я, ты не пропадешь! Будешь жить вечно! А кагор… Он, понимаешь, приходит и уходит… надо ловить момент.
Я засопела, не решаясь высказать Уле все, что я о нем думаю. Как-то неловко было, сама же над его трупом клялась, что не буду драться… Чтобы отвлечься, я огляделась.
Вокруг было по-прежнему весело. Граф и Фанни самозабвенно лупили друг друга, обнявшись крепче пары садомазохистов, встретивших друг друга после долгих лет разлуки. Карл сосредоточенно и деловито соскребал вилочкой в пакетик остатки рогатого, Мэри Джейн перевязывала как колбасу дохлую тушку ушастой.
— Что это они делают? — спросила я у Улы.
— Трофеи собирают, — пояснил рыжик. — Им зачтется… Да не пыхти ты так обиженно. Скоро домой полетишь, вот только тело освидетельствуем…
— Чего? — переспросила я.
— Бери этого, с вилами в груди, под мышки и тащи вон в тот симпатичный овражек! — распорядился Ула. — А то местные жители, кажется, хватились основного виновника торжества и с минуты на минуту будут здесь.
И вправду, дерущаяся толпа плавно, но уверенно перетекала от полупотушенной церкви в нашу сторону. Я поняла, что мне лучше удалиться и переждать кровавую развязку в присоветованном Улой овражке.
Я благополучно перекатила бывшее тело Улы в овраг и свалилась в него сама. В скором времени туда подвалили: Карл с булькающими останками рогатого в пакетике, Мэри Джейн с вечной своей дубиной и скатанной в рулон тушкой ушастой и Ула, нежно прижимающий к сердцу остатки кагора в дубовой бочке. Полубес опять принялся галантно раскланиваться передо мной:
— Ну что, Полина Ивановна, теперь я вам больше нравлюсь?
Я снова вспомнила, что эта однорогая прелесть могла стать моим Помощником вместо веселого рыжего алкаша, и ответила хмуро:
— Моя любовь к тебе, как и любовь среднестатистического зятя к среднестатистической теще, измеряется километрами. Понятно? Но сейчас я тебя люблю, потому что ты здорово приложил этого рогатика…
Полубес кротко просиял правой половиной и злобно ухмыльнулся левой. Вперед вылезла Мэри Джейн:
— А здорово мы их! Как я ей в пятак наваляла, она и прочихаться не успела! Знай наших! Эх, я так не веселилась с двадцать девятого года, когда мы с подругами устроили классную потасовку в лондонском мужском клубе “Тощий пеликан”! Мужики все в дорогих костюмчиках, носках под цвет усов, серьезные такие… сначала были. А потом не знали, куда залезть! А мы их яйцами, яйцами!
Ностальгирующую Мэри Джейн перебил невесть откуда появившийся заспанный дух в белых шмотках, которые Ула называл официальным нарядом:
— Чего так поздно неотложку вызываете? — зевнул дух. — Поспать не дадут… Ну чего тут у вас? Ладно, сам вижу… заготовку освидетельствовать надо.
Ула кивнул и услужливо пододвинул бывшее тело к духу. Тот меланхолично почесался, вытащил из-за уха карандаш, а из воздуха пачку бланков, завис над заготовкой и забубнил:
— Поверхностный осмотр… Лицо… Сильное посинение девяноста процентов кожи, четыре гематомы, подбиты оба глаза, один заплыл совсем… Шишка на лбу… Как она по-медицински-то будет? Не знаете? Ну и хрен с ней… Теперь уши… Ушные раковины необычно увеличены, предполагаю издевательство и насилие. — Я покраснела и виновато опустила глазки долу. — Так, переходим к торсу… В целом сохранился неплохо. Особая примета — в третьем ребре слева застряли вилы, адский инвентарь, размер два на ноль пять… Спускаемся ниже… Сильная деформация и посинение ягодичной мышцы.. Гениталии — прочерк… Восстановлению не подлежат.. Ноги целы, на месте.. Это уже радует! — новоявленный патологоанатом перевел дух и забубнил опять: — Заключение медицинской комиссии: заготовка икс бэ ноль сорок девять, код Ула, находится в относительно хорошем состоянии, правда, в силу специфических особенностей строения рекомендую дальнейшее использование при работе в странах Ближнего Востока, в заведениях типа “гарем”, на должности типа “евнух”. Освидетельствовал… Принял… Распишись! — дух сунул Уле бланк и тот послушно нацарапал свое имя.
— Нужен свидетель! — дух огляделся и, игнорируя подавшуюся вперед Мэри Джейн, протянул бумажки мне. — Черкани там, где галочка…
Я подумала и поставила крестик рядом с древнескандинавскими рунами. Дух забрал бланк, выкатил из воздуха тележку на колесиках, погрузил на нее заготовку, аккуратно положил рядом вилы, поручкался с Улой, кивнул всем остальным и испарился
— Быстро сработал! — восхитился Полубес — Но мне тоже пора прощаться, как ни печально оставлять драгоценную Полину Ивановну.. Дела, дела! Нужно зарегистрировать эти бренные вонючие останки, а там все такие бюрократы, сразу развопятся: “Лицо полубесовской национальности! Где ваш пропуск?” В общем, оревуар, гудбай, до побачення!
Карл тоже испарился, унося с собой запах жженой резины. Я не была особо опечалена его отлетом. Хоть он и спас мне жизнь, но лучше, когда вот такие половинчатые жертвы селекции держатся от тебя подальше. Мне как-то ближе вон тот трусливый толстозадик, обнимающий бочку с кагором, и лохматая девица с дубиной. Кстати, о девицах! Мэри Джейн тоже принялась прощаться:
— Ну теперь-то мы уж точно не скоро встретимся! А жаль… Там, где вы, всегда такое веселье, такая мочиловка!
— Чему радуешься, садистка? — пробурчал расхрабрившийся Ула. — Понравилось, что ли, из мужиков евнухов делать?
Мэри Джейн притворилась, что ей очень стыдно, но по секрету шепнула мне, что дело всей жизни настоящей суфражистки — сделать хоть одного мужика евнухом и хоть одного евнуха мужиком. Я тоже шепотом пожелала ей успеха в этом трудноосуществимом начинании.
— Ну, прощайте, что ли… — Мэри Джейн даже чуточку прослезилась.
— Не прощайся! — завопил Ула. — Ты всякий раз прощаешься и каждый раз возвращаешься! А я хочу дожить до седин и внуков понянчить!
Ну насчет внуков рыжий, конечно, загнул. Какие могут быть внуки у бесплотного духа? Так, дымовушки какие-нибудь…
Пока я размышляла о высоких материях, Мэри Джейн и Ула продолжали препираться:
— А вот и не попрощаюсь! Нужен ты мне очень! Ты… ты… рыжий, гадкий и невежественный!
— Это я-то невежественный?! Да я… да в нашей деревне я единственный мог написать свое имя без ошибок!
— Подумаешь, имя! Три буквы…
— Нет! — влезла я. — У него после имени родственников на три строчки наберется! Ула Недобитый Скальд, сын Эрика Рогатого Мухомора, братан Ларса Толстобрюха, внук дедушки Свейна Огненная Отрыжка…
От такого обилия скандинавской экзотики Мэри Джейн растерянно замолчала. Ула педантично поправил меня:
— Если быть точным, то мое полное имя звучит так: Ула Недобитый Скальд, сын Храфна Мохнатые Пятки, сына Торбьерна Скупердяя, брата Одда Толстого Лосося, сына Вестейна Пережравшего Мухоморов В Битве За Поруганную Честь Бабушки Брунгильды!
В общем, Мэри Джейн мы уели. Она тихо посопела еще немножко и вспомнила, что по национальному английскому обычаю можно уйти, не прощаясь. Так она и сделала, обиженно растаяв в ночной мгле.
— Отметим? — веселый Ула опять совал мне под нос стаканчик с кагором.
— Фиг! — ясно и коротко выразилась я. — И ты завязывай с выпивкой, а то не за горами состояние, когда маленькие коричневые слоники нападают стаями…
