Я выразительно покрутила пальцем у виска. Постучала себя по лбу. Бесполезно. Бабка упорно показывала мне чесночину.
— Э-э, здрасьте, бабушка… я тут к вам по делу забежала. Могу вас уверить, что вполне нормальна и с зубами у меня все в порядке. Клыки не мутировали…
Бабуля по-прежнему сопела в тряпье, для удобства пристроив чесночину на собственную фигу и подтянув к себе бутылку. Я попробовала по-другому:
— Здорово, клюшка трухлявая! Что, еще гремишь костями, кошелка понторылая? А я, между прочим, не ля-ля травить прибежала…
Никакого результата. Бабка нагрузилась сливовицы и храбро отвечала:
— Пошла вон, вампирка! Я уже старая и невкусная как сопливый носок…
Я прибегла к последнему средству. Вытащила кое-какую мелочовку и демонстративно ею побренчала. Подействовало моментально. Бабка заинтересованно приподняла голову и деловито осведомилась:
— Деньги?
Я кивнула. Бабка мгновенно выползла из укрытия и слямзила денежки у меня с ладони.
— Вижу, хороший ты человек… Обозналась, за другую тебя приняла. Проходи, красавица, хлюпнем по маленькой, всю судьбу тебе твою расскажу…
— Спасибо, я не пью! — вежливо отказалась я. — Я к вам, вообще-то, по делу зашла… Вы ведь уже были здесь, четыре года назад?
Бабка задрожала и одним махом выплеснула в себя остатки сливовицы. Привычно перекосив глаза к носу, она созналась:
— Была, черти принесли… Уж такого страху натерпелась. Я тогда тут была с другим табором, тех цыган кого поубивали, кого посадили…
Я поспешно перебила бабулю, готовую предаться невеселым воспоминаниям:
— Да-да, все это очень печально, но я бы хотела поговорить с вами о другом. Что случилось здесь четыре года назад, в ту ночь, когда вы приехали?
Пьяная бабка задумчиво разгрызла чесночину и покосилась на меня:
— А что мне за это будет?
Нет, мне решительно не везет с пенсионерами! Сверхъестественные способности мои улетучились вместе с телом Рёд, так что устроить здесь метание тяжелых предметов по живым мишеням не удастся. И денег больше нет. Эта наглая хиромантка конкретно развозит меня на бабки!
— Живой останетесь… — неуверенно пообещала я. — Хотите, молиться за вас буду? Могу домашние тапочки крючком вывязать…
— А как насчет маленькой кругленькой монетки? — настырно поинтересовалась пожилая вымогательница.
— А как насчет светящегося синего фингальчика? — перешла я к запрещенным методам ведения допроса. — Ну нету у меня больше денег!
— Ну нету и нету! — неожиданно согласилась старушка. — Так расскажу… Вот слушай. В ту ночь была страшная гроза, но она началась, когда все уже спали. Только я не спала — старая Иза боится грозы. Я тихо сидела в углу шатра и молилась. Вдруг я услышала конское ржание, совсем рядом с моим шатром. Тогда старая Иза ничего не боялась, поэтому я выглянула наружу и увидела…
Бабка заглохла на середине как испорченный телевизор и принялась рыться в куче тряпья. Вытащив еще одну бутылку из неприкосновенного запаса, она прижала ее для храбрости к сердцу и продолжила:
— И вижу я, один из коней наших ржет и бьет копытами, а рядом с ним кто-то стоит. Тогда старая Иза видела как орлица. Это была женщина с длинными черными волосами, в светлом платье, забрызганном кровью, и руки ее были в крови, и лицо тоже.
— Какая-то кровавая Мэри, — хмыкнула я. — И что, она была вампиршей?
— Истинно, истинно так! Когда все цыгане, разбуженные лошадиным ржанием, сбежались к коню, то увидели, что один бок его был порван и оттуда вытекло много крови. Она пила кровь коня! — выпалила бабка и любовно погладила заветную бутыль.
Я задумалась. Женщина в светлом платье… Уж не это ли платье мы с Улой нашли в комнате Жужи? Тогда понятно, откуда взялась кровь. Это кровь коня. Она брызнула Жуже на подол… Но зачем Жуже калечить бедное животное? Уж не была ли она и вправду вампиром?
— Это все? — спросила я. — А куда делась эта женщина?
— Убежала, — ответствовала бабуся, со вздохом откупоривая-таки бутылку. — Куда-то по направлению к церкви… буль! А п-том, п-том старая И-иза ничего не видел-ла! Она спр… спряталась, и ее не н-нашли!
— Кто не нашел?
— М-мужчина в ч-черном… Он там б-был. — Вторая бутылка сливовицы подействовала на бабулю как короткое замыкание на розетку. Она (бабка, а не розетка), дожевывая чеснок, заползла обратно в свои тряпки и оттуда забубнила что-то несуразное, вроде: — Кони… К-карета… Черный ч-человек, он наз-з-з… наз-звал имя… Ж-жуж-жа! — И бабуля мирно зажужжала, потихоньку отключаясь в своем углу.
Все, бабушка теперь проспится только к завтрашнему утру. И чего это она так испугалась, что выхлебала столько сливовицы, сколько нормальному алкоголику хватило бы на полдня? Ведь все произошло четыре года назад… Хотя неизвестно, что чувствовала бы я, если увидела вдруг, как непонятная баба потрошит моего личного коняшку с явно вампирскими намерениями. Вот блин, неужели Жужа все-таки была вампиром?! Тогда теория Шандора о залетном вампире требует некоторой корректировки…
Пока я добрела до замка, моя новая версия об убийстве Жужи выглядела следующим образом, а именно: девушка, родом из Трансильвании, действительно была вампиром (или вампиршей, вампиркой, вампирюгой, не знаю, как точно образовать женский род!). Что ж, вампиры действительно водились, Ула-то видел одного. Правда, не знаю, было ли это до того, как он пристрастился к кагору, или после… Ну так вот, любила наша Жужа кровь пить вместо томатного сока, но была еще по малолетству совестливой (Шандор упоминал, что Жуже было около шестнадцати, когда она вышла за графа). Человеческую кровь ей пить было стыдно, а вот кровь животных — пожалуйста! И когда Жужа в очередной раз выползла ночью из дома, чтобы вдоволь нахлебаться крови какого-нибудь животного, ее застукал муж. Представляю себе картинку: Жужа мирно ковыряет ножиком лошадку, а в кустах граф клацает зубами от праведного гнева и точит нож, чтобы порешить саму Жужу. Потом с воплем: “Умри, несчастная!” — выскакивает из засады, вырубает кроволюбивую женушку и тащит ее в церковь, то есть на святую землю, где и сжигает, подстраховавшись таким образом дважды. У любимого автора Шандора сжигание вампира называлось одним из самых действенных способов уничтожения кровососа.
Я остановилась, перевела дух и фыркнула. Ну и сценарий вышел! Прямо для постановки оперы палатой номер шесть тихих шизофреников городской психушки. Но ничего другого у меня на данный момент не было… То есть почти не было. После вчерашнего разговора с Улой в моей не особенно богатой мыслями голове вдруг зашевелилась мутная и неясная версия происшедшего здесь четыре года назад. Версия эта была еще невероятнее предыдущей, но зато прекрасно объясняла все недомолвки и неувязки… Оставалось только прояснить некоторые детали, и именно этим я и собиралась заняться.
— Где была? — голос Улы раздался у меня прямо над ухом, и я вздрогнула от неожиданности.
Мой Помощник стоял прямо передо мной, охая и держась за поясницу. Кроме этого, я отметила признаки надвигающегося посинения мощной скандинавской скулы. Вообще, Мэри Джейн хорошо поработала своей дубиной, профессионально… При дневном освещении Ула был похож на старшеклассника из моей школы, которого избила объединенная группировка малышей в бойне за взятие школьной столовой. Чистая правда, я сама в столовой без рогатки не появлялась!
— Ну что молчишь-то? — Ула осторожно ощупывал свое лицо. — Вот зараза эта Мэри Джейн! Ну надо же так меня отделать! Что я наверху-то скажу?! Ну уж в благородство играть не стану! Все как есть выложу… так мол и так: избит жестоко агрессивно настроенной шизофреничкой, вообразившей себя Кларой Цеткин!
Я мрачно подтвердила:
— Да уж, боюсь, что когда придет время закрывать меня от вражеского обреза, от твоего тела мало что останется. И окна ты им затыкал, и били его нещадно… Что дальше-то?
Ула только вздыхал. Я решила отвлечь парня от грустных мыслей и пересказала ему, как всегда очень артистично, мой поход в цыганский табор, а также новую версию убийства Жужи. Помощник покривил избитое личико:
