Ула выложил на лбу рядок морщин, означавших погружение в глубокое раздумье:
— Единственный намек на замок здесь — это название местности. Свартеборг — Черный замок. Кстати, он располагался как раз на том месте, где сейчас стоит церковь. Поскольку у меня очень мало сведений о здешних местах, я бы предложил тебе завтра обследовать церковь и окрестности…
— То есть ты хочешь сказать, — перебила его я, — что если неприятности не идут к нам, пора самим пойти к ним навстречу?
— Именно, — ничуть не смутившись, закивал Ула. — Предлагаю тебе действовать самой. Все равно коридор откроется только через несколько дней, а я даже еще толком не знаю, та ли это жизнь, которая нам нужна…
Я тяжело плюхнулась на кровать кучей бархата и батиста. К вечеру этого сумасшедшего дня от меня только и осталось, что куча тряпок. К тому же я не обедала и осталась без ужина по вине этого малахольного англичанина, который уже, наверное, нажрался всем тем, что послал ему добренький Ларсен с кухни. Остаться без обеда и ужина — испытание крайне тяжкое и неприятное, поэтому я начала обдумывать вероятность марш-броска в кладовку с последующим ее опустошением. Тут, к несчастью, я заметила заботливо накрытый столик, скромно стоящий у окошка. (Почему к несчастью, узнаете позже) Я возрадовалась, как голодная гиена при виде падали, и накинулась на еду. Ула грустно сглотнул слюну и примостился рядом, подперев щеку ладошкой.
— Присоединяйся, — прочавкала я.
— Не имею возможности, — вздохнул бесплотный дух.
Я пожала плечами и отхлебнула вина (чтоб у меня язык в трубочку скатался!). Интересно, а как Ула изыскал возможность напиться? Чтобы не молчать, я решила подыскать какую-нибудь тему для разговора:
— Ты не знаешь, что такое Бресарпс? — вспомнила я старую ведьму.
— Ах, это… — Ула грустно созерцал кучку пирожных. — Это такое место в Скандинавии, вроде Лысой горы в Малороссии. Все ведьмы собираются там на шабаш. Вообще-то полностью оно называется Бресарпс Баккар — Холмы Бресарпс.
Теперь понятно, почему старушка не испытывала желания видеть меня в Бресарпс. Я создала бы… как это лучше выразиться… конкуренцию деревенским колдуньям. Живое воображение тут же нарисовало меня на метле, окруженную топорами на изготовку и вопящую: “Хай, туса!!!”
Я вздохнула. Вполне возможно, я вообще никогда не выберусь отсюда, так что на закате лет можно будет слетать и в Бресарпс — проверить старушек на закалку и выносливость. А что, устрою там танец с топорами или народную игру “Лови топор! Что молчишь? Поймал?” Да, широкая у меня будет перспектива для развлечений…
Ула деликатно покашлял, показывая, что хочет что-то сказать.
— Чего изволишь, дух?
Дух изволил осведомиться:
— Ларсен говорил тебе, чтоб ты не ложилась спать?
— Говорил, говорил, — пробурчала я. — Вот вставлю себе спички в глаза и всю ночь буду лезгинку отплясывать. С выходом и ножом в зубах. А Джеральда посажу играть на ложках.
— Почему на ложках? — заинтересовался мой Помощник.
— Добавлю русской экзотики, — отрезала я. — Пусть слуги потом говорят, что в доме завелся танцующий барабашка с грузинскими корнями и русской душой. Или еще чего-нибудь покруче придумаю, — я потерла руками глаза и зевнула. — Вот елки, спать, как назло, хочется. Позвать, что ли, Мэри Джейн поболтать. Пусть расскажет про нелегкие будни суфражисток.
Ула заметно побледнел:
— Ты… хочешь позвать эту?.. Эту бабу с папиросой? Эту морально неудовлетворенную стерву с комплексом Розы Люксембург на фоне маниакально-депрессивного психоза и ярко выраженных садистических наклонностей?!
Я покивала важно:
— Ее, ее родимую. Только вот про Розу Люксембург ты загнул. По-моему, у нее был какой-то Карл. Какой, правда, не знаю. Ну Маркс, наверное. Больше вроде некому.
Ула истончился, погасил подсветку и забился в темный угол. Оттуда он принялся митинговать дрожащим голосом:
— Ты же обещала ее не звать! Смотри, уйду от тебя! Дадут тебе какого-нибудь средневекового домостроевца, он тебя научит любить и уважать простых парней!
Я слегка испугалась. Любить домостроевца не входило в мои планы.
— Да ладно, горячий скандинавский пацан, пошутила я! Выползай из уголка-то. Так и быть, не буду звать Мэри Джейн, своими силами обойдусь!
Ула, слегка вибрируя от пережитого ужаса, вылетел из угла, но приближаться побоялся. Он тихонько застыл у двери с укоризненно-испуганным выражением на личике. Точно такое выражение лица было у одной школьной практикантки, когда мы прислонили к двери швабру с намотанным на нее мусором (в прямом смысле этого слова) и бедной девушке “посчастливилось” открыть дверь. Помнится, тогда практикантка, отвопившись, сменила тему и послала всех… за журналом. Я решила последовать ее примеру и тоже сменила тему. Вполне миролюбиво я произнесла:
— Ну не хочешь говорить о Мэри Джейн и не надо! Давай лучше поговорим об оборотне. Как раз ночь на дворе. Вот ты считаешь, что все это правда или плод безудержной фантазии суеверного крестьянства?
Ула, как ни странно, начал поддерживать крестьян:
— Оборотень вполне может существовать, — профессорским тоном забубнил он. — В средние века, когда люди были в большем единении с природой, человеку было свойственно испытывать желание слиться с окружающей средой. Это способствовало пробуждению животных инстинктов в душах, не искушенных прелестями цивилизации…
Я замахала ручками, призывая лектора остановиться:
— Браво, мэтр, браво! Но, пожалуйста, ближе к делу.
— А если ближе, то фиг его знает, — неожиданно отступил Ула. — Все может быть. Я даже живого вампира видал, а оборотень тот же вампир, но с другими заморочками.
— Подумаешь, вампира! — фыркнула я. — А я химозу из второй школы видала, что, выкусил?
— Что, любопытный экземпляр? — приподнял бровки Ула.
— Ага, к счастью, вымирающий. Питается кровью невинно убиенных младенцев и закусывает концентрированной серной кислотой, — просветила я духа. — Но давай вернемся к оборотню. Если ты считаешь, что он может существовать, то кто он? Граф, графиня, кто-то из слуг? Лично я ставлю на графа. Он имел все шансы воткнуть Джеральду иголку в шею. Это, конечно, дело благое, но с точки зрения морали не совсем… принятое.
— А я думаю, что это кто-то из слуг, — не согласился со мной Ула. — Граф сам вряд ли бы стал марать ручки грязными делами. Другое дело поручить все преданному слуге…
Я зевнула так, что за ушами свело. Нет, пытка бессонницей — страшное дело. Уже сейчас я все готова была отдать за часок хорошего оздоровляющего сна. Как мне показалось, начал действовать закон подлости. Если все бубнят тебе на ухо: “Не спи! Не спи!” — обязательно вырубишься. Я еще раз зевнула и перебралась на кровать.
— Эй, не вздумай заснуть! — всполошился Ула. — Спать никак нельзя!
Я придержала пальцами слипающиеся веки. Спать в самом деле было нельзя, но так хотелось… Я незаметно постаралась доползти до подушки и укрыться там. Но Ула гундящей совестью тут же материализовался рядом:
— Ну че ты дрыхнешь? — заныл он. — Ну че это такое? Ты же не хотела спать, собиралась лезгинку отплясывать…
Уже в полусне я удивлялась сама себе, идиотка набитая! Ведь мне и правда сначала не хотелось спать. Я честно собиралась посумерничать с Джеральдом и немножко поудивлять графьев во мраке ночи, но сейчас удивился только Ула. Хотя скоро его оскорбленные вопли сменились странным попискиванием. Я не сильна в зоологии, но, по-моему, примерно так какие-нибудь ушастые летучие мыши сообщают о надвигающейся опасности.
— Происки врагов! — возопил он, рея над моей кроватью. Я уже отключалась, так что дальнейшее помнила смутно. Кажется, Ула вопил что-то о подсыпанном снотворном… Я еще раз обругала себя идиоткой и гиеной и надолго выключилась из общего ритма жизни…
По старой, давно сложившейся традиции, я, импровизированная спящая красавица, проснулась вовсе не от сопения аденоидного принца над комфортным гробом-полулюксом. Как водится, я опять лежала на холодном каменном полу, мордой вниз и мозгами наружу. Голова болела страшно. Я с трудом оторвала свой ноющий чугунок от спасительно прохладного пола и огляделась. Было даже не темно, откуда-то весело-вредно пробивался свет, по подвалу разгуливал миленький сквознячок, а в углу кто-то истошно всхлипывал хором. Этот-то хор меня и насторожил. Присмотревшись, я заметила большую шевелящуюся кучу тряпок в углу и несколько пар поблескивающих глаз.
