Однако стоило мне встать на ноги, как я почувствовал, что Тера права. Недосып, постоянное напряжение, стычка с братцами бородавочниками да еще нога, которая по-прежнему ныла после подвигов на Мейме, — все это, вместе взятое, наконец решило дать о себе знать. Вселенная вокруг меня подернулась дурманной дымкой.

— А с другой стороны, может быть, мне действительно стоит всхрапнуть пару часиков, — поправился я.

— А еще лучше все восемь, не прогадаешь, — посоветовала Тера, показывая большим пальцем себе за спи ну. — Топай, я дам знать, если что-нибудь случится. Твоя каюта на нижней палубе, да?

— Точно, — подтвердил я. — Восьмая.

— Ясно, — ответила она, усаживаясь в кресло, которое только что освободил Иксиль. — Приятных снов.

Я вышел из рубки и, грохоча по железным ступеням, по носовому трапу спустился на нижнюю палубу. Здесь, как и на среднем уровне, по осевой от носа к корме шел единственный коридор. Сейчас он был пуст. Неудивительно — кроме запчастей и систем очистки воды и воздуха здесь располагались только две жилые каюты: моя и та, где только что поселился Иксиль. Спокойный утолок на корабле, где ритмичное гудение механизмов вполне сойдет усталому путешественнику за колыбельную песню.

Но спать я не собирался. Пока. Вместо этого я прошел на другой конец коридора к кормовому трапу и вернулся на среднюю палубу, стараясь как можно меньше шуметь.

Иксиля нигде не было видно, наверное, он уже отправился в. машинное отделение сменить Никабара на вахте. Дверь в рубку на другом конце коридора была закрыта. Из чего я сделал вывод, что наша Тера ценит уединение. Хотя, может быть, эта просто естественная сдержанность девушки, которой приходится уживаться в летающей жестянке с шестью незнакомыми мужчинами, причем двое из них принадлежат к иным расам. Как бы там ни было, тем проще будет осуществить то, что я задумал.

Дверь в каморку, где стоял бортовой компьютер, тоже была закрыта, но это ничего: насколько я знал, ни одна дверь на «Икаре» не запиралась. Оглядевшись еще разок напоследок и убедившись, что меня никто не видит, я открыл дверь, вошел и закрыл ее за собой.

С тех пор как я был здесь в последний раз, в комнате ничего не изменилось. Если, конечно, не считать того, что теперь здесь не было Теры. Большую часть пространства занимал компьютер «Вортрем Т-66», его блоки стояли вдоль кормовой переборки и по правому борту. К стене напротив был привинчен двухсекционный металлический шкафчик, в одном его отделении стоял принтер, а в другом были разложены по полкам инфодиски и справочники. Между компьютером и шкафчиком был кое-как втиснут пульт, за которым Тера и укрощала эту архаичную машину.

Здесь она якобы и сидела, когда ударилась головой настолько сильно, что я услышал это в тоннеле.

Я подошел к пульту и уселся в кресло. Оно, конечно, было не таким удобным, как кресло пилота в рубке, но ведь при экстренных маневрах важно, чтобы на своем месте усидел пилот, а не укротитель компьютера. Я собрался с духом, подался вперед и в порядке эксперимента вмазался головой об угол пульта.

Конечно, на сей раз я выступал в роли, так сказать, лично заинтересованного слушателя. Но даже с поправкой на это обстоятельство звук получился совершенно не таким, как тот, что я слышал. Тот стук определенно был металлическим, а этот звучал в точности как удар головой о пульт.

Пострадавшая часть тела принялась ныть, дополнив и без того широкий диапазон моих ноющих болей. Потирая лоб, я медленно оглядел комнату. Одно из двух: или Тера по чистой случайности ударилась головой как раз в тот самый момент, когда я услышал стук металла о металл, или же она врет. Если верно первое, источник звука надо искать где-то в другом месте, если второе — то, что издало лязг, находится здесь, в компьютерной.

Вопрос заключался в том, что бы это могло быть. В отличие от мастерской Иксиля здесь не было лежащих на полках или висевших инструментов, которые могли бы упасть и звякнуть о палубу. Зато наличествовало множество кабелей и разъемов, но все они — легкие и покрыты изоляцией. Шкафчик был полностью сделан из металла", но привинчен к переборке. Кроме того, если бы он опрокинулся, диски-с данными и документация разлетелись бы по всему помещению и Тера не успела бы все это так быстро собрать. О томах документации можно и не говорить, они просто не могли издать металлический лязг.

Если только, вдруг осенило меня, один из справочников не фальшивка, скрывающая нечто иное.

У меня ушло добрых десять минут на то, чтобы вытащить каждый том с полки, внимательно его осмотреть, а потом поставить на место. Десять бездарно потерянных минут. Все книги были именно томами эксплуатационной документации и не могли издать такой звук.

Таким образом, оставалась только одна возможность. То, что уронила Тера, она носит с собой. Возможно, гаечный ключ, но трудно представить, зачем он ей может понадобиться.

Или оружие.

Когда я вышел из компьютерной и направился к кормовой лестнице, коридор на средней палубе был по-прежнему пуст. Я устал, моя использованная не по назначению голова решила посостязаться с ногой по силе болезненных ощущений, а в душе возникло мерзкое ощущение, что я гоняюсь за собственным хвостом. Даже если у Теры есть оружие, это еще ни о чем не говорит. Кроме того, оставалась еще возможность, что звук исходил откуда-то из другого места. Я в это на самом деле не верил, но возможность-то оставалась.

Жилая каюта номер восемь ничем не отличалась от остальных семи кают «Икара»: такая же маленькая и тесная. У дальней от двери стены, которая представляла собой часть внутреннего корпуса, была привинчена трехъярусная койка, а напротив нее, у той переборки, что отделяла каюту от коридора, — тройной шкафчик. Интерком был вмонтирован прямо в одну из плит внутреннего корпуса. Рядом со спальным местом у дальней стены еще оставался приблизительно метр свободного пространства. На корабле, меблированном чуть получше, там стояли бы кресла или компьютерный терминал. «Икар» был явно рассчитан на то, чтобы перевозить гораздо больше пассажиров или членов экипажа, чем было на борту в нашем рейсе. Так что каждый из нас облюбовал себе отдельную каюту, и еще одна из тех шести, что на верхней палубе, оставалась свободной. Подобная возможность уединиться была мне на руку, так как позволяла передвигаться по кораблю почти незамеченным. Но это обстоятельство давало такую же свободу передвижений и всем остальным, что было уже не столь удобно.

Войдя, я протянул руку к выключателю у дверей и установил в каюте приглушенный ночной свет. Потом улегся на нижнюю койку, укрылся одеялом, сунул под подушку плазменник, чтобы был под рукой на всякий пожарный, и закрыл глаза. Когда я засыпал, из темноты под закрытыми веками на меня смотрел очень недовольный дядя Артур. Неприятнейшее видение.

Я просыпался медленно, с трудом. Поначалу я вообще толком не понимал, где это я и что со мной. Я смутно чувствовал — что-то не так, но никак не мог понять, что именно. Освещение в каюте оставалось приглушенным, как я его и установил, дверь закрыта, и я по-прежнему был один. Ритмичное гудение системы жизнеобеспечения не изменилось по тону и сопровождалось все той же еле заметной вибрацией корпуса. Более низкий гул гипердрайва…

Отсутствовал.

«Икар» заглушил двигатель.

Мне понадобилось ровно пятнадцать секунд, чтобы натянуть ботинки и куртку. Впопыхах едва не забыв плазменник под подушкой, я кубарем выскочил из каюты, промчался по коридору, взлетел по трапу на среднюю палубу со скоростью пробки, вылетающей из бутылки, и вихрем ворвался в рубку.

В пилотском кресле сидела Тера. Услышав мое стремительное приближение, она обернулась.

— Я думала, ты спишь, — со сдержанным удивлением сказала она.

— Почему стоим? — выпалил я. Брови барышни чуть заметно взлетели.

— У нас опять складка на корпусе, — спокойно ответила она. — Чорт уже готовится к выходу, чтобы заделать ее.

Я хмуро уставился на дисплей у нее за спиной. Все верно. Новая камера, которою Иксиль с Шоуном по моему настоянию установили в шлюзе, показывала две громоздкие фигуры в скафандрах. За ними смутно угадывался люк. В одном из скафандров явно был Чорт, в другом, что тоже не вызывало сомнений, Иксиль.