– Михаил Викторович, вы на меня за что-то обиделись?

– Нет, что вы. Напротив, я вам очень благодарен. Все, что вы для меня сделали, в переводе на баксы стоит гораздо дороже операции по извлечению инородного тела из верхней конечности.

– Обиделись, – кивнул головой Сан Саныч. – Напрасно... Никто никому ничего не должен, Михаил, запомните это. Иногда случается, как у нас с вами, – судьбы людей совпадают по вектору, и человеки действуют сообща, одной командой. А когда векторы судеб расходятся, каждый остается при своем выигрыше. Только проигрыш бывает общим. Победа – у каждого своя... Кажется, мы подъезжаем к вашему дому. Правильно?

– Правильно. Приехали...

Чумаков припарковался, как обычно, у помойки. Вышли из машины. Сан Саныч надвинул бейсболку глубоко на лоб, поправил темные очки на переносице, джинсовую куртку перекинул через правую руку, пряча от досужих глаз перевязанное рваными лоскутами предплечье. Молча поднялись по лестнице. Молча Чумаков отворил дверь. Сан Саныч молча вошел, пока Миша запирал дверь, пересек прихожую, остановился на пороге комнаты.

– Михаил, как вы себя чувствуете? Как нервишки?

– С чего это вдруг такая забота о моих нервах? – Миша привычно бросил ключи на полочку под зеркалом, шагнул вслед за Сан Санычем. – Нервы, кажется, в порядке, насколько это возможно после всего, что...

Произнеся букву «о», Чумаков так и остался стоять с открытым ртом. Замер рядом с Сан Санычем на пороге своей семнадцатиметровой комнаты, разоренной сегодня утром Черепом со товарищи. В комнате все было по-прежнему – бардак и развал. Все, за исключением одной новой детали. На полу лежал прилично одетый мужчина. Дорогой пиджак от Кордена расстегнут. Галстук, не менее дорогой и престижный, сбился набок. Шелковая рубашка сияет белизной, как в рекламе про тетю Асю. И только с левой стороны груди маленькое пятнышко, которое пятновыводитель «Асс» вряд ли отстирает. Красно-бурое пятно крови вокруг белесой стальной ручки скальпеля.

«Загнали скальпель прямо в сердце. Одним ударом, – машинально определил доктор Чумаков. – Мой скальпель. Из моего докторского саквояжа, который выпотрошил Креветка, прежде чем нашел сумку с лекарствами. Точно помню – скальпель валялся вон там, на полу... Подняли и вогнали в сердце. Умер мгновенно. Без мучений».

– Кто это, Миша? Вы его знаете?

– Ко-кого?..

– Спокойнее, Михаил. Без нервов. Водка дома есть?

– В хо-холодильнике...

Очень быстро, но без суеты Сан Саныч сходил на кухню. Вернулся с запотевшим стаканом водки.

– Пейте, Михаил. Залпом.

Миша одним махом осушил стакан, не почувствовав вкуса огненной жидкости.

– Теперь закуривайте, – велел Сан Саныч.

Чумаков послушно закурил. Сигарета в его пальцах мелко дрожала.

– Вы его знаете, Михаил? – без нажима, тихим голосом повторил вопрос Сан Саныч.

– Да. Это он.

– Кто «он», Миша?

– Дима Антонов.

– Красавчик?! – Сан Саныч осторожно подошел к трупу. Нагнулся, двумя пальцами приподнял полу пиджака.

– Что вы делаете? – Миша глубоко затянулся, обжег пальцы, бросил выкуренную в две затяжки сигарету на пол, раздавил ее каблуком.

– Ищу документы, – ответил Сан Саныч. – Документов нет, зато вот чего у него во внутреннем кармане пиджака запрятано, полюбуйтесь.

Сан Саныч медленно опустил пиджачную полу, выпрямился. Как и костюмную ткань, двумя пальцами, бережно и осторожно он держал в руке белый бумажный прямоугольник.

– Ваша визитка, Михаил.

– Бандиты! – Миша закурил новую сигарету, боясь отчего-то сдвинуться с места. Так и стоял в дверях. – Бандиты из «Трех семерок»! Это они сделали! Они! Как я теперь докажу, что не я его убил? Как?!

– Михаил, не сходите с ума. Криминальной мелочи из «Трех семерок» то, о чем вы подумали, не по силам. Дверь была аккуратно заперта. Никаких новых следов вокруг, и доллары как лежали, так и лежат на письменном столе. Покойный вместе с опытным взломщиком или взломщиками, однозначно, пришел сюда сам, по доброй воле и не ожидая удара скальпелем. Ведь это ваш скальпель?

– Мой.

– Такое впечатление – сработала серьезная спецслужба. Я не удивлюсь, если сейчас...

Звонок в дверь перебил Сан Саныча точно так же, как несколько часов назад перебил Макарыча. Тогда Миша подумал, что пришел сосед-скандалист снизу. Дай бог, чтобы на этот раз и вправду приперся сосед. Впрочем, Миша не верил в бога.

– Ну вот – накаркал... – шепотом, одними губами произнес Сан Саныч. – Михаил, посмотрите в глазок, кто там, но никому не открывайте. А я оденусь. Я быстро.

– Если это не менты, клянусь – пойду в церковь, куплю свечек на все деньги, устрою иллюминацию, блин!.. Прости, господи...

– Вхожу в долю, – невесело улыбнулся спине Чумакова Сан Саныч.

Импровизированную повязку с плеча пришлось снять. Иначе рука отказывалась влезать в рукав, а рану нужно было спрятать, скрыть от чужих глаз. Любая примета может оказаться роковой. Эту истину человек, разрешивший называть себя Сан Санычем, знал не понаслышке. Иное дело – ложные приметы. Таковых чем больше, тем лучше. Оторванные лоскуты исчезли во вместительном кармане джинсовой куртки. Золотая бижутерия, дань, собранная Креветкой, горстью высыпалась в ладонь. На пальцы налезло лишь два перстня, и то только на мизинцы. Блестящая цепь с крестом повисла на шее поверх одежды. Ссыпав остальные бандитские аксессуары обратно в карман, Сан Саныч поспешил в прихожую, по пути прихватив и спрятав в заднем кармане джинсов тощую стопку долларов – четыре тысячи девятьсот, что лежали на письменном столе.

Звонок в дверь. Пятый по счету. Пока Сан Саныч одевался да прихорашивался, звонок трезвонил с настойчивой периодичностью.

Чумакова Сан Саныч застал прилипшим к дверному глазку. Взял Мишу за плечи, притянул к себе, шепнул в ухо: «Спокойно, доктор, без паники», – и заглянул в дырочку глазка.

Так и есть! Четверо ментов. Двое в бронежилетах с автоматами. Сержант с резиновой палкой в руках. На кнопку звонка давит мент в штатском.

Сан Саныч отпрянул от линзы глазка, придвинулся вплотную к Мише.

– Уходим, доктор. Держитесь за моей спиной. Никакой самодеятельности. Доверьтесь мне. – Губы Сан Саныча щекотали ухо. Говорит он на грани слышимости, быстро, но отчетливо.

– Куда уходим?

– Тсс-с! Тише, доктор... Уходим на волю. Или вы хотите ближайшие десять лет провести за колючей проволокой?

– Почему я должен вам довериться? Вы мне не брат и не сват. Сами говорили, что мои проблемы вас не колышут.

– Нет, не так. Я говорил о проигрыше, который общий для нас обоих. Мы, однозначно, в проигрыше, Миша. Оба. Подставляя вас, кто-то между делом подставил и меня. Вы, безусловно, можете остаться, рискнуть уладить проблемы законным путем, однако я бы не советовал. Проигрыш может обернуться поражением, что совсем не одно и то же. Решайте, что будете делать, Миша, только быстро, пока я разбираюсь с милицией. У вас есть десять секунд на раздумья, максимум двенадцать.

Миша не успел толком переварить, осознать скороговорку Сан Саныча. Его новый загадочный знакомый, который, казалось, вообще не умел нервничать, решительно отстранился, поправил темные очки на носу и потянулся к замку.

Щелчок замка – будто передергивание затвора. Рывок дверной ручки. Сан Саныч выскакивает на лестничную площадку. Секунду Миша видит его мощную спину. Дверь, стукнувшись о стену, с ветерком просвистев возле Мишиного лица, захлопывается. Чумаков остается один в квартире. Если не считать мертвеца со скальпелем в сердце.

Десять секунд, пока за дверью звучит симфония рукопашной схватки, звуки, к которым Миша успел привыкнуть за сегодняшнее бесконечное утро, десять секунд Чумаков морщит лоб и кривит губы. Что может быть мучительнее свободы выбора? Миша читал в какой-то книжке рассуждение о пресловутой свободе как о наказании роду человеческому за грехи. И сейчас, совершенно некстати, прочитанные когда-то строки всплыли в памяти. Издевательство какое! Именно сейчас в голову лезут философские разглагольствования. Сейчас, когда нужно не думать о выборе, а сделать его. Решиться на что-то. Или уповать на законность, или примкнуть к случайному в общем-то человеку, странному и подозрительному типу, похожему на волкодава. Здравый смысл голосует за закон и порядок. Убежишь сейчас из дома и больше сюда не вернешься – подсказывает логика. Прощай, работа, милые повседневные привычки, до свидания, старые «Жигули», прощайте, любимые видеокассеты, которые так кайфово иногда посмотреть еще раз, посасывая пиво «Петергоф», засунув ноги в уютные домашние тапочки. Навсегда прощайте. В тюрьму еще могут и не посадить, а убежишь сейчас – и все. Это конец прежней привычной жизни. Стопроцентный конец... Нет! Бежать нельзя. Нельзя! Нельзя!! Нельзя!!! Бежать глупо!!! Глупо!! Глупо! Глупо...