Раиса Сергеевна улыбнулась удовлетворенно, бросила молоток на стол, прихватила пистолет — на всякий случай и, цокая каблучками, вышла из комнаты.
Картина в прихожей оставалась прежней — мертвый голый и тихо умирающий Липа. Вообще-то Липу нужно было бы добить, но она легкомысленно решила, что он и сам скоро загнется — вон какая лужа кровищи из-под него натекла...
В следующие пять минут Раиса Сергеевна успела сделать множество дел. Она выключила душ в ванной, смыла с лица капельки чужой крови, отмыла перчатки от подсыхающих кровавых пятен, привела в порядок волосы, положила под язык горошину валидола, перенесла свои вещи в комнату и достала из целлофанового пакета моток скотча.
Тело пребывающего в бессознательном состоянии молодого человека она с помощью скотча основательно зафиксировала на раскладушке. Раскинула его руки в стороны и, не жалея ленты, примотала запястья к металлическим трубкам примитивной лежанки. Ту же операцию проделала с ногами. Скотч надежно приковал щиколотки к матовой поверхности алюминия. Затем, воспользовавшись той же наволочкой, которая чуть раньше смягчила удар молотка, она соорудила кляп, разжала челюсти жертвы и, просунув в рот скомканную тряпку, обмотала нижнюю часть небритого лица липкой лентой скотча. Проверяя себя, она еще раз попробовала прочность крепления. Все хорошо, вырваться из этих пут не удалось бы и Арнольду Шварценеггеру. Осталось подождать несколько минут, пока связанный очнется.
Она придвинула продавленное кресло поближе к раскладушке, а стол притянула ближе к креслу, на уголке стола с педантичностью врача-хирурга разложила нехитрый инструмент: плоскогубцы, молоток, зажигалку, до того валявшуюся на полу, сюда же легли и ножницы из ее сумочки, те самые, которыми был убит господин Пауков. На краешек стола она поставила и предварительно открытый флакон дорогого одеколона из магазина «Мечта мужика», бросила россыпь подобранных с пола сигарет, положила пистолет.
Устало опустившись в кресло, достала из сумочки уже полупустую упаковку валидола. Еще один шарик лег под язык. Она откинулась в кресле, расслабила мышцы. Сердечная боль медленно уходила, и, торопя ее уход, Раиса Сергеевна обстоятельно помассировала мизинец левой руки пальцами правой. Этот простейший прием самотерапии она вычитала из книг, часто им пользовалась, и он неизменно помогал.
Молодой человек, привязанный к раскладушке липкой лентой, зашевелился, замычал.
«Во время дознания нужно быть жесткой и безжалостной, как учили. — Она настраивалась на работу. — Как показали последние часы, я еще многое помню и многое умею. И нервишки в порядке, и актерствовать не разучилась, и тело помнит почти все... Нужно вселить в допрашиваемого животный ужас перед моей особой, предстать перед ним этакой демоницей, исчадием ада... А, собственно, кто я сейчас, как не исчадие ада?!. А ну-ка, стоп! Отставить сопли, как говорил Рыжий! Отставить сентиментальность! Забыть привычки и пристрастия бухгалтерши из сберкассы! Вычеркнуть из жизни годы, проведенные за швейной машинкой! Я — Рысь, у меня нет нервов, страха и сострадания. Моя мораль — целесообразность, а моя цель оправдывает любые средства! Меня так учили, я — Рысь!»
— Очнулся, миленький? — Раиса Сергеевна улыбнулась связанному. — Вот и хорошо. Слушай, что я тебе расскажу. Твои друзья убиты. Их убила я. Поверь мне, это правда. Я умею убивать, могу отправить человека на тот свет голыми руками, но предпочитаю использовать вспомогательные предметы. Могу превратить в оружие любой невинный на первый взгляд предмет. Расческу, например. Сигареты. Карандаш. Кусок мыла... Что? Не веришь? По глазам вижу, что не веришь... Ой, да не смотри ты на меня так страшно, я же пугаюсь!
Она подчеркнуто медленно взяла со стола обтекаемую емкость одеколона, поднесла руку с флаконом к перебинтованному скотчем лицу. Тонкая струйка приятно пахнущей жидкости полилась в глаза...
— Ой, как ты головкой замотал, больно, да? Сам виноват, я же просила не разглядывать меня страшными глазами... Ну, поморгай пока, а я подожду... На чем я остановилась?... Ах да! На куске мыла. Ты не веришь, что и кусок мыла в руках опытного человека может стать оружием? Постараюсь тебя разубедить. Во-первых, мыльный брикет можно бросить в лоб и отвлечь противника, выиграть время для нанесения удара, скажем, по глазным яблокам. Или в пах. Во-вторых, мыло можно засунуть в чулок и работать им как кистенем. Знаешь, что такое кистень? Твои коллеги-разбойники пару веков назад очень любили орудовать кистенем. В-третьих, можно незаметно откусить кусок мыла и пустить пену изо рта или вызвать у себя рвоту, имитировать таким образом эпилептический припадок или желудочный спазм, усыпить бдительность противника, обмануть его и... Ну вот, мы и открыли глазки. Моргаешь? Все еще щиплется? Бедненький... Не понимаешь, к чему я тебе все это рассказываю? Дурачок! Я пытаюсь объяснить тебе расстановку сил, хочу, чтобы ты понял, с кем имеешь дело, и стал хорошим, сговорчивым мальчиком. Я бы могла сразу начать с вопросов, но предпочитаю прелюдию. Тише едешь, дальше будешь... Вернемся к мылу. Надеюсь, ты понял, в моих руках мыло — опасное оружие. Теперь вообрази, что я учудила с твоими дружками, имея под рукой опасную бритву и сапожное шило. Вообразил? Постарайся, а то мне очень не хочется тащить тебя в прихожую или их перетаскивать в комнату для демонстрации. Видишь ли, я только что смыла с себя кровь, не хочу снова пачкаться... Да ты мне, похоже, еще не до конца веришь! Тебя, видно, смущает, что я немолодая уже женщина. Зря! Вспомни Майю Михайловну Плисецкую. В мои годы она еще не исключила из своих выступлений высокие прыжки. А спорт ты любишь? Знаешь, что легкоатлетка Екатерина Подкопаева в сорок пять лет являлась членом сборной России и не собиралась покидать беговую дорожку?... Ну, ты, конечно, ни балетом, ни спортом не интересуешься. Может, хотя бы про Джейн Фонду слыхал? Так вот, красотка Джейн была лет на пятнадцать меня постарше, когда придумала аэробику и по нескольку часов кряду с сияющей улыбкой скакала перед потными девочками...
Если с умирающим Пауковым Раиса Сергеевна беседовала бесстрастно и несколько отстраненно, то сейчас она говорила приторно-ласково, как разговаривают с совсем маленькими детьми.
— ...Все перечисленные мною женщины так хорошо сохранились не только благодаря регулярным тренировкам, но и в силу природных данных. Меня тоже бог здоровьем не обидел, вот только сердце побаливает. И в прямом, и в переносном смысле. Мое большое кошачье сердце переживает за судьбу сына, маленького глупыша-котеночка. Кошки ведь существа эгоистичные, им безразличны окружающие — лишь бы самим было хорошо.
Вот, например, японские ученые выяснили: кошки способны понимать до трехсот слов человеческой речи, но прикидываются, что этого им не дано. Согласись, дружок, мы все в чем-то кошки, кто-то больше, кто-то меньше... Так что не прикидывайся, что не понимаешь меня. Знаешь, на что способна кошка, когда она защищает своего котенка? Свирепые волкодавы бегут от нее, поджав хвост! Кошка-мама ничего не боится и ни в чем не знает меры. Так же и меня, дружок, совершенно не заботят вопросы человечности и морали в наших с тобой отношениях. Не веришь? Ну, что мотаешь головой?... Я не поняла, веришь ты мне или нет, если и веришь, все равно маленькое подтверждение моих слов не повредит...
Раиса Сергеевна взяла со стола сигарету, капнула на кончик бумажной трубочки с табаком капельку одеколона и, чиркнув зажигалкой, подожгла этот маленький факел. Потом вытянула губы трубочкой и подула на кончик сигареты. Пламя погасло, табак тлел миниатюрным серым угольком. Придерживая молодого человека за нос, Раиса Сергеевна загнала сигарету ему в ухо.
— Ну, ну! Ой, как ты бьешься, ой, как хочешь развязаться! Тише, дружок, раскладушка сломается! Ну вот! Доигрался! Я уже собралась вытащить занозу, а ты так крутил головой, что сигаретка сломалась. Жди теперь, пока сама потухнет, дружок. Я знаю, как тебе больно. Пытка угольком в ухе издревле считалась на Руси одной из самых болезненных и жестоких. Я ведь не импровизирую, действую, как меня когда-то научили. Я не садистка, не маньячка. Веришь, мне как-то дали почитать книжку про Чикатило, так я три ночи не спала, всяких ужасов начитавшись. Пойми, дружок, я сейчас как врач — делаю больно, чтобы спасти. Разумеется, не тебя, дурилка, а сыночка Костика. К сожалению, мой пациент ты, а не твой приятель Липа, так уж получилось. Но я уверена, мы с тобой подружимся, и ты расскажешь мне, где искать сына. Рано утром Костик позвонил мамочке, пожаловался, что за ним гонится Липа и вот-вот поймает. Липа к моменту моего приезда уже был дома, веселый и довольный. Один его друг мылся в ванной, успел уже перемазаться сегодня, грязнуля, другой — ты — напился с утра, я же вижу, что с утра, пустая бутылка пахнет соответствующим образом. Напился, наверное, с радости... А где же Костя? Вы трое дома, а Костика с вами нету. Где он? Раиса Сергеевна взяла со стола ножницы.
