— Товарищ капитан, он умер полчаса назад, врачи ничего не смогли сделать. Разрыв мошонки, выбитый глаз, сломанное ребро, кровопотеря...

— Слабоват оказался чекист, травмы не такие уж и смертельные.

— Каждая по отдельности — да, но все вместе...

— Слабоват... А как Рысь?

— Сотрясение мозга, сильный ушиб грудной клетки в области сердца... Она в госпитале.

— Ее нужно спасать, лейтенант. У этого слабака-чекиста тесть сидит так высоко, что оторопь берет.

— Выходит, мы проиграли, товарищ капитан?

— Зови меня Рыжий и обращайся на «ты». Понял?

— Так точно. Мы проиграли, Рыжий?

— Да, проиграли. Но проиграли потому, что выиграли. Рысь ведь не собиралась убивать чекиста, она была вынуждена, иначе он бы ее убил... Мы ведь заявляли, что можем подготовить любого: хотите девушку, хотите дряхлого старика. И что учим мы не просто убивать, а выполнять разнообразные боевые задачи. На этом они нас и подловили...

— Но ведь все очевидно, и кинопленка зафиксировала — задачей было работать на удержание, а он...

— Видел я кинохронику. Сто раз видел. Ты прав — все очевидно. Только поди теперь докажи этим, что красное — это красное, а круглое — это круглое... Послушай, лейтенант, Рысь нужно спасать. Родственники чекиста это дело так не оставят. В лучшем случае Рысь пойдет под трибунал. О других вариантах и думать не хочется... Понимаешь, лейтенант, Рысь мне как дочь, мою-то немцы еще совсем маленькую сожгли...

— Ну и что ты предлагаешь?

— Заберем ее из госпиталя, чин чином. Там мой должник главврачом. Напишет, когда скажу, что она практически здорова, что годна для дальнейшего прохождения службы. А пока будет ее держать у себя как нетранспортабельную. К выписке приурочим плановые учения. И она у нас с корабля на бал — с больничной койки на полигон. А там у нее разорвется граната в руках. Случайно... Ты, кстати, должен срочно добыть подходящее по всем статьям «мясо» на подмену. Разорванное «мясо» оформляем как погибшую Рысь, а сама кошка получает чистые документы, железную легенду и вперед — навстречу гражданской жизни!

— Нас запросто вычислят!

— Ну и что? Формальных зацепок мы не оставим, на чужие домыслы я представлю свои. Тупик, патовая ситуация.

— А если ее начнут искать и найдут?

— Не найдут. Задача у нее будет, как у обычного законсервированного нелегала, — внедриться в среду мирных граждан, освоиться и жить себе спокойненько. Только «консерва» ждет каждую секунду, когда ее вскроют, а Рысь никто и никогда трогать не станет. И связи с ней не будет! Как ее найдешь? Даже если случится невероятное и чекисты сядут ей на хвост, будь уверен, наша кошка играючи обрубит любые хвосты. Кто-кто, а уж я ее таланты знаю, сам обучал. Не дай бог кому-нибудь наступить ей на мозоль! Она опасна, как противотанковая мина, легко положит хоть пятерых, хоть десятерых, а потом уйдет и ляжет на дно.

— Ты считаешь, что по-другому ее никак не спасти?

— Я понимаю, лейтенант, откуда взялись все твои сомнения и вопросы, отлично понимаю. Я ведь давно догадывался о ваших отношениях...

— Рыжий!

— Не кипятись, лейтенант! Будь мужчиной! Если хочешь ей добра — забудь о ней! И чтоб, мать твою в дышло, никаких свиданий после ее «смерти»! Никаких контактов и соплей! Чекисты за тобой будут в первую очередь следить, понятно?!

— Понятно, но... Но как я смогу ее забыть?! Как?

— Возьми себя в руки, лейтенант! Не ты первый, не ты последний теряешь дорогого человека. Думай о ней, как будто она действительно умерла, и вспоминай, как вспоминают погибших. Как я вспоминаю свою жену...

— Не смогу я, Рыжий! Не смогу...

— Сможешь! Я смог, и ты сможешь. Есть одно верное средство — уйти в работу, работать как зверь, до изнеможения, по двадцать часов в сутки без продыху и перерыва... Глядишь, будешь ударно вкалывать, рисковать, себя не жалеть — дослужишься до генерала.

— Мне не до шуток сейчас, Рыжий...

— А я и не шучу. Ты, Саша, перспективный парень. Умный, толковый, отчаянный. Сумеешь задушить в себе тонкие чувства — далеко пойдешь, а не сумеешь — погубишь и себя, и, главное, Рысь... Ну да ладно. Хватит сентиментальностей! Давай прикинем конкретный план операции.

— Давай...

— Выше голову, лейтенант! На-ка закури вот, держи «Приму», дыми, не стесняйся...

— Витя! Пора вставать...

Виктор открыл глаза. По подушке были разбросаны чьи-то ярко-желтые крашеные волосы. На него смотрела какая-то незнакомая уже немолодая женщина. На припухших тяжелых веках расползлись синие потеки туши.

— Витенька, сделай мне кофе, пожалуйста... — игриво попросила она, потянулась и не лишенным грации движением сбросила с себя одеяло. Перед его изумленным взглядом предстало большое рыхлое тело. — Ты так смотришь на меня, Витя, будто первый раз видишь...

— Ты кто? — прошептал Виктор.

Вообще-то он хотел задать этот вопрос громким, веселым голосом, вроде как он шутит, но — не вышло. Язык шершаво скреб по сухому нёбу, а горло предательски хрипело.

— Ну ты и нажрался вчера! — задорно взвизгнула незнакомка. — Неужели ничего не помнишь?

— Не-а, — выдавил он из себя, чувствуя, как под черепом прокатилась волна тупой, тошнотворной боли.

— Как мы к тебе пришли, помнишь?

— Нет...

— А как в кабаке куролесили?

— Не-ет...

— А как мы по дороге в кабак встретили шефа с его прошмандовкой, тоже не помнишь? Ты еще рванулся к нему, а я тебя не пустила! Ну-ка, вспомни, мы же до того только чуточку винца тюкнули. Вспомнил?

В мозгу будто взорвалась граната. Он вдруг вспомнил все и сразу. Или почти все...

Вчера им первый раз выдали зарплату. Первые деньги на новой работе. И все четверо дружно решили это дело отметить. Черт его знает, как остальные, но Виктор до последней минуты не верил, что получит деньги. Даже когда Мышонок принародно созвонился с Костей и объявил: «Едут за зарплатой». Виктор был уверен, что ему если и заплатят, то наверняка меньше, чем было обещано. Строго говоря, платить ему было пока вообще не за что. Да, в течение месяца он исправно являлся на службу ровно к десяти утра и уходил не раньше шести вечера. Ну и что? Времена социалистической трудовой дисциплины безвозвратно канули в Лету. Теперь за присутствие на службе либо вообще не платят, либо платят такие копейки, что и сказать стыдно. Теперь платят за работу. А что он сделал за месяц? Практически ничего. Отладка одного-единственного компьютера не в счет. Специалист его класса подобные пустяки вообще не считает работой, но другой работы просто не было. Мышонок все грозился, что вот-вот завтра завезут аппаратуру и начнется пахота. Но наступало завтра, и ничего... Снова тоска, убийство времени за пустой болтовней да бесконечными чаями...

— Витя, сделай кофе, я же прошу!

— Хорошо, сейчас сделаю.

Он вылез из-под одеяла, сел на постели. Перед глазами все на секунду смешалось, поплыло, закружилось. Виктор несколько раз сморгнул, вздохнул глубоко и встал на ноги... Ничего, он думал, будет хуже. Ходить можно, и даже не шатаясь. Вот только очень хочется пить. И еще хоть что-нибудь на себя накинуть, а то холодно, колотун, да и неловко как-то...

Люстра в комнате сияла всеми четырьмя лампочками, похоже, вчера ее не удосужились погасить. Электрический свет тускло отражался от развешанных по стенам клинков старинных мечей и кинжалов, безжалостно высвечивал матовые грязные потеки на пыльном и грязном паркете. Как ни странно, возле кровати не было никакой одежды, хотя, по логике, она должна быть именно здесь. Где же они вчера раздевались? Неужели в прихожей?

— Вить! Ну давай быстрее... А помнишь, как ты вчера меня в лифте раздевал? Я кричу: подожди, хоть в квартиру войдем, а ты накинулся, как маньяк, помнишь?