Прежде чем человек сможет остаться в момент смерти сознательным, ему, прежде всего, нужно приготовиться оставаться сознательным в боли и страдании. Обычно тому, кто становится бессознательным даже в несчастье, невозможно остаться бодрствующим в момент смерти. Нужно понять, что значит стать бессознательным в несчастье. Это поможет понять, что значит быть сознательным в несчастье.

Человек, ставший бессознательным в несчастье, - это тот, кто отождествил себя с несчастьем. Когда у вас болит голова, вы не чувствуете расстояния между головной болью и собой, вы не остаетесь всего лишь отстраненным наблюдателем. Вместо этого вы ощущаете, будто вы и есть боль. Когда вас лихорадит, вы не чувствуете, как будто у вас горячее тело, которое находится на некотором расстоянии от вас. Вместо этого вы ощущаете, будто именно вы стали горячими. Это отождествление. Когда у вас поранена нога, вы не просто чувствуете пораженную ногу - скорее, вы ощущаете, будто поранены, поражены как раз вы.

По сути, мы не ощущаем расстояния между собой и своими телами. Мы живем, отождествляя себя с телом. Когда возникает голод, человек не говорит, что его тело испытывает голод, и он знает об этом, а говорит: «Я голоден». Но это не правда. Дело в том, что голодно именно тело, а человек просто осознает это. Он просто центр осознанности, которые постоянно осознает то, что происходит. Если заноза ранит ногу, человек узнает об этом; если появилась головная боль, он узнает об этом; если желудку понадобилась пища, он узнает об этом.

Человек - это сознание, которое все время пребывает в осознанности. Он не тот, кто переживает, а тот, кто знает. Это и есть действительность. Но наше состояние ума не от знающего, а от переживающего. Знающий превращается в переживающего: он ничего не знает, но начинает отождествлять себя с самим действием. Он не остается свидетелем, наблюдающим на расстоянии, но вместо этого начинает принимать участие в действии - и тогда появляется отождествление. Тогда человек становится единым действием. Это отождествление мешает ему пробудиться, потому что для того чтобы быть бодрствующим, чтобы быть осознанным, необходимо некоторое расстояние, пространство.

Я могу видеть вас только потому, что между мной и вами есть какое-то расстояние. Если бы пропало расстояние между нами, тогда я не смог бы видеть вас. Я могу видеть вас, потому что между нами есть пространство. Если бы это пространство исчезло, тогда я уже не в силах был бы увидеть вас. Мои глаза могут видеть вас, потому что существует пространство между нами, но мои глаза не могут увидеть самих себя.

Даже если мне нужно увидеть свою фигуру, я должен стать оказаться в зеркале, я должен быть на расстоянии от самого себя, и только тогда я смогу увидеть собственное отражение. Если я вижу свое отражение в зеркале, это значит, что мой образ находится на расстоянии от меня, и теперь он видим мне. Зеркало только выставляет ваш образ на каком-то расстоянии от вас. Таким образом, появляющееся пространство осуществляет вашу способность видеть.

Для того чтобы видеть, необходимо расстояние. Для того, кто отождествляет себя с телом, или считает себя именно телом, не существует никакого расстояния между ним и его же телом.

Когда-то жил мусульманский мистик, его звали Фарид. Однажды утром к нему пришел некий человек и задал ему тот же вопрос, который вы задали мне. Он сказал Фариду:

- Мы слышали, что Иисус, когда его распинали, не кричал, не причитал, и вид его не был несчастным. Мы также слышали, что, когда Мансуру отрезали конечности, он смеялся. Как может такое быть? Это невозможно.

Фарид не вымолвил ни слова. Он засмеялся, выбрал один из предложенных ему преданными людьми кокосовых орехов и отдал его этому человеку.

- Возьми этот кокос, - сказал он. - Пока что он не зрел. Разбей его, но убедись, что ты не повредил зерно. Разбей скорлупу ореха и принеси мне неразбитое зерно.

- Это невозможно, - ответил человек. - Кокос не зрелый, и между внешней скорлупой и зерном нет пространства. Если я расколю скорлупу, зерно тоже повредится.

- Выброси этот орех из головы, - сказал Фарид. - Вот другой кокос. Возьми его, он сухой. Здесь между скорлупой и зерном есть пространство. Можешь ли ты убедить меня в том, что можешь разбить только орех, не тронув зерно?

- А что в этом трудного? - удивился человек. - Я разобью скорлупу, а зерно сохранится, и никаких трудностей.

- Скажи мне, почему зерно не повредится? - велел Фарид.

- Потому что кокос сухой, - объяснил человек. - И между скорлупой и зерном есть пространство.

- Не бери на себя труд разбивать кокос, - остановил Фарид человека. -Положи и этот орех в сторону. Ты получил ответ или нет?

- Я спрашивал тебя о другом, а ты увел меня в сторону своими разглагольствованиями о кокосе. Я спрашивал тебя о том, почему Иисус не кричал, когда его распинали? Почему он не причитал? Почему Мансур не корчился от боли, когда ему отрезали конечности? Почему он смеялся? Почему он улыбался?

- Потому что эти люди были сухими кокосами, - ответил Фарид. - А мы сырые кокосы, и иной причины нет.

Иисус не плакал, когда его распинали, а Мансур не страдал от боли, а смеялся и улыбался, когда его убивали, потому что они совсем перестали отождествлять себя со своими телами. И нет другой причины, кроме этой. Распинали не Иисуса. Иисус наблюдал изнутри за распинаемым телом, и он смотрел на свое тело с того же расстояния, что и окружавшие его люди. Он созерцал себя извне, отдельно от тела. Никто в толпе не плакал, никто не кричал: «Не убивай меня!» Почему? Потому что между ними и телом Иисуса было расстояние.

В Иисусе тоже было расстояние между созерцающим элементом и его телом. Поэтому Иисус тоже не кричал: «Не убивайте меня!»

У Мансура ампутировали конечности, но он все время смеялся.

Кто-то спросил его:

- Что заставляет тебя смеяться, когда у тебя отрезают ноги и руки?

И Мансур ответил:

- Я кричал бы, если бы вы расчленяли меня, но вы рубите не меня. Глупцы, вы казните не меня. Я смеюсь над вами, потому что вы принимаете это тело за Мансура, так же как вы принимаете собственные тела за подлинных себя. Вы непременно будете страдать, испытывая в смерти боль. То, что вы вытворяете со мной, - это ничто иное, как повторение ошибок, которые вы совершали, обращаясь с самими собой. Если бы вы осознавали, что вы отдельны от своих тел, тогда вы не пытались бы разрезать мое тело. Вы знали бы, что вы и ваше тело - это два разных понятия. Тогда вы поняли бы, что, режа тело Мансура, вы не режете его самого.

Величайшее приготовление к вхождению в смерть в сознательном состоянии заключается в том, чтобы, прежде всего, войти сознательно в боль, потому что смерть случается не часто, она не приходит каждый день. Смерть наступит только один раз, готовы вы к ней или нет, и не бывает репетиции перед смертью. Но боль и несчастье приходят каждый день. Мы можем приготовиться, переживая боль и страдания, и помните о том, что, если у вас получится смотреть на эти явления прямо, то это окажется полезным в момент смерти.

Поэтому искатели всегда радушно встречали страдание. И нет другой причины для этого. Не то чтобы страдание было замечательным явлением. Причина просто в том, что страдание дает искателю возможность приготовиться, достичь себя. Искатель всегда благодарил Бога за страдания, которые он преодолевает, по простой причине, что в моменты несчастья человек получает возможность перестать отождествлять себя с телом.

Запомните, что садхану, духовное учение, трудно практиковать, когда человек счастлив. Это лучше делать, когда вы несчастливы, потому что в моменты счастья человек не хочет ощутить ни малейшего отделения себя от своего тела. Когда вы счастливы, тело чувствует, что оно дорого вам, и вы не хотите отделиться от него даже на дюйм.

В моменты счастья мы приближаемся к телу, поэтому не удивительно, что искатель счастья становится материалистом. И также не удивительно, что, если человек, который постоянно ищет счастья, считает себя ничем более, как телом, потому что в счастливые времена он начинает существовать как зеленый кокос вместо сухого кокоса, тогда расстояние между ним и его телом постоянно сужается.