Во всяком случае игра стоит свеч, а удивительный пример детей, способных к подводному плаванию, несет в себе достаточно тем и размышлений.

В главе “Океан в человеке” мы видели, как процесс формирования будущего ребенка от яйца до зародыша за девять месяцев вкратце повторяет историю эволюции. Сначала клетка, затем протозоо и позвоночное животное. Но особенно любопытен пример эволюции сердца человеческого зародыша: от двухкамерного, как у рыб, оно становится трехполостным, как у рептилий, и наконец четырехкамерным, как у всех млекопитающих.

Мы также видели, что жизнь, выплывая из моря, индивидуализировалась, унося с собой его “лоскуток”. На самом дне генетической памяти человек хранит “след” своего водного прошлого. Что же говорить о новорожденном, который только что расстался с водной средой, проведя там целых девять месяцев! Именно это кажется мне наглядной иллюстрацией формулы “фундаментальной биогенетики” Эрнста Геккеля, о которой мы уже говорили: “Онтогенез повторяет филогенез” (развитие индивидуума повторяет в миниатюре развитие вида). Новорожденный никогда не был знаком с Геккелем, однако помнит в пределах отпущенной ему маленькой вселенной свой собственный водный атавизм. Доказательством чему служит “суббамбино”. Я использую кавычки для этого выражения, потому что оно не отражает истинного представления о концепции “новорожденный — вода”, хотя и передает довольно убедительно ее идею.

Тридцать лет назад в Соединенных Штатах детей начиная с восьми месяцев учили плавать раньше, чем ходить. В наши дни детям рекомендуется плавать уже в два месяца. Да, в два! Я видел и сам снимал в Кёльне трехмесячных детей, весело барахтавшихся по нескольку секунд под водой в теплом бассейне. Инстинктивно они совершали апноэ и блокировали гортанное отверстие совсем как игуаны Галапагосов или известный греческий ныряльщик Хаджи Статти. Я разговаривал с врачами-специалистами, и они утверждали, что начинать надо было гораздо раньше. Через 100 дней гемоглобин новорожденного[108], имеющий большее сходство с кислородом, чем гемоглобин взрослого человека, начинает терять это важное качество (которое обнаруживается, впрочем, у морских млекопитающих). С другой стороны, во время своей внутриутробной жизни зародыш являет собой самое настоящее гипоаэробное животное, его легкие не функционируют, но оно потребляет уменьшенное количество кислорода[109]. Кровеносная система погруженного в материнское лоно новорожденного полностью обеспечивает его артериовенозной смесью со слабым парциальным давлением кислорода (60 % нормального давления). Впрочем, вследствие стойкости овального отверстия (в соответствии с учением Боталло), о котором мы еще поговорим, зародыш довольствуется кровью, содержащей 50–60 % кислорода. В амниотической жидкости материнской утробы, состоящей на 98 % из воды, человеческий зародыш — сначала существо почти целиком водное (97 % воды от общего веса). Так что очень легко понять глубокую связь новорожденного с водой.

Если и есть кто-нибудь, кто воспринял все это до конца и кто вот уже много лет проповедует исключительный метод естественной интеграции ребенка в воду, то это мой друг Дэнис Брусе из Монпелье. Вода, считает он, не должна быть для нас чем-то “чужеродным”, она скорее “проекция” нас самих. Нет необходимости учить ребенка “обуздывать”, “завоевывать” воду, нужно, наоборот, помочь ему найти себя в ней. И больше ничего. Дэнису (впрочем, как и мне) не нравится, что этих малюток определяют как “пловцов” и “ныряльщиков”, не нравится потому, что вызываемая этим сенсация вовсе не соответствует тому духу, который должен бы воодушевлять родителей, возвращающих сыновей и дочерей в их исконную стихию. Благодаря своему методу Дэнис сделал поразительные наблюдения на детях, едва ли достигших месячного возраста.

Многие врачи начинают понимать наличие могущественных связей, объединяющих новорожденного с водной стихией. Они выступают не только за естественные роды, но также за ненасильственные роды, т. е. исключающие травмы от резкого перехода новорожденного из знакомой ему жидкой вселенной материнского лона к сухому и полностью неизвестному миру земли. Это тем более правомерно, что в первые месяцы своего роста ребенок усваивает только жидкое питание. Идя дальше доктора Лебуайе, автора книги “За рождение без насилия”, группа физиологов, которая уже много лет интересуется моими экспериментами глубоководного погружения в апноэ на острове Эльба, намеревается предпринять при моем сотрудничестве исследования отношений и связей, возникающих у новорожденного с водой. Мы собираемся сделать это таким же образом, как британские исследователи, досконально изучившие архаичный рефлекс ходьбы у новорожденных. Этот проект, который мы назовем “Исследование архаичного рефлекса погружения человеческого существа” (никак не иначе), станет частью моей будущей деятельности. Этот рефлекс апноэ особенно заметен у новорожденных до трехмесячного возраста, потому что еще заложен в их памяти. Достаточно, например, уронить несколько капель воды на лицо грудного ребенка, чтобы увидеть, как у него автоматически задерживается дыхание[110].

Спрашивается, что все это значит и какие таит надежды? Я думаю об этом уже много лет. И, пожалуй, могу сказать, что убежден в том, что именно здесь, на перекрестке дорог, на этом переходе от внутриутробной жизни к жизни атмосферной, найдутся решения проблемы завтрашнего человека-амфибии.

Прослушав множество докладов и лекций, неоднократно беседуя с экспертами и знатоками обо всем, что было сделано в данной области, я начал мечтать.

И пришел к заключению, что смогу подсказать самому себе два возможных пути. Первый, не отвечающий моим глубоким устремлениям, но благосклонно принятый нашей технологической эрой, которая требует практического и немедленного приложения идеи, я бы назвал путем “искусственной плаценты”. Второй, вы это уже понимаете, тот, что соответствует моей природе и не может по-настоящему процветать, кроме как только в моем воображении: путь человека-дельфина.

Идея искусственной плаценты пришла благодаря длительному обдумыванию вопроса в моей маленькой голове апноиста и изучению теорий и работ Килстра, Гвиллерма и других исследователей, о которых я вкратце упоминал. Я часто обсуждал ее со своими друзьями, врачами, физиологами, со многими, кто следовал за мной в моих экспериментах. Большинство из них не находит ее такой уж химерной, и поэтому я позволю себе говорить о ней с вами.

Сделаем для начала некоторое отступление, проанализируем еще раз зародышевую стадию (решительно, скажут психоаналитики, это стало навязчивой идеей!). Итак, вообразим себе, как человеческий зародыш (и здесь я абстрагируюсь от пола) удобно свернулся клубочком в материнском лоне. Его пуповина проходит через тонкую пленку, которая его окружает, похожую на мешочек или гибкую яичную скорлупу, и достигает плаценты. Плацента, как определил ее Яворский, “это губчатая масса, которая во время беременности служит посредником между зародышем и матерью. Это основная часть зародышевых аннексий, исключаемых после родов. В этот момент она измеряется от 15 до 20 см ширины и от 3 до 4 см толщины. Плацента состоит из двух частей: одна образована эмбрионом, другая — матерью. Кровеносная система зародышевой плаценты полностью изолирована, кровь эмбриона нигде не смешивается с кровью матери, но, так как их разделяет только клеточная мембрана толщиной в несколько тысячных миллиметра, между двумя кровеносными системами осуществляются питательные обмены. Плацента позволяет зародышу черпать из материнской крови питание и кислород для поддержания жизни и удаления продуктов диссимиляции (распад сложных органических веществ в организмах, сопровождающийся выделением энергии), она выполняет, таким образом, функции пищеварительной системы, легких и почек”.