Не знаю, видели ли меня Альфредо и Роберто, но я под водой издал самый глубокий вздох облегчения в моей жизни. Эта жизнь буквально висит на ниточке троса. Он как символическая пуповина связывает меня со всем живым на земле. Шар, как мне кажется, поднимается слишком медленно, и первые 10 м я помогаю ему сильными ударами ласт. Как было условлено, Юрген опустился на 95 м и извещает меня о своем присутствии дружеским шлепком по спине. Несколькими секундами позже другой удар: это Кафьеро, оставшийся на 70 м. Потом очередь Лучано Галли сообщить мне, что я на полпути. Здесь я предполагал оставить шар и подниматься дальше самостоятельно, но сегодня я не могу себе этого позволить. Наконец последний удар по плечу: это Инжир, который, как мы и договаривались, поднялся на 20 м, где обычно я останавливаюсь, чтобы понять свое состояние и получить от него точную информацию о длительности погружения на этот момент. Однако сегодня возможности передохнуть нет. Я и без того знаю, что исчерпал мои три с половиной минуты абсолютной безопасности, и не годится дальше испытывать судьбу. Впервые за эти последние три месяца экспериментов вылетаю на поверхность вместо того, чтобы по привычке остановиться на несколько мгновений в метре от нее, прежде чем вновь обрести свои “земные размеры”.

Без сомнения, переход этот очень резкий. Мне требуется несколько секунд, пока я наконец смогу выкрикнуть традиционное “ку-ку!”. Гаэтано, это само воплощение силы, находится позади меня, готовый прийти на помощь. Слава богу, никаких обмороков, и я вскарабкиваюсь без чьей-либо помощи на платформу, с которой испускаю очередную серию “ку-ку”, полных радостного и бурного восторга. Восторг в секунду перелается всей команде медиков, физиологов, а также официальных наблюдателей, находящихся на борту судна, потому что все хорошо, что хорошо кончается, и операция “ниже ста метров” удалась.

После триумфа радости на борт “Эльбано-1” возвращается спокойствие. Безмятежные и удовлетворенные, все приступают к своим занятиям.

Я вытягиваюсь на платформе в позе полного расслабления. Впервые за несколько месяцев меня охватывает чувство покоя и полной гармонии с окружающим миром, природой, морем, моими товарищами.

Воздух кажется особенно сладким. Солнце вновь улыбается мне. Смотрю на небо, облака и невольно уношусь мысленно к ним. На мгновение теряю представление о времени и пространстве. Не верится, что то, что я сделал, — правда… Говорю себе: “Почему я, а не другой?” Меня захватывает вихрь образов, возникающих в памяти как вспышки огня. Они напоминают о некоторых событиях моей жизни, предшествовавших этому дню, и в конце концов я начинаю понимать, как и почему я оказался здесь. Первый образ, который всплывает в моем мозгу, — это дельфин Клоун, или, точнее сказать, “дельфиниха”, потому что, как вы увидите, это была “женщина” в самом широком смысле слова.

Когда я вспоминаю Клоуна, я думаю о дельфинах вообще. Обо всех дельфинах мира. Об этих лукавых детях моря, наших морских братьях. Однако странно, что местные дельфины не пришли поприветствовать меня на этот раз в день моего самого глубокого погружения, как делали обычно уже несколько лет. А ведь днем раньше Альфредо с друзьями видели огромного дельфина, играющего вокруг “Эльбано-1”, на якорной стоянке в заливе Парети. Животное, мне сказали, выпрыгнуло несколько раз так высоко, как только возможно, словно искало что-то или кого-то.

Я утешаюсь, что, может быть, искали именно меня. Кто знает? Не улыбайтесь. В самом начале экспериментов глубоководного погружения в апноэ у острова Эльба в 1973 г. подводники из моего экипажа тоже обвиняли меня в том, что я болтун, мечтатель и мистик, когда я говорил о моих отношениях с этими необычными созданиями. Это продолжалось до тех пор, пока они сами не убедились в существовании явлений, часто непонятных и тревожных, о которых мы еще поговорим. Я глубоко убежден, даже если не смогу этого объяснить и еще меньше доказать, что установил с дельфинами своего рода подсознательную связь. Не забывайте о нашей почти полной неосведомленности о способах общения “без проводов и шума”, находящихся в ведении так называемых низших животных земного или подводного царства. Но вопрос в другом. По крайней мере сейчас мне абсолютно ясно, что образ дельфина следует за мной на протяжении всех важнейших событий моей жизни на воде и на суше. Этому должно быть объяснение. Психиатр сказал бы, что оно должно восходить к моему самому раннему детству. Скорее всего он не будет полностью неправ.

Это случилось в Красном море. Мне было семь лет. На пароходе мы плыли всей семьей из Китая во Францию. Я и мой брат находились на нижнем мостике, в нескольких метрах от зеркальной глади моря, в компании главного бортового механика, который всегда был готов показать нам что-нибудь новое.

Вдруг брат, разглядев многочисленные плавники над поверхностью воды, закричал:

— Акулы!

— Нет, — сказал офицер, — это не акулы, а дельфины. Обратите внимание на форму их спинных плавников и манеру движения, всем этим они очень отличаются от акул. И, заметьте, они не рыбы, а теплокровные млекопитающие, как вы и я. Посмотрите… посмотрите, как время от времени они поднимаются на поверхность, чтобы дышать.

Мы действительно были восхищены фонтанами брызг, которые вырывались из отверстия на голове этих необычайных созданий. Но больше всего меня поразили живые, полные разума глаза, вечная “улыбка” и почти человеческий звук их дыхания. Они приблизились к борту корабля так близко, что были всего в нескольких метрах от нас. Внезапно я понял их взгляд, их улыбку. Это было обращение, необъяснимый и неясный призыв. Я почувствовал, что у нас есть что-то общее, что будто бы они — мои океанские братья. Тогда-то у меня и возникло предчувствие, что эта первая наша встреча не будет последней. Вновь я увидел моих друзей дельфинов вдали от старушки Европы, а точнее, в Китае, где некогда я родился во французской семье, и позже в Японии, куда мои родители часто отправлялись на летние отпуска.

Мой отец был начальником Исследовательского отдела французского муниципалитета в Шанхае, куда переехал с молодой женой, моей матерью, в начале 20-х годов но окончании Лицея инженеров и архитекторов в Марселе, своем родном городе. Таким образом, он должен был по роду службы много путешествовать по Китаю. Некоторые друзья в Ханчжоу, куда он часто выезжал, гостеприимно приглашали его к себе за город вместе с семьей, где на берегах озера Дунтинху мы проводили конец недели. Я никогда не забуду это восхитительное место, расположенное в 100 км на юго-западе от Шанхая на реке Янцзы. Из окна маленькой виллы порой были видны недалеко от берега группы из четырех, шести и даже десяти огромных рыбин длиной от одного до полутора метров, которые время от времени появлялись на поверхности.

Мне только-только исполнилось десять лет, потому что я родился в Шанхае в 1927 г., а точнее, 1 апреля, что дает мне право носить прозвище Рыба[4]. Я уже опытный апноист и часто ныряю с моим старшим братом Пьером.

Нам знакомы мельчайшие извилины берега, а на пустынном полуострове вулканического происхождения с ландшафтом, напоминающим лунный, находится наше любимое убежище, называемое “Семь гротов”. Там в тенистых, защищенных от волн уголках вода всегда спокойная и прозрачная. Дно украшено красивыми перламутровыми ракушками. Мы играем в ловцов жемчуга и мечтаем о сказочных погружениях, которые совершим однажды на Таити или где-то в другом месте, когда станем большими.