Накануне русской революции 1905 года ультраправые вкупе с тайной полицией сфабриковали и распространили «Протоколы сионских мудрецов». Подделку инспирировал многоопытный Петр Рачковский, шеф русской тайной полиции в Париже, а состряпал ее, по-видимому, третьесортный журналист Матвей Головинский.[173] Пропагандистская задача «Протоколов» состояла в том, чтобы отвлечь внимание читающей публики от социальных конфликтов начала XX в. и направить ее внимание на конфликты этнонациональные. Иными словами, заменить классовое расовым. «Протоколы» выдвигали единственную причину европейских социальных катаклизмов: оказывается, некое злокозненное и тайное еврейское правительство манипулирует великими европейскими державами, стремясь установить контроль евреев над всем миром.

Таким образом, «Протоколы», этот пропагандистский шедевр XX в., предлагал читателю удобную черно-белую картинку европейского общества эпохи декаданса. Существуют великие империи — Британская, Габсбургская, Романовых — свет цивилизации, а есть темное невидимое нечто, плетущее политические интриги с целью опутать европейскую цивилизацию липкой паутиной иудейского заговора. Сначала «Протоколы» появились в 1903 г. в провинциальной бессарабской газетенке, а в 1905 и 1907 г. в книжном формате, под редакцией и с комментариями Сергея Нилуса, ультраконсервативного православного мистика, и Георгия Бутми, нечистоплотного журналиста-графомана, активиста СРН.

Эта книга здорово помогла СРН в распространении ксенофобских и расистских инсинуаций. Любые завоевания классовой борьбы или политические реформы были мгновенно объявлены результатом антирусского вмешательства. Становление капитализма, появление пролетариата и притязания русской буржуазии не имели ничего исконно русского, с точки зрения СРН, а возникли из-за еврейского присутствия на русских землях. Это все, мол, иностранные агенты вытворили.

Опираясь на небогатый набор антисемитских штампов, предложенных «Протоколами», руководство СРН представило идею свободы как еврейскую бомбу, контрабандой доставленную в Россию из-за рубежа для уничтожения русского народа и русской церкви. Вооружившись «Протоколами» как неким новым Откровением, СРН апеллировал к сфабрикованной фальшивке как к достоверному документальному свидетельству, доказывающему, по блистательной догадке ультраправых, что модернизация России (включая введение конвертируемого рубля) — явление еврейское, чуждое и пагубное. Даже деятельность сект, таких как штундисты и баптисты, не говоря уже об украинских национал-демократах, в терминах всероссийских съездов СРН оказывалась гнусными еврейскими проделками.[174]

Русские ультраправые подыскали основательную теоретическую базу своим далекоидущим предложениям. Они обратились к идеям Артура де Гобино, основоположника теоретического расизма и автора расистской теории, при помощи которой он трансформировал свое аристократическое презрение к колонизированным африканцам и порабощенным американским неграм в историософию расового неравенства. Авторы от СРН восполнили теоретическую нищету религиозного антииудаизма и политического антисемитизма новооткрытым биологическим расизмом. В этом СРН существенно отошел от официальной российской этнонациональной традиции XIX в., согласно которой идентичность определяется религиозной принадлежностью и согласно которой крещения достаточно, чтобы превратить инородца в русского, пользующегося всеми теми привилегиями, которыми пользуются православные подданные государства российского. Но предводители СРН придерживались иного мнения и подкрепляли свой лелеемый расизм русской пословицей: «Жид крещеный что вор прощеный». Ни крещение, ни русификация, с их точки зрения, не способны были обратить еврея. Даже животворящий крест не вытравит неуничтожимой семитской метки. Это был не тривиальный религиозный антииудаизм, а самый что ни на есть новейший расизм марровского толка.

Всех евреев скопом в СРН зачисляли по иудейско-религиозному ведомству, включая сплошь обрусевших и осовременившихся, а также атеистов, ассимилянтов, неприсоединившихся, скептиков, безграмотных, окультуренных и крещеных. Более того, в СРН полагали, что самое понятие «иудаизм» неотделимо от племенной ненависти и ксенофобии, насаждаемых, конечно же, человеконенавистническим Талмудом. Ультраконсерваторы черпали свои выдающиеся познания о Талмуде из антииудейских инсинуаций христианских полемистов, от Раймонда де Пеньяфорта (1175–1275) и Иоганнеса Пфефферкорна (1469–1523) до Ипполита Лютостанского (1835–1915) и Якова Брафмана (1825–1879). С точки зрения русских ультраправых, евреи не были многоязычными и поликультурными людьми различных политических направлений, религиозной принадлежности и общественных устремлений; они были одним единым, целостным, устрашающим «талмудическим еврейством».[175]

Совершенно так, как учил Ленин и развил Сталин в своем знаменитом очерке о марксизме и национальном вопросе, идеологи из СРН считали, что евреи — это раса или племя, а не народ и не религия. Народ поддается трансформации, племя — нет. Но, идя гораздо дальше, чем Ленин и Сталин, русские ультраправые заявляли, что именно в поведении евреев раскрывается их племенная семитская суть. Всякий раз, сойдясь вместе, евреи непременно создают тайное правительство, враждебное православной цивилизации. Крещеный русскоговоря-щий еврей даже в четвертом поколении подспудно отвергает русские ценности и втайне вынашивает антирусские намерения. Можно заставить его сменить религиозные убеждения, рассказать ему о Достоевском и Пушкине, научить его уважать символы государственной власти — все равно он останется бесстыжим, бессовестным и беспринципным иудеем. «Евреи ассимилируется физически, но не духовно», — провозглашали расисты из СРН. Превратить евреев в равноправных граждан немыслимо в рамках этой расистской идеологии. Можно отобрать у еврея Талмуд, но вытравить Талмуд из еврея не получится.[176]

СРН щедро одаривал своих пылких сторонников, таких как ныне полу- или напрочь забытые Алексей Шмаков (1852–1916), Георгий Бутми (18 561 927), Георгий Замысловский (1872–1820) и Михаил Меньшиков (1859–1919). Среди этих ничтожеств Меньшиков был наиболее заметным и талантливым, не случайно он подвизался корреспондентом «Нового времени», респектабельной и многотиражной консервативной газеты. Известный знаток русской культуры XIX в. (наш современник) охарактеризовал Меньшикова как третьеразрядного журналиста, который черпал свои идейки из «котла с фельетонными объедками».[177] Когда Меньшиков перешел на ультраконсервативные позиции и занялся малосъедобной объедочной журналистикой, Чехов назвал его мерзавцем, Лев Толстой прервал с ним отношения, министр просвещения в царском правительстве обозвал его свиньей, а граф Сергей Витте заметил, что Меньшиков заходит куда дальше самых крайних реакционеров. Однако не следует торопиться списывать Меньшикова как литературную пустышку: популистский, хотя и поверхностный литератор, Меньшиков сформулировал и пустил в широкий обиход главные антисемитские мифы, которые питали (и питают) русских писателей, поэтов, журналистов, политиков и философов не только в XX, но и в XXI в.

Меньшиков сформулировал основные догматы русской ксенофобии точно так же, как до него «Протоколы сионских мудрецов» сформулировали ключевые положения европейского антисемитизма. Он первым из русских консерваторов взял на вооружение биологический расизм. Именно он ввел в русскую консервативную философию теорию Гобино об арийском превосходстве. В своих патетических воззваниях, замешанных на густом расизме (позднее собранных в один том под названием «Письма к русской нации»), он распространялся о превосходстве касты русской аристократии и о неполноценности иноземцев нерусского происхождения. Он ненавидел нерусские этносы, кем бы они ни были, даже балтийских немцев, совершенно обрусевших, урбанизированных, глубоко патриотичных, поставлявших русской армии отличных офицеров.